Я попросил у Ганса и Ольгерда ручку и бумагу, торопливо нацарапал «Согласен пройти испытания, на экзамен приеду. Тупсифокс.» и сунул записку в целлофановый пакетик.

– Прощайте, рада была с вами познакомиться, – мигнула обеими фарами сова-почтальон и выпорхнула в широко открытое окно.

Мы снова легли спать и с трудом, но уснули. А через час меня, дядюшку и наших друзей привидений вновь разбудил дробный стук в оконное стекло.

– Что еще этой сове понадобилось? – проворчал Кракофакс, наблюдая как Ольгерд и Ганс открывают раму для ночной летуньи.

Однако вскоре выяснилось, что к нам прилетела совсем другая сова. В новом послании, которое она принесла, уже в более жестком тоне, говорилось, что следует ОБЯЗАТЕЛЬНО сообщать о своем решении принимать или не принимать участие во вступительных экзаменах. Иначе ректорат может и отказать в поступлении.

– Простите, что разбудила вас, – извиняющимся голосом проворковала крылатая почтальонша, – но днем я ничего не вижу. Сидела до темноты на чьем-то чердаке, вся перепачкалась… Как меня только не съели коты и кошки!

– Неужели нельзя посылать письма обычной почтой? – возмутился дядюшка, вновь забираясь на постель и кладя на смятую подушку взъерошенную голову. – В крайнем случае, можно использовать голубей, а не этих подслеповатых куриц!

– Попрошу без оскорблений, – нахохлилась обиженно сова. – Посылать письма с нами, конечно, не совсем… гхм… разумно, зато таинственно, волшебно…

Я вновь нацарапал на бумажке свое подтверждение о желании участвовать в экзаменах. Приписал извинение за невольную задержку с ответом и отдал записку сове.

– Прощайте, – проворковала она, взлетая со спинки стула, – удачи вам, юноша!

И, лениво помахивая широкими крыльями, вылетела в окно и скрылась во мраке ночи.

– Может быть, нам теперь дадут поспать? – спросил, глядя в потолок, мой дядюшка не известно кого. – Хотя я вряд ли усну после таких сюрпризов!

– А ты постарайся, – посоветовал я ему. – Если повезет, то уснешь!

И я оказался прав, он действительно уснул! Чего, к сожалению, не могу сказать о себе…

Под утро в замок прилетали еще три совы с письмами из школы юных чародеев, но к счастью для меня и дядюшки, они стучались уже не в окна нашей спальни, а в окна комнаты Ганса и Ольгерда. Бедняжки (я имею в виду сов, а не моих друзей привидений) сбились с курса и даже ночью не смогли отыскать дома других абитуриентов. Залетев по ошибке в замок госпожи баронессы, они слезно умолили добрых призраков помочь им найти нужных адресатов. Пришлось Гансу и Ольгерду посреди ночи одеваться и лететь вместе с подслеповатыми совами на «прогулку».

– Тебе будет весело в этой школе! – сказал мне Ганс-Бочонок утром за завтраком. – В ней собрались такие шутники!

– Верно-верно, – поддакнул ему Ольгерд, аккуратно поднося к откинутому забралу бутерброд с сыром. – Велят, например, купить волшебные палочки, но не разрешают ими пользоваться долгое время. Зачем, спрашивается, зря деньги переводить? Чтобы какой-то прутик у тебя дома без дела валялся?

– Золотые слова! – поддержал рыцаря мой скряга-дядюшка. – Когда потребуется, тогда и купим волшебную палочку. А пока подождем денежки мотать. Кстати, а сколько она стоит?

– Обычная тридцать гнэльфдингов, с инкрустацией сорок, а для совсем «крутых» чародеев не меньше полусотни, – охотно ответил толстяк Ганс.

Дядюшка побледнел:

– Пол-сотни… У меня и денег таких нет… Впрочем, и тридцати гнэльфдингов тоже…

– Зато у меня есть, – гордо сказал Ганс-Бочонок. – Положил в банк сто лет тому назад один гнэльфдинг, и вот теперь набежали проценты! На палочку с инкрустацией должно хватить!

Мы вышли во двор, и наш бравый водитель начал заводить мотор своей машины, которую он ласково назвал «Тортиллой» в честь одной знаменитой черепахи. После тридцать восьмой попытки ему, наконец-то, повезло и он радостно завопил:

– Ура, двигатель заработал! Можно ехать!

Мы с дядюшкой уселись на места для пассажиров, а бравый гонщик забрался в шоферское кресло и мертвой хваткой вцепился в потрескавшийся руль.

– Желаю тебе удачно выдержать экзамены! – сказал Ольгерд и помахал мне невидимой рукой.

– Ты такой умница, Тупсифокс, ты обязательно поступишь! – поцеловала меня в лоб Кэтрин Мюллер.

– А провалишься – тоже не беда, – улыбнулся стоявший рядышком с Кэтрин ее жених Рихард. – Твой дядюшка хоть и неуч, а вон какой умный!

Услышав эти слова, Кракофакс побагровел и пихнул кулачком под ребро Ганса-Бочонка:

– Трогайте, уважаемый! Комплиментами меня не удивишь, поэтому я не собираюсь дожидаться новых. Трогайте, и Бог даст, мы доберемся до школы вовремя и, главное, живыми и невредимыми! Хотя ваш автомобиль, скажу вам честно, и не внушает таких надежд…

Дядюшка был прав, машина Ганса-Бочонка выглядела неказисто и надежд на победу в автомобильных гонках не давала никаких. Но добраться на ней из пункта А в пункт Б, в случае большой удачи, было можно, и Ганс-Бочонок частенько с успехом решал эту задачу.

– Главное, завести двигатель, – сказал он нам, когда мы выбрались за город и помчались со скоростью десять мерхенмиль в час в Браунвальд, где располагалась школа юных чародеев. – А еше, конечно, очень важно не делать остановок во время пути. Поэтому, друзья, мой девиз: «Вперед и только вперед!»

Мы с дядюшкой охотно подхватили его девиз и дали клятву не останавливаться ни на секунду и мчать вперед до тех пор, пока либо не приедем в школу, либо не загоним до смерти эту бренчащую, как расстроенное банджо, четырехколесную клячу. Единственной причиной нашей остановки и единственным ее оправданием может послужить только кончина автомобильного двигателя, он мог, конечно, подложить нам свинью и при очередном приступе хронической астмы прохрипеть последнее «прости!» и отойти навеки в лучший из миров. Но пока этот железный парень держался молодцом, и наша гнедая лошадка скакала от одного придорожного столба к другому, не уступая в скорости самому заядлому скейтбордисту.

Несмотря на гордое название «автобан», шоссе в этот утренний час было пустынным. Редкие автомобили проносились нам навстречу с частотой десять штук в час. Еще меньшее количество обгоняло нашу «Тортиллу». И происходило это не потому, что мы заставляли всех поголовно плестись у нас в хвосте – на это смешно было претендовать. Просто машин, которые двигались в общем с нами направлении, не было почти совсем.

– Беднягам не позавидуешь, – с глубоким сожалением произнес я, кивая на двух гнэльфов, стоявших у обочины с поднятыми руками. – Когда они дождутся добрую душу, которая их подберет!

Ганс-Бочонок сидел за рулем, поэтому мои слова он принял как упрек в свой адрес.

– Ничего, постоят, – процедил он сквозь зубы и еще сильнее нажал на педаль газа, мечтая побыстрее пронестись мимо очередной одинокой фигурки у края дороги и не встретиться взглядами с незнакомым ему бедолагой.

И все-таки Ганс-Бочонок спекся. Он мужественно проскочил, не останавливаясь, мимо трех девиц в спортивных костюмчиках с рюкзаками за плечами, пролетел, не снижая скорости, мимо энергично размахивающих флажками двух гринписовцев и одного старичка гнэльфа с плетеной корзинкой в руках…

И резко затормозил, увидев на шоссе пожилую гнэльфину, которая стояла посреди дороги даже не голосуя, словно была уверена в том, что ее обязательно посадят в машину, а не задавят тяжелыми колесами, как маленькую букашку, случайно припарковавшуюся в неположенном месте.

– Вам надоела жизнь, уважаемая фрау?! – закричал Ганс, высовываясь в окошко. – Так я охотно подскажу несколько адресочков, где с радостью выполнят ваше заветное желание! Причем без риска оказаться в полицейском участке и получить прокол в водительском удостоверении!

– Простите… Но все машины проскакивают мимо… А мне обязательно нужно попасть к моей старой знакомой фрау Кнопф…

– Бедняжка давно на небесах? – поинтересовался Ганс-Бочонок не столько из любопытства, сколько из-за душившей его злости.

– Фрау Кнопф жива, хотя и болеет. – Наша незнакомка явно не поняла иронии сердитого водителя и ответила так, как сочла нужным. – Раз вы все-равно остановились, то, может быть, вы все-таки подвезете меня до Нордхаузена? Это недалеко, всего пять мерхенмиль по автобану и еще две мерхенмили вправо.

– Мы едем никуда не сворачивая, – металлическим голосом сообщил Ганс-Бочонок гнэльфине.

А мой дядюшка добавил, выглядывая из-под его руки:

– Мы очень торопимся, фрау!

– Фрау Фукс, – представилась нам незнакомка и даже сделала легкий реверанс. Она словно не догадывалась о том, что наш разговор закончен и что нам пора отправляться в путь – разумеется, без нее.

Пока Ганс старался расшевелить задремавший двигатель, эта милая женщина успела поведать нам о своей столетней подружке Элизе Кнопф, живущей в каком-то захолустье в полном одиночестве. Причем она успела рассказать о ней, начав с ее тяжелого детства, а закончила эту грустную повесть только историей празднования полувекового юбилея подружки: дойти до нашей эры новоявленной Шехерезаде не дал автомобильный двигатель – он вдруг сжалился над нами и после трехсот двадцать четвертой попытки завелся.