Дальше он уже пешком пошел. Пришел в лес, видит: на поляне заяц сидит. Пес ружье зарядил, сумку приготовил и стал подкрадываться.
— Сейчас я по нему как вдарю!
Заяц увидел его — и бежать. Шарик — за ним. Но споткнулся обо что-то и в сумке запутался. В которой надо добычу носить. Сидит он в сумке и думает:
«Ничего себе охота начинается! Что же это, я теперь сам себя домой понесу?! Выходит, я же и охотник, я же и трофей? То-то смеху будет…»
Вылез из сумки — и по следу. Ружье за спиной, нос в землю. Добежал до узенькой речки, видит: заяц уже на том берегу скачет. Пес ружье в зубы и поплыл — не бросать же зайца! А ружье тяжелое — вот-вот утопит Шарика. Смотрит Шарик, а он уже на дне.
«Что же это выходит? — размышляет пес. — Это уже не охота, это уже рыбалка получается!» Решил он ружье бросить и всплывать поскорей.
«Ну ничего, разнесчастный заяц, я тебе еще покажу! Я тебя и без ружья достану! Уши-то тебе надеру! Узнаешь, как над охотниками издеваться!» Всплывает он, всплывает, а у него никак не всплывается. Он в ремне от ружья запутался и в сумке. Все, конец Шарику.
Но тут он почувствовал, что кто-то его за шиворот вверх потянул, к солнышку. А это был бобер старый, он неподалеку плотину строил. Вытащил он Шарика и говорит:
— Делать мне нечего, только разных собак из воды вытаскивать!
Шарик отвечает:
— А я и не просил меня вытаскивать! Я, может, и не тонул вовсе. Может, я подводным плаванием занимался! Я еще не решил, что я там делал, на дне.
А самому так плохо — хоть караул кричи. И вода из него фонтаном лупашет, и глаза на бобра поднять совестно. Еще бы, он на зверей охотиться шел, а вместо этого они его от смерти спасли. Идет он домой по берегу. Понурый такой, как мокрая курица. Ружье на ремешке тащит и размышляет себе:
«Что-то у меня с охотой не так получается. Сначала я с телеги упал. Потом в сумке своей охотничьей запутался. А под конец чуть не утонул вовсе. Не нравится мне такая охота. Лучше я буду рыбу ловить. Куплю себе удочки, сачок. Возьму бутерброд с колбасой и буду на берегу сидеть. Буду я рыболовной собакой, а не охотничьей. А зверей я стрелять не хочу. Буду их только спасать».
Только сказать это легко, а сделать трудно. Ведь родился-то он охотничьей собакой, а не какой-нибудь другой.
Глава одиннадцатая БОБРЕНОК
А дядя Фёдор и Матроскин дома сидят. Шарика с охоты ждут. Дядя Фёдор кормушку для птиц мастерит, а кот хозяйством занимается: пуговицы пришивает и носки штопает.
За окошком уже стемнело, когда Шарик пришел. Поднял он свою сумку и зверька на стол вытряхнул. Зверь маленький, пушистый, глаза грустные и хвост лопатой.
— Вот кого я принес.
— А где ты его взял? — спрашивает дядя Фёдор.
— Из речки вытащил. Сидел он на берегу, увидел меня и в речку — прыг! С перепугу. Еле-еле я его выловил. А то бы он утонул. Ведь он еще маленький.
Кот слушал, слушал и говорит:
— Эх ты, балда! Ведь это бобренок! Он же в воде живет. Это его дом. Ты его, можно сказать, из дома вытащил.
Пес отвечает:
— Кто ж его знал, что он в воде живет. Я думал, он тонуть хочет! Смотрите, какой я мокрый!
— И смотреть не хочу! — говорит кот. — Тоже мне охотник, ничего про зверей не знает! — И на печку полез.
А бобренок сидит, глаза на всех таращит. Не понимает ничего. Дядя Фёдор ему молока дал кипяченого. Бобренок молока попил, и глаза у него закрываться стали.
— Где ж его спать положить? — спрашивает мальчик.
— Как — где? — говорит пес. — Если он в воде живет, его надо в таз положить.
— Тебя самого надо в таз положить! — кричит Матроскин с печки. — Чтобы ты поумнел немножечко!
Пес совсем расстроился:
— Ты же сам говорил, что он в воде живет.
— Он в воде только плавает, а живет он в домике на берегу, — объясняет кот.
Тогда дядя Фёдор взял бобренка и в шкаф положил, в ящик для ботинок. И бобренок сразу заснул. И Шарик тоже спать пошел к себе в будку. Он не привык на кроватях разлеживаться. Он был деревенский пес, не балованный.
Утром дядя Фёдор проснулся и слышит: что-то странное в доме. Будто кто-то дрова распиливает: др-др… др-др…
И опять: др-др… др-др…
Он с кровати встал и видит ужас что. Не дом у них, а столярная мастерская. Кругом стружки, щепки да опилки лежат. А стола обеденного нет как не было. В куче стружек бобренок сидит и ножку столовую обтачивает.
Кот лапы с печки свесил и говорит:
— Посмотри, что твой Шарик нам устраивает. Придется теперь новый стол покупать. Хорошо еще, что я со стола всю посуду убрал. Остались бы мы без тарелок! С одними вилками.
Позвали они Шарика.
— Вот смотри, что ты нам делаешь!
— А если бы он мою кровать перепилил, — говорит дядя Фёдор, — я бы среди ночи прямо на пол грохнулся. Спасибо тебе!
Дал он Шарику сумку охотничью и говорит:
— Беги-ка ты на речку, прямо без завтрака, и отнеси бобренка на место, где ты его взял. Да смотри больше из речки никого не вылавливай! Мы не миллионеры какие-нибудь!
Шарик сунул бобренка в сумку и побежал без разговоров. Он уже и сам был не рад, что бобренка выловил. А родители бобренка очень обрадовались и не стали Шарика ругать. Они поняли, что не со зла он их сынишку утащил — по недоразумению. Так что все очень хорошо кончилось. Только пришлось новый стол покупать.
Но с той поры Шарик затосковал. Хочется ему в лес на охоту — и все тут! А как выйдет он с ружьем, увидит зверюшку — выстрелить не может, хоть ты плачь! Придет он из леса — не ест, не пьет: тоска его гложет. Дохлый он стал, замученный — хуже некуда!
Глава двенадцатая МАМА И ПАПА ЧИТАЮТ ПИСЬМО
Наконец письмо дяди Фёдора в город приехало. В городе уже другой почтальон его в сумку положил и папе с мамой домой понес. А на улице дождик был сильный-пресильный. Почтальон весь промок до ниточки. Папа даже его пожалел:
— Что же это вы в такую погоду мокрую письма-то носите? Вы бы их лучше по почте отправили.
Почтальон согласился:
— Верно, верно. Чего это я ношу их в сырость? Это вы хорошо придумали. Я сегодня же доложу начальнику.
И папа с мамой стали письмо читать. Сначала им все нравилось. И то, что у дяди Фёдора дом есть и корова. И что дом у него теплый, и что он трактор купил. А потом они пугаться начали.
Папа читает:
— «А еще у нас печка есть теплая. Я так люблю на ней отдыхать! Здоровье-то у меня не очень: то лапы ломит, то хвост отваливается. Потому что, дорогие мои папа и мама, жизнь у меня была сложная, полная лишений и выгоняний. Но сейчас все по-другому. И колбаса у меня есть, и молоко парное стоит в мисочке на полу… Мне мышей даже видеть не хочется. Я их просто так ловлю, для развлечения… на удочку или пылесосом… А днем я люблю на крышу вскарабкаться… глаза вытаращу, усы расправлю и загораю как ненормальный. На солнышке облизываюсь…»
Мама слушала, слушала — и раз, в обморок упала! Папа воды принес и маму в чувство привел. Дальше мама сама читать стала:
— «А на днях я линять начал. Старая шерсть с меня сыплется — хоть в дом не заходи. Зато новая растет — чистая, шелковистая! Просто каракуль. Да еще охрип я немножечко. Прохожих много, на всех лаять приходится. Час полаешь, два полаешь, а потом у меня не лай, а свист какой-то получается и бульканье…»
Тут грохот в комнате раздался. Это папа в обморок упал. Теперь мама за водой побежала — папу в чувство приводить.
Папа в себя пришел и говорит:
— Что это с нашим ребенком сделалось? И лапы у него ломит, и хвост отваливается, и на прохожих он лаять начал.
— И мышей он ловит на удочку, — говорит мама. — И шерсть у него — чистый каракуль. Может, он там на природе в ягненочка превратился? От свежего воздуха.
— Да? — говорит папа. — А я и не слышал, чтобы ягнята на прохожих булькали. Может, он просто с ума сошел от свежего воздуха?
Решили они письмо до конца дочитать. Читают и глазам своим не верят:
— «Дорогие папа и мама, вы меня теперь просто не узнаете. Хвост у меня крючком, уши торчком, нос холодный, и лохматость повысилась…»
— Что у него повысилось? — спрашивает мама.
— Лохматость у него повысилась. Он теперь может зимой на снегу спать.
Мама просит:
— Ладно, читай до конца. Я хочу всю правду знать, что там с моим сыном сделалось.
И папа до конца дочитал:
— «Я теперь сам в магазин хожу. И все продавцы меня знают. Кости мне бесплатно дают… Так что вы за меня не переживайте. Я такой здоровый стал, прямо — ух! Если я на выставку попаду, мне все медали обеспечены. За красоту и сообразительность. До свиданья. Ваш сын — дядя Фарик».