– Я! – закричал я с такой силой, что невольно подпрыгнул, и почувствовал, что краснею.
А кто-то тоненьким голоском пропищал:
– У меня – 999!
– Иди сюда, бедняга тролль, – поманил меня Самодержец. – Вот тут самые бесполезные призы. Это для фантазера. Тебе нравится?
– Ужасно нравится, Ваше величество, – сказал я, задыхаясь от волнения, и уставился как зачарованный на свои призы, 27-й был положительно лучше всех: на подставке из коралла возвышался маленький трамвайчик из пенки. На передней платформе второго вагона был маленький футлярчик для английских булавок. Номер 67 выиграл ложку для коктейля, украшенную гранатами. Кроме того, я выиграл зуб акулы, законсервированное колечко дыма и искусно украшенную ручку от шарманки. Можете ли вы представить себе, как я был счастлив? Можете ли вы понять, дорогие читатели, что я почти простил Самодержцу его недостаточно королевскую внешность и решил, что он все-таки довольно неплохой король?
– А как же я? – воскликнула Мюмла (ведь это, разумеется, ей достался выигрыш под номером 999).
– А тебе, Мюмлочка, я позволю поцеловать Нас в носик.
Мюмла вскарабкалась Самодержцу на колено и чмокнула его в старый нос, а народ в это время кричал «ура!», радуясь своим выигрышам.
Это был грандиозный садовый праздник! Когда стало смеркаться, в парке Сюрпризов повсюду зажглись цветные фонарики, начались танцы, игры, шуточные схватки и состязания. Самодержец раздавал воздушные шары, открывал огромные бочки яблочного сока, повсюду горели костры, и подданные варили суп и жарили колбасу.
Слоняясь в толпе, я вдруг увидел большую мюмлу, которая, казалось, вся состояла из шариков. Я подошел к ней, поклонился, извинился и сказал:
– Вы, случайно, не Мюмла-мама?
– Она самая, – сказала Мюмла-мама и засмеялась. – Надо же, как я объелась! Жаль, что тебе достались такие странные призы!
– Странные? – воскликнул я. – Есть ли на свете что-нибудь лучше бесполезных призов? – И тут же вежливо добавил: – Разумеется, вашей дочери достался главный приз.
– Это делает честь нашей семье, – с гордостью согласилась Мюмла-мама.
– Значит, вы больше не сердитесь на нее? – спросил я.
– Сержусь? – удивилась Мюмла-мама. – За что? У меня на это нет времени! Восемнадцать, нет, девятнадцать детей, и всех надо умыть, уложить, раздеть, одеть, высморкать, утешить и еще морра знает что! Ах, юный друг, мне некогда огорчаться!
– И потом, у вас такой удивительный брат, – продолжал я.
– Брат? – переспросила Мюмла-мама.
– Да, дядя вашей дочери по материнской линии, – пояснил я. – Который спит, завернувшись в свою рыжую бороду (хорошо, что я еще не сказал ничего про мышей, живущих в его бороде).
Тут Мюмла-мама захохотала во все горло:
– Ну и дочка у меня! Она тебя обманула. Насколько мне известно, у нее нет никакого дяди по материнской линии. Ну пока, я пойду кататься на карусели.
И, собрав в охапку столько детей, сколько смогло уместиться в ее мощных руках, Мюмла-мама уселась в одну из красных карет, которую везла серая в яблоках лошадь.
– Удивительная мюмла! – заметил Юксаре с искренним восхищением.
Верхом на карусельной лошади сидел Шнырек, и вид у него был очень странный.
– Как дела? – крикнул я. – Ты что такой невеселый?
– Почему? – пробормотал Шнырек. – Я веселюсь изо всех сил. Только от этого кружения мне что-то не по себе! Как жалко!
– А сколько раз ты прокружился?
– Не знаю, – жалобно сказал Шнырек. – Много! Очень много! Извините, но я должен… Может, мне больше никогда не придется кататься на карусели… Ах, вот она опять начала кружиться!
– Пора идти домой, – сказал Фредриксон. – Где король?
Самодержец был крайне увлечен катанием с горки, я мы незаметно ушли. Остался только Юксаре. Он объяснил, что они с Мюмлой-мамой решили кататься на карусели до самого восхода солнца.
На самом краю лужайки мы нашли Клипдасса, зарывшись в мох, он уже засыпал.
– Привет! – сказал я. – Ты что, не собираешься получать свои выигрыши?
– Выигрыши? – заморгал глазами Клипдасс.
– Да ты же нашел дюжину яиц.
– Я их съел, – застенчиво сказал Клипдасс, – ведь мне нечего было делать, пока я вас ждал.
Я долго гадал, что же выиграл Клипдасс и кто забрал его выигрыши. А может быть, Самодержец приберег их для своего следующего столетнего юбилея?
* * *Муми-папа перелистнул страницу и сказал:
– Шестая глава.
– Подождите немного, – попросил Снусмумрик. – Моему папе что – нравилась эта круглая Мюмла?
– Еще бы! – отвечал Муми-папа. – Они носились повсюду вдвоем и хохотали, когда надо и не надо.
– Она нравилась ему больше, чем я? – спросил Снусмумрик.
– Но ведь тогда тебя еще не было, – объяснил Муми-папа.
Снусмумрик фыркнул. Он надвинул шляпу на уши и уставился в окно.
Взглянув на него, Муми-папа поднялся, подошел к угловому шкафу и долго рылся на верхней полке. Вернувшись, он положил перед Снусмумриком длинный блестящий акулий зуб.
– Я тебе его дарю. Твоему папе он очень нравился.
Снусмумрик с одобрением взглянул на акулий зуб.
– Хороший… Я повешу его над своей кроватью. А папа сильно ушибся, когда бык швырнул его в тот розовый куст?
– Да нет, – улыбнулся Муми-папа. – Юксаре был мягкий, как кот, и потом рога быка ведь были обвязаны тряпкой.
– А что стало с другими призами? – спросил Снифф. – Трамвайчик стоит в гостиной под зеркалом, а остальные где?
– Шампанского у меня никогда не было, – задумчиво сказал Муми-папа. – Поэтому ложка до сих пор лежит в ящике кухонного стола. А колечко законсервированного дыма постепенно с годами растаяло.
– А где искусно украшенная ручка шарманки? – насторожился Снифф.
– Что ж, – сказал Муми-папа. – Если бы я знал, когда у тебя день рождения! Но твой папа так и не обзавелся календарем.
– Но ведь есть же именины! – взмолился Снифф.
– Хорошо, ты получишь в день своих именин загадочный подарок, – пообещал Муми-папа. – А теперь помолчите, я буду читать дальше.
ГЛАВА ШЕСТАЯ,
Я до сих пор помню утро, когда Фредриксон получил телеграмму.
Мы сидели в навигационной каюте «Морского оркестра» и пили кофе.
– Я тоже хочу кофе, – сказал Клипдасс и стал пускать пузыри в свой стакан с молоком.
– Ты еще маленький, – ласково пояснил Фредриксон. – Между прочим, через полчаса тебя с пакетботом отправят на берег к маме.
– Надо же! – ничуть не огорчился Клипдасс и продолжал пускать пузыри.
– А я останусь у вас! – крикнула Мюмла. – Пока не вырасту. Послушай, Фредриксон, ты не можешь изобрести что-нибудь такое, от чего мюмлы вырастают ужасно большими?
– С нас хватит и маленьких…
– Мама тоже так считает, – призналась Мюмла. А вы знаете, что я появилась на свет в маленькой раковине, и когда мама нашла меня в аквариуме, я была не больше водяной блохи?
– Опять ты обманываешь нас, – рассердился я. – Мне очень хорошо известно, что каждый появляется на свет из своей мамы, а сперва сидит в ней, как семечко в яблоке. Таких обманщиц нельзя держать на борту, они приносят несчастье!
– Ерунда, – беспечно отмахнулась Мюмла, попивая свой кофе большими глотками.
Мы привязали к хвосту Клипдасса бумажку с адресом и поцеловали его в мордочку.
– Передай привет своей маме, – велел Фредриксон. – И не грызи пакетбот.
– Не буду, – радостно пообещал Клипдасс и отправился в путь, а Мюмла пошла присмотреть, чтобы он благополучно сел на пакетбот.
Фредриксон расправлял на столе навигационной каюты карту мира, когда в дверь постучали и зычный голос сообщил:
– Телеграмма! Телеграмма-молния Фредриксону!
За дверью стоял рослый хемуль из королевской гвардии Самодержца. Фредриксон, сохраняя самообладание, надел капитанскую фуражку и с серьезным видом прочитал вслух: «Нашего сведения дошло Фредриксон прирожденный изобретатель точка просим направить талант службу Самодержцу восклицательный знак ответ срочно точка».
– Извините меня, но этот король не шибко грамотен, – сказал Шнырек.
– В телеграмме-молнии предлоги никогда не пишутся, – объяснил Фредриксон. – Их некогда вставлять. Наоборот, это отличная телеграмма.
Он достал щетку для волос, лежавшую за нактоузом, и принялся драить свои уши с такой силой, что пучки волос разлетались по всей навигационной каюте.
– Можно я расставлю предлоги в твоей телеграмме? – спросил Шнырек.
Но Фредриксон не слушал его. Что-то бормоча, он стал чистить свои брюки.
– Послушай-ка, – осторожно начал я, – если ты будешь изобретать разные там штуки Самодержцу, мы не сможем плыть дальше, верно?
Фредриксон издал неопределенный звук.
– Ведь на изобретения понадобится немало времени, не правда ли? – продолжал я. Фредриксон ничего не ответил, и я в полном отчаянии воскликнул: – Ты же хотел стать искателем приключений?!