— Кто?
— Школьники! Вышел я рано утром, а тут меня — рраз! — и сачком накрыли. Унесли и в «Живой уголок» поместили.
— А «Неживой уголок» бывает? — осторожно спросил Суслик.
— Бывает. Это когда из тебя чучело делают и в угол ставят.
— Почему меня? — помрачнел Суслик.
— Да разве тебя поймаешь живьём! Кстати, я там, в «Живом уголке», и Зайцеву тётку и твою тётку видел.
— Ну, моя там давно прижилась. Знаю. А кто ещё?
— Кот мышиного цвета.
— Мышиного? — оторопел Суслик.
— А то какого же! Его одними мышами кормят. Тёмно-серыми.
— Он что, мышей не ловит?
— Ему их школьники ловят. Сами. На сыр в мышеловках.
— Сказочная жизнь! — поразился Суслик. — И больше там нет никого?
— Ну, ещё семейная парочка морских свинок. Заморских, — уточнил Хома. — Такие гордые, словно баран с баранессой!
— Ух ты! — воскликнул Суслик. — А знаешь, как я был рад, когда тебя вновь увидел!
— Твоя тётка тоже мне была рада…
— Обрадовалась, что туда попал?
— Обрадовалась, что попался, — хмыкнул Хома.
— И как она там? — расспрашивал Суслик.
— Еле дышит. Необъятно толстущая!
— Кормят, значит, хорошо, — облизнулся Суслик.
— От пуза. Жареными семечками, спелыми орешками, зелёным горошком. Только глотай!
— Что же ты там не остался? — удивился Суслик.
Хома тоже удивлённо посмотрел на него. Так они долгое время смотрели друг на друга.
— Соскучился я по тебе, — в конце концов вымолвил Хома.
— A-а, ты за мной явился/— догадался Суслик.
— Не за тобой, а к тебе. И к себе, — устало заметил Хома.
— Сам же говоришь, кормят там здорово!
— Да разве кормёжка — главное?
— Конечно, — убеждённо ответил Суслик. — Главное — сытая безопасная жизнь! Дороже ничего нет. Всё так дорого, — пожаловался он.
— А воля? — Хома широко обвёл лапой и луг, и рощу, и поле, и всё, что за ним. И сладко прищурился. — Лучше воли нет ничего!
— А зачем голодному воля? — всё ещё сомневался Суслик.
— Если нет ничего, то лучше воли ничего нет! — Вот что Хома узнал в неволе.
— Не знаю, не знаю. Там-то, гляжу, поесть тебе вволю дают. А здесь тебя самого съесть могут!
— Тем более. Здесь не соскучишься!
— Ты так считаешь? — привычно спросил Суслик.
— А как ты считаешь? — рассердился Хома.
Сорвал с себя ленточку и повязал её на шею лучшему другу.
— Иди сам туда! — сурово показал правильное направление Хома. — Всё время прямо и прямо, никуда не сворачивай. Они тебя сами найдут, они сейчас меня ищут. То-то изумятся, когда получат вместо меня такого рослого Суслика с той же ленточкой. На пару твоей любимой тётке. А уж как она возрадуется! Будет тебя уму-разуму в школе учить!
От предстоящей учёбы, да ещё с тёткой, Суслика даже передёрнуло.
— За ленточку спасибо, — сдержанно сказал он. — А позаботиться я и сам о себе позабочусь. Никуда я не пойду.
— Почему же? — вновь хмыкнул Хома.
— А воля? Кто мне на неё глаза широко раскрыл! — Теперь уже Суслик широко повёл лапой вокруг. — Была бы воля, а пожевать всегда что-нибудь найдётся.
— Вот она, настоящая жизнь! — одобрил Хома. — Будь моя воля, я бы со свободой никогда не расстался!
— До чего же я везучий! — внезапно просиял Суслик.
— Ты о чём?
— Никто меня не похищал, ниоткуда я не бежал, никто меня с сачком не ищет, а ленточка-то мне досталась!
Хома ничего не сказал.
— А как тебе убежать удалось? — запоздало спросил Суслик.
— Понятно. Хочешь точно так же удрать, если тебя заловят?
— Ага. А вдруг!
— Мой приёмчик тебе не пригодится, — усмехнулся Хома.
Оказалось, ему Сусликова тётка убежать помогла. Она-то давно там сидит, совсем ручная стала. Ей разрешают ходить, где вздумается. Все входы-выходы знает. А до чего же глупая, хоть и толстая! Поверила Хоме. Он ей напел, что непременно вернётся вместе с лучшим другом Сусликом. С её дорогим неучёным племянником.
— И ты обманул мою тётку, доверчивую такую!
Смешной он, Суслик. Неужели и правда готов он был променять привольную жизнь на сытый угол? И на ленточку. Пусть и зелёную.
Зелёная ленточка — это тебе не зелёная трава. По траве босиком бегать можно, совершенно свободно. А ленточка, она ведь на шее висит. Как ошейник!