Он был так взволнован и с таким оживлением оглядывал окрестности, что совсем не смотрел на нее и не замечал, что она не говорит ни слова.

Наконец он остановился на красный свет и лишь тогда взглянул на свою спутницу.

— Боже, ты таешь! — воскликнул он.

Бедная свежемороженая дама на глазах превращалась в лужицу. Парикмахер схватил носовой платок и стал вытирать капли с ее лица, но воды в его машине все прибывало и прибывало. Он откинул верх своего автомобиля, вокруг них заплясал свежий ветер, но ничто, ничто не помогало.

Сзади сердито гудели машины, потому что светофор уже зажег зеленый глаз, но парикмахер так разнервничался, что не мог ехать дальше, он только восклицал в отчаянье:

— Она тает! Она тает!

Из будки высунулся полицейский и спросил строгим голосом:

— Вы почему не едете?

— Моя невеста тает, — сказал парикмахер.

— Ваша невеста, где она? — спросил регулировщик.

— Да вот же, рядом со мной, — ответил тот, но на соседнем сиденье была одна лишь лужица.

— Эта лужа и есть моя невеста, — грустно пояснил парикмахер и тронулся с места.

Регулировщик с сочувствием посмотрел ему вслед. Приехав домой, парикмахер взял половую тряпку и вытер сиденье. «Слава богу, что это искусственная кожа», — подумал он и сам расстроился от своей бессердечности. «Неужели меня так мало огорчило, что прекрасная Сорбет растаяла?» — спросил он себя.

«А, собственно, почему это должно было меня огорчить? — он пожал плечами. — Все-таки она была слишком холодна для меня. Я рад, что сумел вырваться из этой страны свежемороженых дам. А сейчас я с удовольствием выпью чашечку горячего кофейка».

Он поставил на плиту воду и открыл холодильник, чтобы достать оттуда бутылочку рома. Почему-то бутылки не оказалось на положенном месте, и парикмахер нагнулся, стараясь заглянуть в глубь полки. И тут он почувствовал, как две холодные, словно лед, руки обвили его шею.

— А вот и я, — прозвучал у его уха ледяной голос тетушки Фригитты. — Теперь-то я тебя не выпущу. Ты вернешься со мной назад.

Парикмахер стал задыхаться. Он хрипел и кашлял, пытаясь вырваться. Наконец он вцепился обеими руками в дверцу холодильника и дернулся с такой силой, что ледяное объятье разжалось, и он грохнулся затылком на кухонный коврик. Почти теряя сознание, он пнул ногой дверцу, и она захлопнулась.

— Фу, еле вырвался! — сказал парикмахер, ему было ужасно жарко. Потом он выпил кофе без всякого рома, а на следующий день поместил в газете объявление: «Продается холодильник. В полной исправности».

И с этого дня в доме парикмахера не было холодильника. И он терпеть не мог все свежемороженое, даже самые вкусные ягоды.

Каждое воскресенье, когда Том с отцом шли в церковь, они проходили вдоль высокой стены. В стене была небольшая дверь.

— Что за этой дверью? — спросил однажды Том.

— Но, мой мальчик, — ответил ему отец, — в стене нет никакой двери.

И все-таки Том отчетливо видел эту дверь, и как-то раз, когда отец заговорился с церковным сторожем, он отпустил отцовскую руку и скользнул в эту дверь.

Он долго пробирался на ощупь по длинному коридору, пока не нащупал следующую дверь. Толкнув ее, он очутился в комнатке.

За столом сидела девочка. Напротив нее, закинув ногу на ногу, сидел огромный заяц и курил сигарету в длиннющем мундштуке. Они играли в шахматы.

— Доброе утро, — поздоровался Том.

— Доброе утро, — кивнул заяц. — Бери стул и садись.

Том сел и посмотрел на девочку. У нее были невероятно печальные глаза, и он спросил:

— Как тебя зовут?

Вместо ответа девочка заплакала. Всхлипывая, она встала из-за стола и закрыла лицо руками.

— Бессовестный! — сказал заяц. — Ты зачем об этом спрашиваешь?

— Но я же… я не знал, что она заплачет, — растерялся Том. — Я ведь просто спросил, как ее зовут.

— Это называется: не в бровь, а в глаз, — покачал головой заяц. — Она потеряла имя. И от того, что она потеряла имя, она должна оставаться здесь и играть в шахматы хоть до скончания веков. Мы ждем, когда ей позвонят.

И заяц показал мундштуком на телефонный аппарат в углу.

— Но кто ей должен позвонить? — спросил Том.

— Этого мы не знаем, — развел лапами заяц. — Мы просто надеемся, что однажды позвонит телефон и кто-нибудь скажет нам ее имя. Если это произойдет, она спасена.

— Я бы хотел ей помочь, — пролепетал Том. — Может быть, я…

— Ты уже довел ее до слез, — раздраженно сказал заяц. — Она плачет тридцать пять часов подряд. Бессовестный! Исчезни!

Том молча покинул комнатку, прошел назад по длинному коридору, открыл дверь и оказался на залитой солнцем улице. Отец все еще разговаривал с церковным сторожем, он даже не заметил отсутствия Тома, потом они пошли в церковь.

У Тома никак не выходила из головы плачущая девочка. «Конечно, я не осмелюсь еще раз там появиться, — думал он, — но я должен попытаться отыскать ее имя. И тогда я смогу позвонить ей. И скажу ей по телефону ее имя. Но где же, где же мне его найти? Может, ее зовут Маритье, а может — Гертруда, а может — Рамона… но откуда я могу это узнать?» В задумчивости он зашел в сад за своим домом и увидал рядом с сараем вьющуюся розу, прекрасную вьющуюся розу. Около нее в землю была вбита табличка с надписью: «Кармелита». Это было имя красной розы. «Может, ее зовут Кармелита, — подумал Том. — Она так же хороша, как эта роза. Я позвоню ей и назову ее Кармелитой». Он вернулся в дом, в коридор, где стоял телефон. Там, рядом с вешалкой, на табуретке сидел заяц. Он сидел, положа ногу на ногу, и попыхивал сигаретой в длинном мундштуке. Заяц лениво взглянул на Тома и сказал:

— Номер — семь нулей.

— Ой! — ошарашенно прошептал Том и начал набирать нули. Но не успел он набрать третий нуль, как заяц сказал, задумчиво пуская кольца дыма:

— Но ее зовут не Кармелита.

— Ох! — снова выдохнул Том и положил трубку на рычаг. Он опустил голову и тяжело вздохнул.

— Как же ее зовут? — спросил он. Но когда оглянулся, заяц уже исчез.

Понурившись, мальчик вышел из дому и пошел бродить по городу. Одна улица перетекала в другую, вторая — в третью, так он шел, и шел, и шел, пока ноги сами не привели его снова к церкви. За церковью лежало полузаброшенное кладбище, вьюны словно забвением опутали кресты и надгробья. Том брел вдоль старых могил и вдруг увидел маленький камень, на котором стояла надпись: Юдифь, 11 лет.

«Может, ее зовут Юдифь, — подумал Том. — Она так же печальна и бледна, как вьюны на церковном кладбище. Ее наверняка зовут Юдифь». Он собрался было перелезть через ограду и побежать домой звонить, но на одном из могильных камней заметил зайца. Тот сидел, положив ногу на ногу, и смотрел на Тома.

— Ее зовут не Юдифь, — угрюмо сказал заяц.

Том перебирал в памяти женские имена: Аманда, Розелинда, Яннеке, Марджолин, Лизбет, Эстер, Годеливе, Минтье. Луна светила в окно, он не мог больше лежать в кровати и спустился вниз, в гостиную. В комнате было темно, но луна как бы невзначай брызнула на старое мамино ореховое бюро, и Тому показалось, что за ним мелькнули длинные заячьи уши. Том выдвинул один из ящичков и вынул оттуда материнскую записную книжку.

Это была старая-престарая записная книжка, он полистал ее без всякого интереса. Там было написано: «В 11.30 придет пить кофе пастор». Страничкой позже: «Садовнику — два гульдена». Его мать записывала сюда всякую всячину — чтобы не забыть. Но это было много лет назад. Том хотел положить книжку на место, но тут взгляд его случайно упал на в спешке написанную строчку. С трудом он разобрал: «Отправить Тома и Тинтье за патокой».

И внезапно он вспомнил. Он — еще совсем маленький — должен пойти с соседской девочкой Тинтье в магазин. Он вспомнил, что они вдвоем шли по переулку. Вспомнил, как зашли в маленький бакалейный магазинчик, где за прилавком стояла сморщенная седая старушка… но потом все будто подернулось мутной пеленой. Больше он ничего не мог вспомнить, но все равно, совершенно счастливый, бросился в коридор к телефону. Не включая света — ему в избытке хватало кравшейся за ним по пятам луны — он семь раз набрал нуль.

— Алло, — тихо сказал он в трубку. — Это ты, Тинтье?

— Это я, Том, — ответил ему мелодичный голосок.

— Можно я приду к тебе? — спросил Том.

— Но я уже здесь, — сказал голос из трубки. — Оглянись.

Том оглянулся и увидел на табуретке, где в прошлый раз сидел заяц, девочку, потерявшую имя. Ее зовут Тинтье.

Она улыбнулась и поцеловала его.

— Спасибо тебе, — сказала она. — Ты помнишь ту старушку из бакалейного магазина? Это была ведьма, она держала меня взаперти и отобрала у меня имя. А теперь ты вернул его мне.