— Что я — больной? Или смахиваю на сумасшедшего? Что мне делать на Марсе? Зачем мне космос? Нет, голубчики, мне и без Луны хорошо живется.
— А для чего же ракета, если в городе нет космонавтов?
— Почему — нет? Желающих сколько угодно. Многие в космос рвутся. А я их рядом со своей избушечкой содержу. В миленьких каморочках. Потому что высоко летать — это нехорошо. Вредно высоко летать. Опасно летать выше меня. Запрещено летать выше меня!
— Опасно? Вредно? Запрещено?
— Ага. Потому что полетит такой «желающий» в космос и героем может стать. А герой в нашем городе один-единственный, это я сам. И других героев мне тут не требуется.
Типтик молчал. Молчала и Бабушка. Они сидели, прижавшись друг к другу и смотрели, как солнце исчезает за краем земли — вот оно легло боком на синюю тучку… вот последний разок брызнуло длинными лучами… вот подтянуло к себе лучи и спряталось.
«Ну отчего я еще маленький? — думал Типтик. — Был бы я большой да сильный — выбросили бы мы с Бабушкой этого одноглазого из вертолета… Ну, ничего мы еще что-нибудь придумаем. Хорошо, что рядом Бабушка…»
Она, кажется, угадала, о чем думал внук, потому что шепнула ему на ухо:
— Не унывай!.. Двое — не один!
Вертолет снижался.
— Эх, скоро-скоро весь этот город будет моим! — сказал Дядя Ловушка. — Скоро-скоро людишки мои помрут… Город мне достанется!
— Зачем вам одному целый город? — спросила Бабушка. — Вы, конечно, сумасшедший!..
— Не знаю… Может быть, может быть… Один в городе! Буду ходить по улицам один. Буду сам по себе разгуливать по разным кварталам и смотреть, где чего имеется. У меня будут ключи от всех-всех квартир! И все здесь будет мое: платья, костюмы, шляпы, ботинки. Я каждые десять минут буду переодеваться, каждые пятнадцать минут буду переобуваться. Каждый час буду смотреть на свой монумент. Сам себе буду говорить: «Да здравствует Главный Хранитель!» Сам себе буду говорить: «Ура! Спокойной ночи!» Не жизнь, а сплошное ликование.
— А если Картина до этого расколдуется? — спросил Типтик.
— Ни-ни! Ни в коем случае!.. Что ты, голубок — мне этого совсем не надо. Мне и так хорошо. Просто замечательно! А если кто-нибудь другой ее расколдует, тогда моя жизнь пойдет совсем иначе. Боюсь, как бы Ворон не вмешался в это дельце… Конечно, свернуть бы ему башку — и все в порядке. Но мне самому тайну узнать хочется… А вот и моя бедная избушечка!..
Они пролетели над каменным забором, над железными воротами и приземлились посредине широкого двора. Прямо перед ними высился дом-громадина. Сразу было видно, что он не такой, как другие дома в городе. Темный. Каменный. В нем даже настоящих окон не было. Только высоко-высоко, под самой крышей, тускло светились три узеньких щелочки.
На крыше пересвистывались мермехоны.
Наступала ночь.
Глава двадцать восьмая
Сто вторая ошиблась
— Хороша моя избушечка? — спросил Дядя Ловушка, вылезая из вертолета. — Вы теперь будете жить у меня под боком. Нет-нет, не в моей избушечке, а рядышком, в железном дворике. И никуда вы отсюда не убежите: слишком много знаете обо мне. Ох, как много!
Он хлопнул в ладоши:
— Сто вторая!
Немедленно из темноты подкатилась машина, похожая на перевернутого паука: стальные лапы шевелились у нее по бокам, как живые.
— Возьми-ка, Сто вторая, бабушку-старушку и запри ее в хорошенькую клеточку!
— Не имеете права! Я буду жаловаться! — закричала Бабушка. — Я напишу в газету!..
Но Сто вторая ловко обхватила ее своими могучими лапами, приподняла над асфальтом и покатила в самый дальний угол двора.
— Тимоша! Внук!.. — послышалось оттуда.
Сто вторая приехала обратно; теперь ее лапы потянулись к Типтику.
— Умница! — похвалил машину Дядя Ловушка. — Лучший сторож и надзиратель; одна заменяет двадцать самых опытных охранников. Никогда не спит; есть не просит — только смазывай, да подзаряжай аккумуляторы… Займись-ка, Сто вторая, этим сопляком паршивым! Живо!..
Мгновенно стальные лапы схватили Типтика под мышки. Приподняв его, машина закружилась по двору.
— Что же ты, дурашка, мечешься из угла в угол? — ласково проговорил Дядя Ловушка. — Ты ведь образованная машинка… Тащи этого щенка туда, где клетки. Сажай его под самый большой замок!
Вихрем понеслась Сто вторая вдоль двора. В полутьме Типтик заметил: тут было что-то вроде зверинца — клетки большие и маленькие, низкие и высокие.
Что было дальше — Типтик не помнит. Сто вторая его бросила… опять приподняла и с силой посадила на твердый асфальт — У Типтика потемнело в глазах, и он потерял сознание.
Он очнулся на рассвете.
Кто-то тихонько смеялся: совсем близко…
Типтик приоткрыл глаза и увидел, что сидит около запертой клетки. Не в самой клетке… а около! А сама клетка закрыта на тяжелый замок, который болтается над его головой.
А в соседней клетке, за решеткой, смеется молодой человек. Сидит взаперти, а смеется весело, по-озорному, как все равно мальчишка.
— Ничего смешного тут нет, — сердито сказал Типтик.
— Наоборот, это очень забавно! — весело прошептал молодой человек. — Ведь Сто вторая ошиблась!.. Ах, как это хорошо!.. Главный Хранитель думает, что его хватающие машины похожи на людей и все могут делать сами, без ошибок. Нет, машина без человека, сама по себе, ни на что не годится. Самая умная машина становится глупой, как пробка, если ею командует злобный дурак.
— Дядя Ловушка, по-моему, не дурак.
— Ловушка?.. Главный Хранитель — Ловушка? Отличное прозвище! Кто придумал? Ты.
— Нет, не я…
— Все равно хорошо. Он, действительно — хитрая ловушка. Воображает себя умным, а на деле бывает дураком. Хочешь докажу?
— Ничего я не хочу… — у Типтика болела голова. — Я хочу удрать отсюда.
— Для тебя это пара пустяков! Ты ведь сидишь не за замком, а под замком. Понимаешь разницу?. Ловушка не совсем четко отдал команду, и Сто вторая перепутала. Понял?
— Да… — слабо улыбнулся Типтик.
— Пока еще все спят, давай знакомиться. Я — Учитель, сын Последнего Доктора.
— Вашу дочку зовут Зоей?
— Правильно. А тебя — Типтиком?
— Кто вам сказал?
— Угадай.
— Н-не знаю…
— Загляни-ка вон в тот уголок… Только тихонько, не шуми! Типтик с трудом поднялся на ноги. Огляделся. В клетках спали люди… На решетках, как в настоящем зверинце, белели таблички:
«УЧЕНЫЙ. Из породы беспокойных».
«ПОЭТ. Редкий экземпляр — из породы мечтателей».
«ИНЖЕНЕР. Из породы искателей».
Тишина… Краешек неба за углом черного дома чуть заметно порозовел, но в вышине еще сияли крупные звезды…
А в углу, там, куда показал Учитель, стояла позолоченная клеточка; в ней, подвернув голову под крыло, дремал… Воронуша!
— Проснись! Проснись, черненькая птичка! — зашептал Типтик, просунув руку в клетку к Воронуше.
Ворон вздрогнул, хотел каркнуть, но Типтик зажал ему клюв:
— Тс-с! Молчи!.. Мы убежим. В твоей клетке прутья тонкие… попробуем их согнуть… Только не каркай. Тише!..
Осторожно, но изо всех сил, Типтик потянул к себе один прут… Прут скрипнул и чуть-чуть подался… Типтик еще приналег. Ворон нетерпеливо переступал лапами; потом боком навалился на решетку… Еще усилие — и клетка сломана! Воронуша на свободе!
Теперь — как можно скорее перелезть через высокий каменный забор. Скорее — пока не проснулся Ловушка, пока его глазастые мермехоны не подняли тревогу.
Воронуша единым махом вспорхнул на ворота.
А Типтик… Что с ним? Почему не бежит, почему медлит?
«Бабушка, где ты?» — хотел крикнуть Типтик, но тут же крепко сжал губы. Он посмотрел вглубь двора. Двор огромный, и где-то там, в самой глубине его стоит клетка, в которую хватающая машина бросила Бабушку.
Мальчик медленно подошел к Учителю. Ох, у этой клетки прутья были такие толстые! И замок на дверце — грузный, стальной.
— Беги, дружище, спасайся! — Учитель печально смотрел на Типтика. — Ты почти на свободе. Лезь через забор…
— Не могу. Здесь моя Бабушка. Не могу я без нее…
— Твоей Бабушке не убежать. Замок без ключа не открыть. Ключи от всех клеток у Главного Хранителя, у Ловушки.
— А где он их держит?
— Неизвестно… Знаю лишь, что спит он сейчас вон в той комнате с открытым окошком. До этого окна тебе даже во сне не добраться — слишком высоко.
— Мне не добраться… А что если… — Типтик сдвинул брови. — Воронуша, ко мне!
Глава двадцать девятая
Бой
Что Типтик шептал Ворону — Учитель не слышал. Только отдельные слова можно было разобрать: «блестит»… «разрешаю»…
И вот, черные крылья заколыхались — сначала едва заметно, нерешительно; потом — все чаще, чаще: Ворон набирал высоту, с опаской поглядывая на каменный дом… Вот он осторожно подлетел к узкой щелочке окна, заглянул внутрь…