— Хм… — задумался барин. — Так ты значит, тоже на волю хочешь?

— На волю, барин. Буду там тебе служить да Богу за тебя молиться. Ты вон Вешке доменку дал, и мне дай что-нибудь.

Задумался барин, а потом и говорит:

— А с чего ты взял, что сможешь управиться там самостоятельно? Там привычка к своей воле нужна, а ты в моей воле жить привык, как же ты сам думать да решения принимать будешь, когда только мои думы и чаяния выполнить можешь?

— Да уж как-нибудь, барин. Ты прикажи, я и выполню.

— Вот опять — прикажи. Ты мне эту дурь из башки выкинь! Ты мне тут нужен. Кто за холопами смотреть будет?

— Так старший приказчик на то есть, а мне нешто откажешь счастье своё найти? Вешку вон приветил, хоть он больше года от работы отлынивал, а меня и наградить не хочешь?

— Да не награда это для тебя, а смерть будет. Не сможешь ты так жить, У тебя раб в душе сидит! А с ним самому никак нельзя. С ним только чужой волей жить можно.

Но ничего не слушал Мякишка, упрашивал барина, умолял, в ногах у него ползал, наконец барин не выдержал:

— Хорошо! Сделаем так. Пойдешь, как Вешка, в лес, куда глаза глядят, на пять дён. Коли сможешь выжить, да вернувшись, подтвердишь желание своё — отпущу. Коли нет, так не обессудь, быть тебе холопом до смерти твоей.

— Почто так, барин? А сразу никак нельзя?

— Нельзя! Это моё последнее слово. Завтра и уходи.

Приуныл Мякишка, пригорюнился, только мечта есть мечта, к ней стремиться надо, а не мечтать всю жизнь. Встал он на следующее утро и ушёл в лес. А куда идти, не знает. Пошёл куда глаза глядят, а глядели они у него прямо, так и шагал он, нога за ногу, шаг за шагом…

Долго ли, коротко ли он так шагал, только притомился да есть захотел. А еды-то и нет совсем. Стал он петли вязать на зайцев. Навязал, на тропках поставил, рядом сел и ждёт. А в животе уже урчать от голода начало, все зайцы за версту это урчание слышат, и ни один близко не подходит. А есть ещё больше хочется… а в холопской избе сейчас кашу дают с маслом. Вроде и не замечал раньше Мякишка вкуса её, а теперь запах прямо в носу стоит, а вкус во рту поселился. А в животе кишка кишке кукиш кажет да ругается на чём свет стоит. И урчание это по всему лесу разносится. Нашёл он полянку с ягодами, стал собирать и есть их, да какая с ягод сытость? Ясное дело — никакой. Так, лишь червячка заморить. Так и маялся он целый день, а ночью ещё хуже стало. В лесу темно, кругом всё шуршит, крыльями хлопает, кто-то крадётся к бедному голодному Мякишке, самого на ужин слопать норовит. Развёл он костёр большой, вооружился палкой да по сторонам зыркает. А там темно, ничего не видно, а хворост заканчивается уже, а завтра опять есть надо искать, и ещё пять дней и ночей так жить придётся! А в каморке его тепло и безопасно. И никто съесть его не хочет, и каша всегда вовремя, и свои все вокруг. Дождался кое-как Мякишка утра да на усадьбу бегом побежал. Оказалось, недалеко он ушёл, не успело солнце в силу войти, а он уж у ворот стоял, в вороти ну колотил, чтобы впустили его, горемычного. Барин как раз завтракать сел, тут к нему Мякишка в ноги и рухнул:

— Прости, барин! Только не по мне спытание твоё! Как хошь испытывай, только не так!

Посмотрел на него барин, головой покачал:

— Не будет с тебя толку, но будь по-твоему, дам тебе ещё два спытания. Есть-то хочешь?

— Хочу, барин! Ой, хочу, со вчерашнего утра окромя ягод ничего во рту не было!

— Ну так, можешь со мной каши поесть с мясом да подливкою, вот твоя ложка. Только не видать тебе тогда мечты твоей. А коли выдержишь до тех пор, когда я всё съем, так и спытание прошёл. Будет тебе воля.

Стоит Мякишка, смотрит, как барин кашу ест, самому уже и невмоготу голод терпеть, а каша барская — вкусная-а. Запах с ума свести может. А её всё меньше и меньше остаётся, и не заметил он, как ложка его сама в руке оказалась да по горшку застучала, кашей рот набивая. Тут только вспомнил он условия барские, да поздно уже. Не выдержал он спытание второе…

А барин смотрит на него с усмешкою:

— Ну что, опять не сдюжил? Так и быть, третье спытание тебе дам, самое страшное. Не выдержишь, так и не подходи больше. Не видать тебе тогда воли твоей.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Ну, уж теперь я всё выдержу, барин. Голод самое страшное, а остальное всё что хошь!

— Ну ладно, слушай условие: дам я тебе волю, коли крика моего не спужаешься и на месте останешься. Готов?

— Готов, барин! Не спужаюсь!

— Ну а коли готов, ВОН ОТСЮДА! — заорал барин во всё горло. — ВО-ОН!

Мякишка только за дверью сообразил, что бежать не надо было, что это и было его испытание. И опять он его не выдержал! А барин на крыльцо вышел, смотрит на него и ухмыляется:

— Ну что? И это не выдержал? И как же ты хочешь сам в своей воле быть, коли у тебя её нет вовсе? Нельзя тебе на волю. Забудь про неё. Вчера она у тебя была, и как тебе там, в лесу было?

Вспомнил Мякишка, каких трудов и лишений вчера натерпелся. Как сегодня опозорился, да и решил, что не нужна ему воля. Пусть другие за него решают, зато кормят, поят и защищают, а он будет делать, что говорят. Ибо правильно чёрный старец говорит, что все люди разные. Одним работать да терпеть, другим править да головой думать.

— Всё, барин, не нужна мне воля. Понял я урок твой и благодарствую тебе за науку, да терпение твоё. Что не кнутом меня уму-разуму учил, а самому дойти позволил. Буду я теперь всё как ты говоришь делать, точь-в-точь. А что Вешке доля такая досталась, так и пусть сам с нею возится да шкандыбается. На то он и неслух.

— Вот и ладно. Раз понял, быть тебе вторым приказчиком, а не младшим. Через годик невеста твоя в возраст войдёт, так и оженим вас, а там дети пойдут, так и вовсе некогда будет тебе о всякой глупости думать. Будешь им рассказывать, как волю добывал да как не для тебя она оказалась. Чтобы и они глупости эти в голову не брали. Ладно, отдыхай сегодня, сил набирайся, а завтра снова за работу.

Ушёл Мякишка в свой чуланчик, завалился на сено, достал камешек, а он уже весь в чёрную крапинку, и не поверишь, что когда-то совсем белый был. Что оно всё это значит? Ведь правильно Мякишка делает. Вон ведь какую дерзость барину наговорил, а всё на пользу вышло. Он теперь приказчик, и даже без слова «младший». А это почти самый главный человек в усадьбе после барина. Вот и вышел он в чистые люди. До самого верха дошёл! Теперь живи да радуйся. Но что-то не радостно Мякишке было. Чего-то не так у него шло.

Так и закончилось отрочество двух друзей. Настало время юности. Время учения и познания, любви и деяний, красоты и молодости. Вот только много оттого зависит, кто как своей юностью распорядится. Наши друзья, наверное, тоже по-своему каждый её пройдут, только это уже другая сказка.

Часть 2. Свобода и воля

(продолжение сказки «Два камня»)

Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Пролетели целых два года, как Вешка к Крице в ученики пришёл. Да не просто в ученики, а почитал он их как род свой. Жену Крицыну матушкой звал, сыновей братьями, дочек сестрами. Крепко Крица его учил. Всякая вина у него виновата! Всякий недогляд отмечен. Только Вешка давно привык над каждой вещью думать да к остальному примерять, а что трудов всяких много, так он их с детства навидался, потому и не в тягость ему учение Крицыно было, а в радость. Крица на такого ученика нарадоваться не мог, только вида не подавал. Не испортить бы парнишку.

Научился Вешка руду искать. С Топлюгой подружился. Она ему много тайн своих раскрыла, многому вразумила да многое позволила. Научился он из той руды железо выплавлять, да не просто железо, а для разных дел разное. Научился он Слово говорить да заговоры на железо своё накладывать. И были те заговоры силы большой, почти как у Крицы стало получаться. Научился он в железо добавки разные добавлять, от которых оно нужные свойства приобретало. Но самое главное — научился он в семье жить. В семье людей, своей волей живущих, своим умом мир вокруг правящих. Где каждый, за себя отвечая, для всех старается. Ибо только совместно можно в таком хозяйстве справиться, и только жертвуя собой для всех, и самому выжить. Научился он и Природу блюсти да понимать, что для чего в ней нужно. Почему нельзя её просто так изводить, а хранить да беречь надо. Увидел, что всё вокруг живое и что со всем говорить и дружить можно. Увидел вращение и строгую размеренность Кола годового. Многое Крица ему показал, многое самому понять дал. И наконец настал день, когда Крица его к себе позвал и при всех сказал, что теперь он, Вешка, готов самостоятельно дело делать. Что не нужен ему теперь догляд старшего наставника. Что волен Вешка теперь поступать как сам решит и идти свою долю искать, а коли хочет, так может тут остаться. Люб он всем родичам за доброту свою, за помощь, в коей никогда не отказывал. За ум пытливый, за нрав сходный.