Четвертый начал: «Перед началом каждой работы я часок промешкаю, чтобы силы свои поберечь. Потом начну работу потихонечку да все посматриваю, нет ли там когонибудь, кто бы мне мог помочь. На тех, кто подойдет, я и свалю работу, а сам только присматриваю: ну, да с меня и того довольно».

Пятый сказал: «Это что! А вы вот только подумайте, что мне приходится навоз из стойла выгребать и на телегу наналивать. Я, конечно, этого скоро не делаю: возьму немного на вилы, приподниму чуть-чуть да отдохну с четверть часика, пока на телегу вскину. Довольно и того, если за день возик вывезу: ведь не помирать же мне над работой».

Шестой сказал: «Стыдитесь! Вот посмотрите на меня: я никакой работы не боюсь, только сначала недельки три поотлежусь, да еще и платья-то с себя не снимаю. А пряжки зачем на башмаках носить? Пусть сваливается башмак: не велика важность! И вот, когда мне приходится на лестницу подняться, так я, обе ноги на первую ступеньку поставив, уж начинаю остальные ступеньки пересчитывать, чтобы знать, на которой отдохнуть».

Седьмой сказал: «Нет, мне так нельзя распускать себя: мой господин за моей работой присматривает, только он по целым дням не бывает дома. Но я все же ничего не упускаю: хоть еле ползу, а все же всюду поспеть стараюсь. Меня с места сдвинуть – разве только четверым здоровым малым под силу. Случилось мне до нар добраться, на которых уже шестеро друг около дружки спали: прилег и я к ним и заснул. Так заснул, что и не разбудить, а хочешь домой залучить – так на руках снеси».

Восьмой сказал: «Ну, вижу я, что я бодрее всех вас. Мне и камня на дороге не переступить: а где он лежит, там и я лягу, хоть будь тут грязь и лужа… Лягу и лежу, пока солнышко меня не обсушит: ну, разве что повернусь настолько, чтобы оно на меня светить могло».

Девятый сказал: «А я вот что скажу: сегодня хлеб передо мной лежал, да мне было лень к нему руку протянуть, чуть с голоду не помер. Ну и кружка передо мной стояла, да такая-то большая и тяжелая, что я ее приподнять не мог, и решил – лучше уж жажду терпеть, И повернуться-то мне на бок не хотелось: весь день лежал, как чурбан».

Десятый сказал: «Мне от лености даже ущерб приключился – ногу сломал, и икры во как раздуло! Лежим мы втроем на проезжей дороге, а я еще и ноги вытянул. Едет кто-то в телеге и переехал по моим ногам. Оно, конечно, мог бы я ноги поотодвинуть, да не слыхал, как наехала телега: комары у меня в ушах жужжали, в рот мне влетали, а через нос вылетали, ну, а прогнать их кому же охота!»

Одиннадцатый сказал: «Вчера я от своей службы отказался. Шутка сказать: целый день таскать туда и обратно тяжелые толстые книги для моего господина! Но, правду сказать, он меня отпустил весьма охотно и не пытался меня удерживать, потому что я его платья не чистил, оно в пыли лежало, и моль его изъела!»

Двенадцатый сказал: «Сегодня должен я был в телеге через поле переехать, положил на нее соломы, да и заснул. Вожжи у меня из рук выскользнули, и как я от сна очнулся, вижу – лошадь у меня почти, распряглась: сбруи на ней нет и следа; ни узды, ни шлеи, ни седельника. Шел мимо кто-то, да и унес с собой все-то… А телега-то в лужу попала и крепко увязла. Я ее и двигать не стал, да опять и раскинулся на соломе. Хорошо, что хозяин пришел да телегу-то из грязи вытащил: а не приди он, я бы теперь не тут лежал, а там бы преспокойно спал».

Жила на свете молоденькая девочка, у которой и отец, и мать померли. И осталась она в такой бедности, что ни угла у нее не было, где бы ей жить, ни постельки, где бы ей спать, и ничего-то, совсем ничего, кроме того платьишка, что на ней было, да куска хлеба в руке, который дали ей добрые люди.

А девочка была добрая и богобоязненная. Покинутая всеми, одна во всем белом свете, она в надежде на Бога вышла прямо в поле. Тут повстречался ей бедняк и сказал: «Дай мне поесть чего-нибудь, я так голоден!»

Девочка подала ему единственный свой кусок хлеба и сказала: «Кушай на здоровье».

И пошла дальше.

Тут попался ей навстречу ребенок. Он хныкал и говорил: «Ой, как у меня головка озябла, дай ты мне что-нибудь головку прикрыть».

Девочка сняла с себя шапочку и отдала ребенку.

Немного спустя повстречала она другого ребеночка, у которого телогрейки надето не было, и она отдала ему свою.

Далее повстречала она еще ребеночка, и тот просил у нее платьице, она и его сняла и отдала.

Наконец пришла она в лес, и стало темнеть, и еще повстречался ей ребеночек, стал просить о рубашечке, и добрая девочка подумала: «Теперь ведь уже темно, и никто меня не увидит, отдам я и рубашку!» Сняла с себя рубашку и отдала ребеночку.

И когда у нее уже больше ничего не осталось, на нее вдруг стали падать звездочки с неба и, падая на землю, обратились в светлые блестящие талеры.

И хотя она с себя и отдала рубашечку, однако она вновь очутилась в рубашечке, да еще сшитой из самого тонкого полотна.

Собрала она талеры и так разбогатела, что жила потом безбедно всю свою жизнь.

Прославился однажды во всем околотке пастушонок своими бойкими ответами на все вопросы. Прослышал об этом король той страны, но не поверил, а призвал мальчика к себе и сказал ему: «Если ты мне на три мои вопроса ответишь, то я тебя к себе в сыновья возьму, и будешь ты у меня жить в моем королевском замке». – «Задавай вопросы!» – сказал мальчик.

Король сказал: «Первый мой вопрос: сколько капель воды в океане?» Пастушонок ответил: «Господин король, прикажи все реки на земле остановить, чтобы из них ни капли воды в море не кануло, пока я не пересчитаю; тогда я и скажу тебе, сколько всех капель в океане».

«Второй мой вопрос, – сказал король, – такой: сколько звезд на небе?» Пастушонок спросил себе лист бумаги, проставил на нем столько точек, что их сосчитать не было возможности, и даже в глазах рябило, когда на них посмотришь. Затем он сказал: «Вот сколько звезд на небе – изволь сосчитать». Но тот сосчитать не брался.

"Третий вопрос, – сказал король, – сколько секунд в вечности? ". Отвечал на это пастушонок: «Есть у нас в Дальней Померании алмазная гора – час пути в вышину, час пути в ширину, час пути в глубину; на ту гору через каждые сто лет прилетает птичка и вострит на той горе клюв свой… Вот когда она всю ту гору источит, тогда и первая секунда вечности пройдет».

Сказал ему на это король: «Ты разрешил все три вопроса, как истый мудрец; живи же отныне у меня в замке и будь мне за сына».

Жил-был молодой пастух и собирался он жениться; а на примете у него были три сестрицы – одна другой красивее, так что он даже не знал, которую из них выбрать. Стал он с матушкой совещаться, и та сказала ему: «Пригласи их всех трех и положи сыр перед ними, да и посмотри, как они его резать станут».

Так юноша и сделал.

И вот первая из трех сестриц съела кусок сыра вместе с коркою.

Вторая поспешила срезать корку с сыра, но, поспешив, вместе с коркою много и сыра отрезала и все это выбросила.

Третья корку с сыра осторожно срезала и сыра съела сколько следует – ни больше ни меньше.

Пастух все это рассказал своей матери, и она сказала ему: «Возьми в жены третью».

Так он и сделал; и жил с нею довольный и счастливый.

Однажды муж с женою и с детьми сидели за обеденным столом, да за тем же столом сидел и приятель их, в гости пришел и с ними обедал. И в то время, как они сидели за столом, часы пробили полдень, и гость вдруг увидел, что дверь отворилась и вошел в комнату бледный ребеночек, одетый в одежду, белую, как снег.

Он не оглянулся и никому не сказал ничего, а прямо прошел в соседнюю комнату.

Вскоре после того он вернулся, так же тихо прошел через комнату и вышел в ту же дверь.

И на другой, и на третий день произошло то же самое. Тогда, наконец, гость спросил у отца: «Чей это ребенок, что каждый день в полдень проходит через комнату?» – «Я его не видел, и не мог бы сказать, чей это ребенок».

На другой день, когда опять ребенок явился, гость указал на него и отцу, и матери; но ни они, ни дети их ничего не видели.

Тут гость встал, приотворил дверь в соседнюю комнату и заглянул туда.

Там увидел он, что тот самый ребенок сидит на полу и усердно роет пальчиком в щелях – между половицами; но заметив чужого, ребенок исчез.

Вот и рассказал гость все, что видел, и описал ребенка в подробности; тогда мать узнала его по приметам и сказала: «Ах, это мое милое дитятко, что скончалось у меня четыре годика тому назад!»

Взломали пол и нашли там два геллера, которые как-то мать дала ребенку, чтобы он подал их нищему, а тот их припрятал, опустив в щель половицы, себе на сухарик.

И вот из-за них-то не было ему покоя в могиле, из-за них-то и приходил он каждый день, их-то он и искал…

Родители отдали те деньги нищему, и ребенок с тех пор не стал больше являться.

Старый воробей вывел четверых деток в ласточкином гнезде. Как только стали они летать, злые мальчишки разорили гнездо; но все они счастливо избежали опасности и разлетелись в разные стороны. Вот старому-то и стало жалко, что сыновья его в свет вступили, а он не успел их остеречь от всяких опасностей, не успел их и уму-разуму научить.