«Великий Царь всех слонов, я послан к тебе моим повелителем Силимукхой, Богом Луны. Он очень сердит, что ты осквернил прохладные воды его озера и убил зайцев, которые находятся под его защитой».
«Если бы Силимукха мог ниспослать дождь, нам не пришлось бы больше пить из Озера Луны, – сказал Чатарданта, обессилевший от жары. – Разве не знает он, что источники почти пересохли и реки превратились в тонкие ручейки?»
Но Виджайя твердо стоял на своём. «Царь Чатарданта, ты должен поклясться, что никто из твоего стада не будет больше пить отсюда – или вам будет преподан урок».
«Какое наказание может быть хуже, чем смерть от жажды?» – спросил Чатарданта.
«Силимукха, Владыка Приливов и Отливов, может наложить запрет на рождение новых слонят. Без молодого пополнения ваши стада вымрут», – внушительно пригрозил Виджайя.
Чатарданта задумался. «Тогда я клянусь, что ни один слон не будет больше пить из Озера Луны».
Виджайя знал, что Чатарданта сдержит своё обещание, только если оно будет дано при свидетелях.
«Пойдём со мной к Силимукхе, он приказал мне привести тебя, чтобы он сам мог услышать твою клятву».
Виджайя повёл Царя слонов дальними окольными дорогами, так словно путь их лежал в чертоги Бога Луны. На самом же деле умный Заяц привёл Слона к Озеру Луны.
«Приготовься, Чатарданта, – сказал он торжественно. – Лишь немногие видели лик Бога Луны, и чего только о нём не рассказывают. Приготовься лицезреть его величие и принести ещё раз свою клятву».
В это время спустилась ночь, и на озере воцарились тишина и спокойствие.
«Закрой глаза, о Великий Слон, – прошептал Виджайя. – Ты первым из вашего племени предстанешь перед ликом Бога Луны».
Потом Виджайя запел в честь Бога Луны зловещую песнь, от которой у Чатарданты шерсть на затылке поднялась дыбом. Наконец Царь слонов предстал пред очами Бога Луны.
«Преклони свою голову, Чатарданта, и смотри на Бога Луны, когда будешь произносить свою клятву».
Склонившись над водой, залитой лунным светом, Чатарданта медленно открыл глаза и увидел диск Луны. И там стоял сам Бог Луны – могучий сияющий Слон.
Почти онемев от священного трепета, Чатарданта склонился ещё ниже и поклялся, что он и его стадо сдержат свою клятву и никогда больше не будут пить из этого озера.
Потом Виджайя проводил потрясенного Слона прочь, восхваляя его за великое мужество, которое он явил перед ликом Бога Луны. Мудрый и хитрый, Виджайя устроил всё так, что Чатарданта принёс клятву перед тем, что Слон воспринял как самое священное, – перед собственным отражением в воде.
С тех пор, когда Силимукха посылал дождь, чтобы остудить землю, Чатарданта говорил своему народу: «Видите, тот Великий, что живёт на Луне, в самом деле Слон!»
Самая холодная ночь
Это старинная ирландская сказка.
Когда мир был гораздо моложе, чем теперь, старая орлица по имени Лейтхин жила в гнезде на утёсе у реки Шаннон. Однажды ночью грянул такой мороз, какого никогда до сей поры не знали в этой части Ирландии. Когда наступил рассвет, тихий и суровый, Лейтхин услышала, как двое её птенцов спорят.
«Случалась ли когда-нибудь на земле такая же холодная ночь, как эта?» – спросил один.
«Не припомню ничего такого, – отвечал другой, – но есть кое-кто, кто может это знать».
«И кто же это может быть?» – спросила Лейтхин.
«К примеру, Дабхчозах, черноногий олень, что живёт близ горы Бен-Балбен, – ответил птенец. – Я слышал, что он живёт на Земле со времён Великого потопа. Если кто и может знать, так это он».
Лейтхин преисполнилась желания узнать ответ на этот вопрос. Сама она прожила уже немало, но не могла поверить, что когда-нибудь случалась ещё более холодная ночь. Так что она полетела к горе Бен-Балбен, хотя ветер был таким сильным, что носил её по небу, точно листок, а мороз свирепствовал по-прежнему, так что она дрожала, несмотря на своё густое оперение. Она достигла склонов Бен-Балбен и увидела там быстроного оленя, который чесал свой бок о старый сломанный дуб, стоявший на краю склона.
«Скажи мне, – обратилась к нему Лейтхин, – знал ли ты когда-нибудь за свою долгую жизнь такую же холодную ночь, как та, что была накануне?»
«Я никогда не припомню такого лютого мороза», – ответил Дабхчозах.
«А сколько лет тебе, о мудрый?» – спросила Лейтхин.
«Видишь этот сломанный дуб? – сказал Олень. – Я помню, когда он был совсем юным деревцем. Я появился на свет на мягком мху у его корней и жил здесь, пока не стал совсем взрослым. Это мое любимое место, и по сей день я всегда возвращаюсь сюда вечером, как бы далеко я ни уходил. Этот старый дуб и я росли вместе, пока он не стал могучим деревом, которое дарит тень летом и защищает от зимних ветров. Я привык тереться о его ствол, скрёб об него свои рога, пока он не состарился и от него не остался лишь голый обломанный ствол, который ты видишь ныне. И за всё это время я не припомню ночи такой же холодной, как прошлая».
И Лейтхин полетела домой и рассказала птенцам всё, что сказал ей Дабхчозах. «Должно быть, – сказала она, – никто не припомнит ночи такой же холодной, как прошлая». Но второй птенец всё не успокаивался. «Есть кое-кто постарше Дабхчозаха», – сказал он.
«И кто же это?» – спросила Лейтхин.
«Возможно, Дабхгойр, Черный Дрозд из Клонферта, – ответил птенец. – Может, он знает больше».
«Тогда я полечу и спрошу его», – сказала Лейтхин.
Следующим утром она вновь отправилась в путь, хотя погода была такой же плохой, как и накануне, и снег налипал на крылья. Путь до Клонферта был долгим, но Лейтхин его преодолела и разыскала дроздов, которые сидели, нахохлившись, на голых ветках деревьев. Вскоре она заметила среди них одного, который отличался от всех прочих своими белыми крыльями.
Лейтхин увидела, как он слетел вниз, в дыру под крышей какого-то маленького дома. Лейтхин последовала за ним и оказалась в кузнице: огонь в ней не горел, а кузнец давно ушёл.
«Ты ли Дабхгойр Чёрный?» – спросила Лейтхин.
«Я», – ответил Дрозд. Вблизи он выглядел чрезвычайно древним, перья его пообтрепались, а крылья были совсем белыми.
«Я Лейтхин, со скалы близ реки Шаннон. Я прилетела, чтобы задать тебе один вопрос».
«Так спрашивай», – прохрипел Дабхгойр.
«Позапрошлая ночь была такой холодной, какой не было за всю мою жизнь, а я прожила немало лет. Я уже спрашивала Оленя из Бен-Балбена, и даже он не припомнил, чтобы когда-нибудь было так холодно. Скажи мне, знавал ли ты более холодную ночь?»
Черный Дрозд помолчал немного, а потом слетел вниз и уселся на старую наковальню.
«Я появился на свет в этой кузнице, и когда я был птенцом, эта наковальня была целой и новенькой. Видишь, как теперь она истёрта с одной стороны? Это потому что я тёр об железо свой клюв. За свою долгую жизнь я стёр её до тоненькой полоски. И за всё это время я не припомню ночи холоднее позапрошлой».
Получив ответ, Лейтхин расправила крылья и полетела обратно в гнездо.
«Ну, что ты расскажешь нам сегодня?» – спросил её птенец, по чьей милости она побывала так далеко.
«Я долетела до самого Клонферта и поговорила с Дабхгойром. Он живёт так долго, что успел стереть своим клювом железную наковальню. Но даже он не припомнил ночи холоднее, чем позапрошлая. Должно быть, и правда, это была самая холодная ночь».
«Ха! И всё же есть кое-кто постарше Дабхгойра, – воскликнул птенец. – Голл, полуслепой Лосось с водопада Ассарое, наверняка припомнит более холодную ночь».
«И зачем только я услышала твой вопрос, – воскликнула Лейтхин. – Теперь не смогу успокоиться, пока не найду на него ответа».
И Лейтхин хотя и рассердилась, но на следующее утро вновь отправилась в путь. На этот раз ей пришлось лететь к водопаду Ассарое – дальше всех тех мест, где уже побывала она в поисках ответа, – весьма значительное расстояние для столь почтенной птицы. Там она уселась на скалу, оглядывая запруду, где собирались лососи, и подождала, пока огромная серебристая рыба вынырнула, чтобы покормиться в тени скалы.
«Это ты Голл, великий и мудрый Лосось с Ассарое?» – крикнула она.
Лосось высунул из воды голову, и она увидела, что он и в самом деле был наполовину слепым: одного глаза у него не было, а другой был затянут серой плёнкой.
«Кто меня зовёт?» – спросил Лосось.
«Я, Лейтхин, Орлица. Я прилетела задать тебе один вопрос. Но сначала мне надо узнать, как далеко простирается твоя память?»
«Очень далеко. Я помню дожди, которые обрушились на землю во время Великого потопа, я помню племена богини Дану и фоморов, которые пришли на эти берега в тёмную пору до начала времён. Я помню одного великого по имени Ламфадха, который знал историю всего Западного мира; и его сына, Финтана Мудрого, который задавал вопросы, как раз похожие на те, что задаёшь ты».