Глава пятнадцатая

Завтраки

Завтрак в «Виде на океан» — мероприятие не для слабонервных. Все сидят в неуютной тишине и грызут твердые, как камень, крутые яйца под железным взглядом миссис Молотофф. Хозяйка меряет столовую шагами, точно тюремная надзирательница, и разливает жидкий чай из большого коричневого чайника.

Ведьмы осмелились заговорить, лишь когда она вышла в кухню наорать на Сирила. Все тут же хором принялись жаловаться.

— И это она называет завтраком? — прошипела Чесотка. — Надо пожаловаться, Чепухинда. Нет, правда.

— Вздор, — сказала Чепухинда, потягивая чай и чмокая губами от удовольствия. — Чудесный чаек. Ешь свое яйцо, Чесотка, и перестань ныть.

— Кажется, я зуб сломала, — подала голос Мымра. — Последний мой зубик, — печально добавила она.

— Барри не любит яйца, — не унималась Чесотка. — Для птиц это не завтрак, а плевок в душу. Да, Барри?

— А я овсянки хочу, — проворчала Макабра. — Мне нужна овсянка. Эта тетка сказала, ее нет в меню. Овсянки нет в меню!

— И горячей лавы тоже, — пожаловался Проныра. Чепухинда строго зыркнула на него. — Простите, госпожа, — забормотал он, — но вы же знаете, если я утром не выпью лавы, я сам не свой.

— Кому ты рассказываешь, — простонал Шелупоня, еще один любитель лавы. — Без лавы нет ритма, брат.

— Не знаю, как остальные, а я с голоду помираю! — сердито заявила Крысоловка. — Сейчас возьму и гренок попрошу. Скажу: «Мэм, пожалуйста, можно мне гренок». Прям как этот — Гулливер Свист.

— Оливер Твист, — поправила ее Грымза, очень начитанная ведьма.

— Да тебе духу не хватит, Крысоловка! — ахнула Вертихвостка, выпучив глаза. — Ну ты и бунтарка!

— Еще как хватит, — заспорила Крысоловка. — Можно, Чепухинда? Можно попросить еще чего-нибудь?

— Разумеется, нет, — живо сказала Чепухинда. — В меню написано: яйцо или гренка. А не и то и другое. Просить гренки будет неприлично.

Ведьмы дружно вздохнули. Если Чепухинде какая дурь засядет в голову, ни в жизнь не переубедишь.

— Надо было идти завтракать к Пачкуле в палатку, — посетовала Мымра. — Как Шельма. Они сардельки жарят. Чувствуете, как пахнет? Вот это я называю хорошим завтраком.

— И что же вы называете хорошим завтраком, позвольте спросить? — осведомился стальной голос. Все аж подскочили. В дверях стояла миссис Молотофф.

— Славное крутое-прекрутое яичко, — твердо сказала Чепухинда. — Просто пальчики оближешь. И так сытно! Правда, дамы?

Ведьмы мрачно поддакнули.

Тем временем в палатке… Шельма поднесла сардельку к губам и замерла. Ее бедный нос после вчерашних солнечных излишеств являл собой весьма печальное зрелище. На ночь Шельма сунула его в миску со льдом, но нос по-прежнему испускал красное сияние. Хорошо, что для еды нос не нужен, и аппетит у Шельмы не пропал.

— Ты шутишь! — Она аж рот раскрыла от удивления.

— И не думаю шутить, — сказала Пачкуля. — Я же те говорила, что придумаю блестящий план. Мы всю ночь не спали, обсуждали, готовились, да, Хьюго?

— Та, — сказал Хьюго и зевнул. — Гофорить больше ты. Я работать. Видеть мои глаза? Они софсем розовые.

— Они у тебя всегда розовые, — проворчал Дадли, косясь на Хьюго. Кот сидел в углу и рвал на части сардельку. — Мерзкие розовые глазенки. Как у всех хомяков.

— Да фто ты гофорить? — огрызнулся Хьюго. — И дафно одноглазый мешок с блохами стать эксперт по зрению?

— Хомячок, — прошипел мстительный Дадли.

— Кофо ты насыфать хомячок?

— Тебя. Хомячок, хомячок.

— Ты слышать, госпоша? Кот обсыфаться!

— Тихо, вы двое, — велела Пачкуля. — Потом будете пререкаться. Мы с Шельмой обсуждаем мой блестящий план.

— У тебя ничего не выйдет, — хмыкнула Шельма.

— У нас, ты хочешь сказать, — поправила ее Пачкуля.

— Ну нет, — сказала Шельма. — Меня не впутывай. На этот раз я точно пас.

— Ну же, Шельмок, ты должна мне помочь! Мы же делаем это ради Скотта. Я куплю тебе пожизненный запас косметики. Предложение, от которого невозможно отказаться!

— Нет, — сказала Шельма.

— Я буду чистить твои ботинки до конца года.

— Нет, — сказала Шельма.

— Я дам тебе посидеть у окошка на обратном пути.

— Нет, — сказала Шельма.

— Тогда отдавай сардельку, — сказала хитрая Пачкуля и протянула руку.

— Ну ладно, — мрачно сказала Шельма. — Помогу. Раз надо.

У каждого своя цена.

Волшебники в «Приюте чародея» тоже уплетали сардельки. Целые горы жирных сарделек — скрипучие официанты только и успевали подносить блюда. На завтрак подавали и мюсли, но волшебники равнодушны к здоровой пище. Джеральд Справедливый как-то раз попробовал мюсли — справедливости ради, — но на следующий день, как все заметили, вернулся к сарделькам.

— Кто-нибудь видел сегодня Рональда? — спросил Фрэнк Ясновидец, не переставая жевать. Дразнить Рональда — это у него вместо разминки. Кроме того, превосходно сочетается с сардельками. Отличное выходит начало дня.

— Пожалуй, нет, — сказал Дэйв Друид, облизывая пальцы.

— Небось в своей комнате, зубрит доклад, — предположил Фред Воспламенитель, вытряхивая трубку на салфетку, отчего салфетка немедленно вспыхнула. Все хихикнули. Доклад Рональда был неизменным поводом для шуток.

— Может, ему нездоровится, — произнес голос Альфа Невидимого. Сарделька поднялась над его тарелкой, немножко повисела в воздухе и исчезла. — Надо бы кому-нибудь сходить посмотреть.

— Ммм, — замычали волшебники. Но за Рональдом никто не пошел.

Гоблинская молния 3

И снова мы прерываем наш рассказ, чтобы сообщить вам последние новости о гоблинах. Они тоже сейчас завтракают. Свинтус, Косоглаз и Гнус развели костерок и подогревают в котелке чудный, аппетитный лишайник. Обормот и Пузан пререкаются из-за веточки ягод — кто первый увидел. Цуцик отобрал у белки орех и тщетно пытается его расколоть — прыгает на нем, а Свинтус держит, чтобы не укатился. Красавчик нашел поганку и сидит смакует.

Но могло быть и хуже. Гоблинов не взяла ни буря, ни лавина. Они забрались на самую высокую вершину Туманных гор. Осталось только спуститься. На горизонте уже виднеется синяя полоска моря — а вчера ночью, клянется Красавчик, он почти разглядел далекие огни «Гобболенда».

Мечта все ближе.

— Конец сообщения —

Рональд не зубрил в своей комнате доклад. И ему не нездоровилось. На самом деле Рональд был готов вот-вот осуществить свою мечту. Он стоял у кромки воды на пустом пляже и собирался впервые в жизни искупаться.

Отель достал его до печенок. Он больше не мог выносить постоянный круговорот ЕБК (еда, балкон, кровать). Доклад об остроконечных шляпах томился в ящике стола без дела. Рональд не осмелился зайти в конференц-зал, потому что никто из волшебников с ним не пошел, а одному ему было как-то неловко. Съезд, который он так ждал, обернулся для Рональда полной неудачей.

И поэтому он твердо решил — была не была, иду плескаться. Да, это не совсем волшебницкое занятие — но если он будет осторожен, выйдет пораньше, когда на пляже ни души, кто об этом узнает? Он бросит вызов обществу и во что бы то ни стало окунет свои большие, розовые, шлепающие ступни в море. Наперекор всем традициям.

Рональд встал на рассвете, тайком ускользнул через черный ход в кухне и поспешил вниз по крутому утесу к пустынному пляжу. Сердце колотилось у него в груди от предвкушения запретных радостей. Он спрятался за волнорезом, потихоньку снял Колпак Знаний, Балахон Тайны и Плащ Тьмы и спрятал одежду под большим камнем. Вот это, конечно, строго-настрого запрещено — всем известно, что волшебник ни при каких обстоятельствах не расстается со своим облачением. Потерял тряпье — считай, потерял достоинство.

Чуть погодя он робко показался из-за волнореза в ярко-желтых шортах, которые вчера тайком купил в сувенирной лавке (остальным сказал, что бегал за точилкой для карандаша). На витрине шорты ему страшно понравились, но теперь Рональд засомневался. Такие короткие штаны — с его-то острыми коленками? На шее у него висело полотенце с вышитой надписью «СОБСТВЕННОСТЬ ОТЕЛЯ — НЕ ВЫНОСИТЬ». Он чувствовал себя ужасно голым.

До моря было идти и идти — он целую вечность пробирался, обдирая ноги, по острым камням и вонючим скользким водорослям. Холодный ветер самым неприятным образом забирался ему под шорты.

Но вот наконец он дошел. Обхватив руками костлявую грудь, Рональд, балансируя на одной тощей белой ноге, что твой аист, окунул в воду палец — на пробу.

Бррр! Ледяная. Но он пришел сюда плескаться — и он будет плескаться. Притом весело. По крайней мере, он увезет домой хоть одно счастливое воспоминание.