Одеяло Мо оказалось совсем холодным, и подушка хранила запах не отца девочки, а только крахмала и стирального порошка. Мегги сунула под неё руку и нашла фотокарточку. Это был портрет её матери — он всегда лежал у Мо под подушкой. Когда Мегги была маленькой, она думала, что Мо просто однажды придумал ей мать, поскольку считал, будто без матери ей было плохо. Он рассказывал про неё удивительные истории. Потом Мегги всегда спрашивала:
«Она любила меня?»
«Очень».
«Где она?»
«Ей пришлось уехать, когда тебе исполнилось три года».
«Почему?»
«Ей надо было уехать».
«Далеко?»
«Очень далеко».
«Она умерла?»
«Ни в коем случае!»
Мегги привыкла, что на некоторые вопросы Мо давал странные ответы. И уже в десять лет она не верила в то, что он для неё сочинял, — очевидно, мама просто ушла от них. Такое бывает. И пока Мо был с ней, она никогда особенно не тосковала по матери.
Но вот и его не стало.
И она осталась один на один с Элинор и с её ледяными глазами.
Она достала из сумки свитер Мо и прижалась к нему лицом. «Всему виной книга, — вновь и вновь крутилось у неё в голове. — Ну почему, почему он не отдал её Сажеруку?!» Иногда полезно прийти в бешенство, если не знаешь, как побороть боль. Но потом слёзы всё же нахлынули, и Мегги заснула с солоноватым вкусом на губах.
Когда она проснулась — с колотящимся сердцем и волосами, мокрыми от пота, — всё опять вернулось: мужчины в чёрном, голос Мо и пустая дорога. «Я пойду искать его, — решила Мегги. — Да, я так и поступлю». Небо за окном уже зарумянилось. Ещё немного, и взойдёт солнце. Лучше уйти, пока не рассвело.
Куртка Мо висела на стуле у окна, как будто он только что её снял. Мегги достала из неё портмоне: ей могут понадобиться деньги. Потом она прокралась в свою комнату, чтобы собрать вещи, самое необходимое из одежды и фотографию, где она вместе с Мо, чтобы всюду её показывать и спрашивать о нём. Сундук с книгами она, разумеется, взять с собой не могла. Сначала хотела спрятать его под кроватью, но потом решила написать Элинор письмо.
«Дорогая Элинор…» — писала она, хотя на самом деле не считала, что это подходящее обращение, и далее спросила себя, надо ли называть её на «ты» или, как прежде, на «вы».
«Да ладно, тётям говорят „ты“, — подумала она, — кроме того, так проще».
«Я должна отправиться на поиски отца, — писала она дальше. — Не беспокойся…»
«Что ж, Элинор так или иначе беспокоиться не станет».
«И пожалуйста, не говори полицейским, что я ушла, а то они наверняка приведут меня обратно. В сундуке — мои любимые книги. К сожалению, я не могу взять их с собой. Пожалуйста, присмотри за ними, я их заберу, как только найду отца. Спасибо. Мегги.
P. S. Я знаю точно, сколько книг в сундуке».
Последнее предложение она тут же зачеркнула, ведь оно только разозлит Элинор, и кто знает, что тогда будет с книгами? Чего доброго, она их ещё продаст. Ведь Mo снабдил каждую из них необычайно красивым переплётом. Ни одна не была переплетена в кожу — Мегги не хотела при чтении представлять себе, что для её книг стянули кожу с какого-нибудь телёнка или со свиньи. К счастью, Мо это понимал. Как-то он рассказывал Мегги, что много столетий назад переплёты для особо ценных книг делали из кожи неродившихся телят. «Charta virginea non nata» — сладкозвучное название для ужасной вещи. «И в этих книгах, — говорил Мо, — было так много слов о любви, добре и милосердии».
Пока Мегги собирала сумку, она всячески старалась не рассуждать, поскольку знала, что все рассуждения кончатся вопросом: где, собственно говоря, она будет его искать? Вновь и вновь она гнала от себя эту мысль, но всё же её руки стали двигаться медленнее. И вот наконец она стояла около набитой доверху сумки, невольно прислушиваясь к тихому и беспощадному внутреннему голосу: «Ну и где же ты собралась искать, Мегги? Ты пойдёшь по улице налево или направо? Даже этого ты не знаешь. Как ты думаешь, далеко ли ты уйдёшь, пока тебя не задержит полиция? Двенадцатилетнюю девочку с огромной сумкой в руках и с нелепой историей об исчезнувшем отце и о том, что нет никакой матери, которой можно тебя отдать…»
Мегги зажала уши руками, но разве это поможет заглушить насмешливый голос у неё в голове? Какое-то время она так и стояла. Затем помотала головой, пока этот голос наконец не умолк, и поволокла собранную сумку в коридор. Сумка была тяжёлой, слишком тяжёлой. Мегги снова открыла её и побросала всё обратно в комнату. Оставила только один свитер, одну книгу (уж хотя бы одна-то книга была ей нужна), фотографию и портмоне. Теперь она сможет нести сумку, каким бы дальним ни был путь.
Она тихо спустилась по лестнице, держа в одной руке сумку, а в другой записку. Утреннее солнце уже пробивалось сквозь щели в ставнях, но в большом доме было так тихо, словно спали даже книги на полках. Только из-за двери в комнату Элинор доносился негромкий храп. Сначала Мегги хотела подсунуть записку под дверь, но та не пролезала. Она немного поколебалась, а затем надавила на дверную ручку. В спальне Элинор было светло, несмотря на закрытые ставни. Рядом с кроватью горела лампа — очевидно, Элинор заснула за чтением. Она лежала на спине с чуть приоткрытым ртом и услаждала своим храпом гипсовых ангелов на потолке. К груди она прижимала книгу. Мегги сразу узнала её.
— Откуда она у тебя? — закричала Мегги и потянула книгу из рук Элинор, тяжёлых со сна. — Это книга моего отца!
Элинор мгновенно очнулась, как будто Мегги плеснула ей кипятком в лицо.
— Ты её украла! — кричала Мегги, вне себя от ярости. — Это ты позвала этих разбойников! Да! Точно! Ты и твой Каприкорн, вы с ним заодно! Ты велела увести моего отца, и кто знает, что ты сделала с бедным Сажеруком! Ты хотела взять эту книгу себе, с самого начала! Я видела, как ты на неё смотрела, — будто она живая! Она, быть может, миллион стоит, а то и два или три!
Элинор сидела на постели, рассматривала цветочки на своей ночной рубашке и не издавала ни звука. Она заговорила, только когда у Мегги перехватило дыхание.
— Ты всё сказала? — спросила она. — Или ты будешь вопить, пока не рухнешь замертво? — Её голос звучал, как всегда, грубо, но слышалось в нём и нечто иное — нечистая совесть.
— Я всё скажу полиции! — выдохнула Мегги. — Я скажу им, что ты украла книгу, и пусть они спросят тебя, где теперь мой отец.
— Я… спасла… тебя… и эту… книгу!
Элинор спустила ноги с кровати, подошла к окну и отодвинула ставни.
— Ах, вот как! А что будет с Мо? — Голос Мегги снова окреп. — Они ведь скоро узнают, что он дал им не ту книгу! Ты будешь виновата, если они что-нибудь с ним сделают! Сажерук сказал: «Каприкорн его убьёт, если не получит книгу». Он убьёт его!
Элинор высунула голову в окно и глотнула побольше воздуха. Потом обернулась.
— Ерунда! — сказала она сердито. — Ты слишком много значения придаёшь болтовне Пожирателя Спичек. И ты начиталась скверных приключенческих историй. Убить твоего отца! Господи, да он же не секретный агент или что-то в этом роде! Он реставрирует старые книги. Эта профессия не связана с угрозой для жизни. Я просто хотела посмотреть книгу в спокойной обстановке. Только поэтому я её подменила. Откуда мне было знать, что посреди ночи явятся какие-то тёмные личности, чтобы забрать её и твоего отца вместе с ней? Мне он рассказывал только, что из-за этой книжки его преследует какой-то сумасшедший коллекционер. Откуда я могла знать, что этот коллекционер не остановится ни перед кражей со взломом, ни перед похищением людей? Даже мне такое не пришло бы в голову. Ну разве что ради одной-двух книг на свете…
— Но так говорил Сажерук. Он говорил, что Каприкорн убьёт его!
Мегги крепко обхватила книгу, как будто только так могла предотвратить новую беду. Ей вдруг показалось, будто она опять слышит голос Сажерука.
— А вопли и трепыхание малютки, — прошептала она, — для него сладки, как мёд.
— Что? О ком это ты снова? — Элинор села на край кровати и усадила Мегги рядом с собой. — Сейчас ты расскажешь мне всё, что знаешь об этом деле. Выкладывай!
Мегги открыла книгу. Она полистала страницы, пока не нашла заглавную букву К, на которой сидел зверёк, так похожий на Гвина.
— Мегги! Эй! Я тебя спрашиваю! — Элинор грубо потрясла её за плечи. — О ком ты только что говорила?
— Каприкорн… — Мегги едва прошептала это имя — казалось, оно притягивало опасность каждой своей буквой.
— Каприкорн. И что дальше? Это имя я от тебя уже пару раз слышала. Но, бес его дери, кто же он такой?
Мегги захлопнула книгу, провела пальцем по обложке и рассмотрела её со всех сторон.
— Здесь нет названия, — пробормотала она.
— Нет. Ни на обложке, ни внутри. — Элинор встала и подошла к платяному шкафу. — Есть много книг, название которых сразу не узнаешь. В конце концов, это новомодный обычай — писать его на переплёте. Ещё когда книги переплетали так, что корешок изгибался внутрь, название в лучшем случае писали на срезе страниц, а как правило, его можно было узнать, только раскрыв книгу. Лишь когда переплётчики научились делать выпуклые корешки, название перекочевало туда.