Юра и Нюра следили за происходившим во дворе из-за занавесок. Они боялись, что, как только появятся в окне, на них сразу же начнут показывать пальцами: «Вот они — поджигатели! Разрушители! Террористы!» Что, если их кто-нибудь видел, когда они выбегали из подвала?
— Слушай, а где Барабашка? — спросила вдруг Нюра. В панике они не заметили, как он исчез и во что превратился.
— Не беспокойся, — мрачно буркнул Юра. — Первым выскочил… Такие всегда — заварят кашу, а потом пятаком прикидываются… «Клад!.. Клад!.. Честное слово Барабашки»!.. А сам чуть дом не взорвал и смылся. Жулик ушастый. Вот сейчас пойду на чердак, найду его и…
— Не надо, Юрочка! — Нюра едва не заплакала.
— Надо! — твёрдо решил брат. — Обязательно пойду и… скажу всё, что я о нём думаю!
Тут зазвонил телефон. Это была мама. Она сказала, что вернётся поздно, чтобы дети сами разогрели борщ и что завтра в деревню они не едут…
Отъезд откладывался. Но это уже ничего не меняло. Юра больше не верил ни в клад, ни в чудеса, ни в сказочные обещания. Отныне он верил только в собственные силы и — по субботам — в «Лотто-Миллион». Вот в таком решительном настроении он и отправился на чердак.
— Я ему сейчас всё скажу… Всё скажу… — бормотал он по дороге.
Нюра поплелась за ним, втайне надеясь, что до кровопролития дело не дойдёт. А чтобы брат не подумал, будто она заодно с Барабашкой, взяла с собой миску молока.
Но ни Барабашки, ни кошки на чердаке не было.
— Марианна Васильевна! Кис-кис! — звала Нюра, поставив миску на пол.
Никто не отзывался.
— Нету их! — вздохнула девочка. С одной стороны хорошо, конечно, что Юре не с кем ссориться, а с другой… Вдруг с Барабашкой что-то случилось?
— А я уверен, что он здесь, — заявил Юра. — Просто испугался и прячется! Слышишь, Барабашка, вылезай!
Юра внимательно осматривал чердак и вдруг увидел в углу сапог. Сапог был старый, почти развалившийся, и мало чем напоминал тот, в который превращался Барабашка. Однако Юра отлично помнил, что никакого сапога тут не было…
— Мог бы придумать что-нибудь поинтересней, — буркнул он, обращаясь к сапогу. — Ладно, давай превращайся обратно. Я тебе ничего не сделаю…
Сапог молчал и признаков жизни не подавал.
— Ах, так? — снова разозлился Юра. — Тогда я запру тебя в ящик, и будешь там сидеть, пока не станешь нормальным…
Детям показалось, что сапог вздрогнул. Для пущей убедительности Юра крепко взял его за голенище и…
— Ой! — прошептала Нюра.
Сапог превратился… Но не в Барабашку, а в маленького старичка с длинными ушами.
— Вы кто? — вздрогнул Юра, продолжая держать старичка за уши.
— Немедленно поставь меня на пол! — возмутился тот скрипучим голосом.
— Извините, — пролепетала Нюра. — Мы вообще-то ищем Барабашку.
— Я вообще-то тоже его ищу, — закряхтел старичок, потирая уши. — Я его дедушка!
Глава одиннадцатая
Ох, до чего непросто иметь внука-неслуха! Учишь его, учишь, воспитываешь, воспитываешь, на ушах стоишь, а толку чуть. Правда, на ушах дедушка Барабан Барабаныч стоял не в целях воспитания, а для укрепления собственного здоровья и духа: каждое утро он делал специальные упражнения и в свои пятьсот шестьдесят семь лет выглядел очень неплохо. А Барабашка — тот и зарядки по утрам не делал, и вообще не радовал старика. Дед-то думал, будет у него внук умным, серьёзным, положительным — одним словом, гордостью семьи. Так ведь нет — весь в него пошёл…
Репутация у Барабан Барабаныча была так себе. Имелись у него, конечно, и опыт, и знания, и внешность солидная, но время от времени такое выкинет — все прошлые заслуги насмарку. То во время светского бала привидением нарядится, всех гостей перепугает, то живой лягушкой обернётся и французу-гувернёру на тарелку прыгнет. Это ещё в те старые годы, когда дворец музеем не был. А недавно — лет двадцать назад — такое отмочил, что чуть международный скандал не вышел.
Приехал к ним на экскурсию африканский генерал из дружественной страны. И так ему шлем Александра Невского понравился, что решили знатному гостю сделать дорогой подарок. А когда в Африке генерал собрался похвастаться, то вместо шлема обнаружил в чемодане старую строительную каску.
Не любил Барабан Барабаныч, когда национальное достояние разбазаривали. Ведь для того и жили барабашки во дворцах и хоромах, чтобы сокровища охранять. Правда, в последние лет восемьдесят работать стало труднее. Старых хозяев повыгоняли, и из дворцов стали тащить все, кому не лень. Но Барабан Барабаныч эти попытки пресекал и детей; своих тому же обучил. Однако не было у молодого поколения должного рвения. Вот и проморгали барабашкииы родители старинную икону XV века и теперь гоняются за ней по всему миру. Таков уж закон у барабашек: пока не вернёшь пропажу — не возвращайся!
А старый дед, кроме своих прямых обязанностей — проверки замков, постукивания и отпугивания, — должен был заниматься ещё и воспитанием внука. Образование ему давать… Эхе-хе!
Для образования и повёз его в Москву. Третьяковку показать, а заодно со столичными родственниками познакомить — с третьяковскими барабашками, а если повезёт в Кремль попасть — так и самими кремлёвскими. Уж больно случай подвернулся соблазнительный: из музея на выставку в Третьяковскую галерею отправлялась машина с экспонатами.
Деда, конечно, мучили сомнения: как оставить дворец без присмотра? Но в Москву везли всё самое ценное — не взяли только чучело мамонта и пробитые шальной пулей сапоги героя революции. И старик решился. Пусть внук другие музеи увидит, картины знаменитые посмотрит. Васнецова или Репина, например, как Иван Грозный убивает своего сына. Страшная картина! Барабан Барабаныч-то эту сцену своими глазами видел, ещё когда в Кремле жил. Репин, конечно, маленько всё приукрасил, но Иван Грозный — похож, ничего не скажешь.
Всю дорогу до Москвы Барабашка вёл себя тихо и даже не высовывался из-под брезента, которым был затянут кузов грузовика. Только изредка чихал от непривычного запаха бензина. Дед был доволен и, когда они, наконец, въехали в столицу, окончательно расслабился и потерял бдительность.
На Цветном бульваре машина попала в пробку. Барабашка посмотрел через дырочку в брезенте и обомлел — рядом со зданием цирка стоял лысый мамонт, живой и в золотой попоне. А возле него толпились дети с воздушными шариками в руках. Барабашка никогда в жизни не видел слона, и ему, конечно же, захотелось рассмотреть его поближе. И не успел дед глазом моргнуть, как внук превратился в голубой шарик и полетел к диковинному зверю. Однако долететь до слона ему так и не удалось. Какой-то мальчик подпрыгнул и поймал его за верёвочку.
Спохватившись, Барабан Барабаныч превратился в шмеля и бросился вдогонку. Но, попав в толпу воздушных шариков, растерялся: одних только голубых среди них было не меньше сотни. Дед громко жужжал, призывая легкомысленного внука обратно. На него кричали, отмахивались шляпами и сумками, В общем, окончательно сбили с толку.
Тем временем пробка рассосалась, автомобили тронулись с места, поехала и машина с экспонатами. Оставлять сокровища без присмотра Барабан Барабаныч не имел права. Отчаявшись найти внука, он укусил от злости продавца воздушных шариков и полетел за машиной.
А внук летел в противоположном направлении. Воспользовавшись порывом ветра, он вырвался из рук мальчика, и уже через несколько минут влетал в открытое окно дома номер 14 по улице Божедомка…
Барабан Барабаныч поднял на ноги всю столичную родию. Кремлёвские, третьяковские, именипушкинские и даже политехнические барабашки три ночи подряд стучали условным стуком в разных концах Москвы, но Барабашка не отзывался. Дед каждый день появлялся в районе Цветного бульвара и внимательно прислушивался, не объявится ли где-нибудь его пропащий внук. В нормальных условиях он бы засёк Барабашку и за сто километров, но в Москве всё стучит, гремит, бурлит, ломается, строится — столько всяких помех!
Как люди узнают друг друга по почерку или по походке, так барабшки узнают друг друга по стуку.
И вот, наконец, сегодня деду послышалось что-то родное. А когда вслед за этим раздался взрыв, он уже совершенно точно знал, чьи это проказы.
Обнаружив свежие следы внука на чердаке, он успокоился, прикинулся сапогом и стал дожидаться возвращения негодника, чтобы горячо обнять его, а затем как следует надрать уши…
И дождался. Уши надрали ему самому. Стыд и позор! Гак осрамиться на старости лет — да его за всю долгую жизнь ни один человек в глаза не видел…
— Чего вы на меня так уставились? Дедушка я его, — сердито повторил Барабан Барабаныч, потирая уши.
— Покойный? — поинтересовалась Нюра.