А свадьба всё не ехала никак.
Все приготовились. И ждали. И волновались.
Поэтому когда в конце переулка показался длинный белый лимузин, все засвистели, закричали, заулюлюкали.
— Вон они, вон!
— Ух ты!
— Ну и машина!
Длинная белая машина в цветах торжественно свернула в переулок.
Ёжа скомандовал:
— Приготовились? Начали!
И Михалыч заиграл что есть мочи.
Ему вторили барабан, дудка и откуда-то взявшиеся крышки от кастрюль.
И все кричали «ура».
Машина остановилась около ворот.
— Ура! — надрывалась малышня, подпрыгивая с воздушными шариками.
Из машины замахали в ответ.
Ташка победно посмотрела на окна.
Домовой и Монах по-прежнему были там. Но Сосед отчаянно махал руками.
— Это не они! — поняла Ташка с третьего раза.
— Как не они? — Ташка внимательно посмотрела на невесту.
Невеста была прекрасна. Но это была не Рита.
А жених был совсем не Вадик.
— Стойте! — закричала Ташка. Но её никто не слушал. — Стойте! Это не они!
— Что не они?
— Это не они! — повторила Ташка.
— Как это не они? — Ёжа опустил руки. — Вот тебе жених, вот — невеста.
— Это чужая свадьба!!!
Ёжа ненадолго задумался.
— А какая разница?!
— Как это какая разница?! Прекратите музыку! Это не наша свадьба! Смешались и смолкли дудка, барабан и крышки от кастрюль.
— Не наша свадьба? Ну-ну, — сказала сверху Нина Петровна.
— Извините, вы не могли бы отдать мой воздушный шар? — вежливо, но твёрдо потребовал Ваня.
— Проезжайте, пожалуйста! — замахал руками Ёжа. — Мы, оказывается, ждём другую свадьбу.
— Чем вам эта свадьба не нравится? — спросил кто-то из зрителей.
— Наша свадьба будет лучше! — твёрдо сказала Ташка.
И все стали ждать «нашу» свадьбу.
Михалыч закурил.
Нина Петровна ушла попить чаю.
— Слушай, а вдруг они не приедут? — спросил Ёжа минут через пять. Время шло.
— Наверное, надо было ту свадьбу праздновать, — задумчиво сказал Ёжа.
— То была совсем-совсем чужая свадьба. Наша невеста будет красивее. И на нашем лимузине будет больше цветов.
— Какая разница, какая свадьба?
— Ну а если бы за ними ехала наша свадьба, они бы обиделись, — неуверенно возразила Ташка.
— Если бы…
Публика начала расходиться.
И только Саня, Ваня и Аня по-прежнему стояли и держали дудку, барабан и крышки от кастрюль наготове.
— И даже желание никто не загадал…
«А вдруг они и вправду не приедут, — думала Ташка. — Ох уж эти взрослые! Ни о чём с ними договориться нельзя!»
— Эй, Наталья, — вдруг услышала Ташка. — Что такая грустная?! Рита мне сказала, чтобы мы…
Это был Вадим.
— А где ваша машина?
— Да вот она, моя машина.
Навстречу Ташке, улыбаясь, шла Рита.
Они были такие обыкновенные. И одновременно совершенно необыкновенные.
— Ёжа! Вот они! Вот они!
И снова грянул Михалыч.
— Ташка, ты — чудо! Спасибо! — сказала Рита. — Но мы опаздываем. Они помахали всем, сели в машину и поехали.
А за ними по переулку бежали и кричали что есть мочи «ура!», и дудели, и стучали, и били в кастрюли.
Впереди бежал Боб, обезумевший от этой адской музыки, и лаял.
А вечером был салют.
Не по поводу свадьбы. По какому-то другому поводу.
Но всё равно было здорово. Хоть из двора и видно совсем немного.
Мы едем, едем, едем…
Тем временем дом номер четыре действительно собрались сносить. И не думать об этом уже было нельзя.
Каждый день от дома отъезжали груженные скарбом грузовики. Кровати и шкафы, пианино и фикусы, балдахины и ширмы, зеркала и статуи проплывали парадом мимо провожающих и скрывались в недрах машин.
— Эй! Заносите правее! А теперь вперёд! Поосторожнее! Ну-ну! — руководила с балкона Нина Петровна.
Последними обычно грузили животных: легкомысленных барбосов всех пород, бестолковых попугаев, наглых котов. Ёжа с Ташкой, кажется, знали их всех. Коты нервничали, попугаи что-то выкрикивали, собаки суетились, торопились запрыгнуть в грузовик.
— Всё образуется, — утешали Ёжа и Ташка ошалевших от суеты животных.
На помойке росла гора старых вещей. Ташка с Ёжей целыми днями прыгали на старых диванах и подушках. Диваны скрипели, пружины визжали и выскакивали.
— Ноги поломаете! Ну-ну, — неслось с балкона. Ташка с Ёжей убегали. Выбирали время, когда Нины Петровны нет, и прыгали снова.
— Зайдите ко мне, пожалуйста, — услышали они однажды. — Я вам говорю, Наташа, Серёжа.
Нина Петровна настойчиво звала их. И невозможно было сделать вид, что никто ничего не слышит.
Дверь квартиры была открыта.
В коридоре стояли бесконечные коробки, тюки и комоды.
— Сюда идите, лягушата, — донёсся бас из недр квартиры.
Нина Петровна сидела у стола.
— Чего встали? Садитесь! Ну-ну. Чай с баранками будете? — Ташка с Ёжей переглянулись. Через минуту все трое уже прихлёбывали чай.
— Когда уезжаете? — спросила Нина Петровна.
— Я не уезжаю! — твердо заявила Ташка.
— Ну-ну, — прогудела Нина Петровна. — Кстати, я вас позвала по делу.
Она долго пила чай, закусывала баранкой, а Ташка с Ёжей не решались нарушить молчание.
— Ну-ну. Вы, наверное, удивились, что я вас позвала. С чего начать-то? Начну с начала. Ну-ну… Я в детстве очень хотела собаку. И всё как-то не получалось. Война, жили тесно, мама не разрешала. И, представляете, за всю мою долгую жизнь вы первые, кто понял, что мне нужна собака. Ну-ну. Но я оказалась уже старой.
— Да нет, вы совсем не старая, — вдруг выпалила Ташка.
— Да и французская революция была совсем недавно, — задумчиво сказал Ёжа.
— Живёшь себе, а потом вдруг раз — и обнаружишь, что старая. Что дети, которые выросли у тебя на глазах, уже не такие маленькие. — Нина Петровна помолчала. — Вы уже придумали, как будете жить?
— Нет, — призналась Ташка. — Я только точно знаю, что буду знаменитой.
— Это я буду знаменитым.
— Я первая решила, что буду знаменитой.
— Хорошо, — прогудела Нина Петровна. — Буду читать газеты. Посмотрим, кто будет первым. Так вот. Дело. Знаешь, Серёжа, я тут вспомнила, что последний раз каталась на велосипеде тридцать лет назад. И подумала, что, весьма вероятно, он мне не понадобится и в следующие тридцать лет. Так что бери его пока себе.
— Насовсем?
— Почему насовсем? Потом вернёшь. Так, а это тебе, Наталья, для колечек, — продолжала Нина Петровна, протягивая Ташке шкатулочку. — У девочки обязательно должна быть шкатулочка для колечек. Тогда и колечки появятся. Ну-ну. Так, что-то я ещё хотела. А, вот, — Нина Петровна протянула Ташке чучело совы. — Передай, пожалуйста, Бобу. Мне показалось, сова произвела на него сильное впечатление. Ну а теперь идите, мне надо собираться.
Ёжа взял велосипед, а Ташка — шкатулочку и сову, и они двинулись к выходу.
— А ты говорил, ведьма, — шепнула Ташка на лестнице.
— Это ты говорила. Классный велосипед!
На следующий день к дому подкатил грузовик.
Грузчики долго, переругиваясь, перетаскивали в кузов шкафы, сундуки, комоды и коробки. Последним погрузили рояль.
Нина Петровна долго и неловко залезала в кабину.
Наконец грузовик тронулся. Старуха высунулась в окно, посмотрела на дом. Махнула рукой. Ташка и Ёжа замахали в ответ. И тут рояль в кузове сам заиграл «Марсельезу».
— Нина Петровна! — Ёжа вдруг бросился вслед за грузовиком.
Но машина уже набрала ход и скоро скрылась в конце переулка. Того самого, название которого никто не помнил, и называли просто «Там, за углом».
— Я забыл, — Ёжа никак не мог отдышаться. — Я забыл спросить, как мне её найти. Куда мне вернуть велосипед через тридцать лет… Вот дурак.
По двору ветер гонял смерчи белоснежных перьев. Боб драл белую сову.
С каждым днём горящих окон оставалось всё меньше.
Однажды утром уехал Михалыч. Вернее, ушёл. Его вещи поместились в сумку на колёсах. Он тащил её за собой, на спине болтался аккордеон.
Уехал Ёжа с мамой Юлей.
Дом стоял пустой, тёмный и гулкий. Старая калитка плакала и раскачивалась на ветру.
— Мы остались последними! — однажды объявила мама.
— Я отсюда никуда не поеду! — упрямо твердила Ташка.
— Не выдумывай! В новом доме у тебя будет огромная комната.
— Я не могу оставить домового.
— О господи, — мама, стараясь быть терпеливой, говорила: — Ну, возьми его с собой. Детка, скоро здесь поселятся привидения и бомжи. Мы не можем больше ждать.
А Ташка всё уговаривала Соседа переехать в новый дом.
— Я специально смотрела, там прекрасные антресоли, и я позабочусь, чтобы они были пустыми.
— Я правда не могу уйти, как бы ни хотел, — в который раз объяснял домовой. — Я — душа этого дома. Я с ним состарился и с ним умру.