«Хорошо, — сказала она про себя, — раз они решили разыграть меня, я сама их разыграю».

— Ну, Ру, дорогой мой, — сказала она, вытащив поросёнка из кармана, — пора укладываться спать.

— Ага! — сказал Пятачок, стараясь произнести это слово как можно лучше. Но, увы, после такого ужасного путешествия «ага» получилось не очень хорошее, и Кенга, по-видимому, не поняла, что оно означает.

— Сперва купаться, — весело сказала Кенга.

— Ага! — повторил Пятачок, тревожно оглядываясь в поисках остальных.

Но остальных не было. Кролик сидел дома и играл с Крошкой Ру, чувствуя, что с каждой минутой всё больше и больше его любит, а Пух, который решил попробовать стать Кенгой, всё ещё учился прыгать в той же ямке с песком.

— Не знаю, — сказала Кенга очень задумчивым голосом, — может быть, тебе лучше сегодня принять холодную ванну? Как ты думаешь, Ру, милый?

Пятачок, который никогда особенно не любил купаться, задрожал от возмущения и сказал самым мужественным голосом, каким только мог:

— Кенга! Я вижу, что пришло время поговорить начистоту.

— До чего ты смешной глупыш, Ру, — сказала Кенга, наливая воду в ванну.

— Я не Ру, — громко сказал Пятачок. — Я Пятачок!

— Да, милый, да, — сказала Кенга ласково. — Никто с тобой не спорит!… И голосу Пятачка подражает, какой умница! — пробормотала она, доставая с полки большой кусок жёлтого мыла. — Ну, что ты у меня ещё придумаешь?

— Ты что, не видишь? — закричал Пятачок, — Глаз у тебя, что ли, нет? Погляди на меня!

— Я-то гляжу, маленький мой Ру, — сказала Кенга довольно строго. — А вот ты помнишь, что я тебе вчера говорила про гримасы? Если ты будешь строить такие гримасы, как Пятачок, то, когда вырастешь, станешь похож на Пятачка, и ты тогда об этом очень-очень пожалеешь. А теперь — марш в ванну и не заставляй меня повторять это ещё раз!

И, не успев опомниться, Пятачок оказался в ванне, и Кенга принялась изо всех сил тереть его большой лохматой мочалкой.

— Ой! — пищал Пятачок. — Отпусти меня! Я же Пятачок!

— Не открывай рот, дорогой, а то в него попадёт мыло, — сказала Кенга. — Ну вот! Что я тебе говорила?

— Ты-ты-ты, ты это нарочно сделала, — булькнул было Пятачок, как только смог снова заговорить…

Но тут во рту у него оказалась мочалка.

— Вот так хорошо, милый, помалкивай, — сказала Кенга.

В следующее мгновение Пятачок был извлечён из ванны и крепко-накрепко вытерт мохнатым полотенцем.

— Ну, — сказала Кенга, — а теперь прими лекарство — ив постель.

— К-к-какое ле-ле-лекарство? — пролепетал Пятачок.

— Рыбий жир, чтобы ты вырос большим и сильным, милый. Ты же не хочешь быть таким маленьким и слабеньким, как Пятачок, правда? Ну, так вот.

В этот момент кто-то постучал в дверь.

— Войдите, — сказала Кенга. И вошёл Кристофер Робин.

— Кристофер Робин, Кристофер Робин! — рыдал Пятачок. — Скажи Кенге, кто я. Она всё время говорит, что я Ру! А ведь я не Ру, правда?

Кристофер Робин осмотрел его очень тщательно и покачал головой.

— Конечно, ты не Ру, — сказал он, — потому что я только что видел Ру в гостях у Кролика. Они там играют.

— Ну и ну! — сказала Кенга. — Подумать только! Как это я могла так обознаться!

— Ага, ага! Вот видишь! — сказал Пятачок. — Что я тебе говорил? Я Пятачок!

Кристофер Робин снова покачал головой.

— Нет, ты не Пятачок, — сказал он. — Я хорошо знаю Пятачка, и он совершенно другого цвета.

«Это потому, что я только сию минуту принял ванну», — хотел сказать Пятачок, но успел сообразить, что, пожалуй, говорить этого не стоит. Едва он открыл рот, собираясь сказать что-то совсем другое, Кенга живо всунула ему в рот ложку с лекарством и похлопала его по спине и сказала ему, что рыбий жир очень, очень вкусный, когда к нему как следует привыкнешь.

— Я знала, что это не Пятачок, — сказала Кенга потом. — Интересно, кто это всё же может быть?

— Может быть, какой-нибудь родственник Пуха? — сказал Кристофер Робин. — Скажем, племянник, или дядя, или что-нибудь в этом духе?

— Вероятно, вероятно, — согласилась Кенга. — Только нам надо придумать ему какое-нибудь имя.

— Можно звать его Пушель, — сказал Кристофер Робин. — Например, Генри Пушель. Сокращённо.

Но, едва получив новое имя, Генри Пушель вывернулся из объятий Кенги и прыгнул вниз. К его великому счастью, Кристофер Робин оставил дверь открытой.

Никогда в жизни Генри Пушель — Пятачок не бегал так быстро, как сейчас! Он несся, не останавливаясь ни на секунду. Лишь в сотне шагов от дома он прекратил бег и покатился по земле, чтобы вновь обрести свой собственный — милый, уютный и привычный — цвет…

Так Кенга и Крошка Ру остались в Лесу. И каждый вторник Крошка Ру отправлялся на целый день в гости к своему новому другу — Кролику, а Кенга проводила весь день со своим новым другом — Пухом, обучая его прыгать, а Пятачок в эти дни гостил у своего старого друга Кристофера Робина.

И всем было ужасно весело!

Винни-Пух брёл по Лесу, собираясь повидать своего друга Кристофера Робина и выяснить, не позабыл ли он о том, что на свете существуют медведи. Утром за завтраком (завтрак был очень скромный — немножко мармеладу, намазанного на соты с мёдом) Пуху пришла в голову новая песня (Шумелка). Она начиналась так: «Хорошо быть медведем, ура!»

Придумав эту строчку, он почесал в голове и подумал: «Начало просто замечательное, но где же взять вторую строчку?»

Он попробовал повторить «ура» два или три раза, но это что-то не помогало. «Может быть, лучше, — подумал он, — спеть «Хорошо быть медведем, ого!». И он спел «ого». Но, увы, и так дело шло ничуть не лучше. «Ну, тогда ладно, — сказал он, — тогда я могу спеть эту первую строчку два раза, и, может быть, если я буду петь очень быстро, я, сам того не замечая, доберусь до третьей и четвёртой строчек, и тогда получится хорошая Шумелка. А ну-ка:

Ему почему-то так понравилась эта песня (Шумелка), что он распевал её всю дорогу, шагая по лесу. «Но если я буду петь её дальше, — вдруг подумал он, — как раз придёт время чем-нибудь подкрепиться, и последняя строчка будет неправильная». Поэтому он замурлыкал эту песенку без слов.

Кристофер Робин сидел у порога, натягивая свои Походные Сапоги. Едва Пух увидел Походные Сапоги, он сразу понял, что предстоит Приключение, и, смахнув лапкой остатки мёда с мордочки, подтянулся как только мог, чтобы показать, что он ко всему готов.

— Доброе утро, Кристофер Робин! — крикнул он.

— Привет, Винни-Пух. Никак не натяну этот Сапог.

— Это плохо, — сказал Пух.

— Ты, пожалуйста, упрись мне в спину, а то я могу потянуть так сильно, что полечу вверх тормашками.

Пух сел и крепко, изо всех сил, упёрся лапками в землю, а спиной изо всех сил упёрся в спину Кристофера Робина, а Кристофер Робин изо всех сил упёрся в спину Пуха и стал тащить и тянуть свой Сапог, пока он наконец не наделся

— Ну, вот так, — сказал Пух. — Что будем делать дальше?

— Мы отправляемся в экспедицию. Все, — сказал Кристофер Робин, поднимаясь и отряхиваясь. — Спасибо, Пух.

— Отправляемся в искпедицию? — с интересом спросил Пух. — Никогда ни одной не видел. А где она, эта искпедиция?

— Экспедиция, глупенький мой мишка. Не «ск», а «кс».

— А-а, — сказал Винни-Пух. — Понятно. По правде говоря, он ничего не понял.

— Мы должны отыскать и открыть Северный Полюс.

— А-а! — снова сказал Пух. — А что такое Северный Полюс? — спросил он.

— Ну, это такая штука, которую открывают, — небрежно сказал Кристофер Робин, который и сам не очень точно знал, что это за штука.

— А-а, понятно, — сказал Пух. — А медведи помогают его открывать?

— Конечно, помогают. И Кролик, и Кенга, и все. Это же экспедиция. Экспедиция — это вот что значит: все идут друг за другом, гуськом… Ты бы лучше сказал всем остальным, чтобы они собрались, пока я почищу ружьё. И ещё надо не забыть провизию.

— Про что не забыть?

— Не про что, а то, что едят.

— А-а! — сказал Пух радостно. — А мне показалось, ты говорил про какую-то визию. Тогда я пойду и скажу им всем.

И он отправился в путь.

Первым, кого он встретил, был Кролик.

— Здравствуй, Кролик, — сказал Пух. — Это ты?