— Соглядатай главного прорицателя явился! — сказал караульный. Он и вообразить не мог, чтобы крестьянин мог прийти к главному прорицателю по какой-нибудь другой надобности.
Часовой в ответ кивнул и исчез за дверью. Он тут же появился снова, промычал что-то и махнул рукой — проходи!
Сабота перешагнул порог и очутился в зале с серыми стенами и бойницами вместо окон. Пол был застлан медвежьими шкурами. Главный прорицатель, как завидел Саботу, злобно сощурился.
— Тебе что здесь надо? — прошипел он и впился в него своими круглыми, птичьими глазками. — Ты не состоишь у меня на службе. Как ты очутился здесь?
— Я пришел, чтобы показать твоей милости вот это! — ответил Сабота и с низким поклоном протянул руку, в которой блестели две золотые монеты. — Я нашел это золото и не знаю, кому отдать. А тебе, конечно, известно, кто его потерял.
— Это... это хорошо! — Прорицатель смерил Саботу взглядом и воззрился на его раскрытую ладонь. — Очень хорошо! — Глазом опытного сребролюбца он сразу определил, что монеты чужеземные.
Пока главный прорицатель рассматривал монеты, Сабота успел оглядеть залу. На серебряном столе он заметил кувшин с молоком.
— Ой, горе мне! Что я наделал! — закричал Сабота в притворном отчаянии и стал колотить себя по голове. — Я переступил твой порог прежде, чем ты позавтракал! Отец никогда не простит мне этого!
— А ты не говори ему, что приходил ко мне, пускай это останется между нами, — заюлил прорицатель. — А завтрак? Я вот сейчас выпью молока. — И он с жадностью осушил кувшин до дна.
— Слава богу! — с облегчением сказал Сабота. Главный прорицатель опустил монеты в глубоченный карман и проговорил:
— А теперь скажи мне честно, зачем ты все-таки принес сюда эти славные монетки?
— Я же сказал, — ответил Сабота. — Чтобы ты узнал, чьи они.
— Будто бы!
Сабота заметил, что зрачки у прорицателя расширились.
— И пришел я к тебе, а не к кому-нибудь другому, потому что ты всех умнее.
— Пожалуй... — согласился прорицатель. — Правда, если не считать старого Панакуди... Сколько раз пытался я отравить этого старого хрыча, только ничего из этого не вышло — ведь он одними травами да кореньями кормится.
Сабота понял, что чудодейственные корешки начали действовать. Синяя жила на виске прорицатель набухла, шея покрылась красными пятнами, глаза блестели так, будто их смазали медвежьим жиром, а язык без удержу выбалтывал правду.
— Отравить не удалось, зато теперь я подослал к нему душителя! Такого ловкого мастера этих дел, что старик сам не заметит, как испустит дух.
— Да за что же? — спросил Сабота и почувствовал, как у него перехватило горло.
— За то, что больно много знает.
— А про потайную преграду он тоже знает?
Этот вопрос ничуть не удивил прорицателя.
— Очень может быть, — ответил он, будто не с посторонним говорил, а сам с собой. — Только это не страшно, потому как одно дело знать о потайной преграде, а другое — открыть ее.
— Как же она, интересно, открывается? — с опаской спросил Сабота, но прорицатель спешил выложить все, что знал.
— Очень интересно открывается! Прорицатель вынул из ладанки, которая висела у него на шее, три птичьих коготка и сказал:
— Белый коготь — орлиный, он больше всех. Каждый подумает, что это и есть ключ к потайной преграде. Как бы не так! Не орлиным и не соколиным когтем надобно ее открывать, а самым маленьким и тупым. Вот, берешь коготь обыкновенной галки, вставляешь в отверстие, и готово — вода хлынет в крепость!
— Да ну?! — восхитился Сабота.
— Это еще не все, — продолжал прорицатель. — Повернешь коготок влево — затопит замок до половины, повернешь вправо — затопит всю крепость со стенами и башнями, и все, кто в ней есть, погибнут! Это на тот случай, если враг ворвется в крепость. Хитро придумано, а?
— Хитро! — горячо подтвердил Сабота. — Ох, хитро!
— Это мой прапрадед придумал во времена прапрадеда нашего боярина. У Калоты тоже есть такие когти, да он знать не знает, каким из них открывается преграда. Только я один и знаю. Захочу — всех утоплю, как крыс! Все у меня в руках, все до единого! Нет меня сильнее! — Прорицатель потряс кулаками и понес такую околесицу, что уж и понять-то ничего нельзя было: — Я велик, я могуч! А ты ничтожная малявка! Дуну разок — и нет тебя! Стоит только захотеть! Ха-ха-ха! Я всех могу сдуть! Всю деревню! Всю вотчину боярскую вместе с крепостью! Я все могу-у-у! Гу-гу-гу! — Прорицатель вдруг запел, закружился, видно, наглотался чудодейственных кореньев больше, чем нужно.
Глава пятнадцатая
КТО ЧТО МОЖЕТ, ИЛИ О ТОМ, КАК ПОЛЕЗНО УТРЕННЕЕ МОЛОКО
Главный прорицатель подпрыгивал и кружился по залу. Ладанка у него на шее моталась, и Сабота — со страхом следил — вдруг кости рассыплются и затеряются в медвежьей шерсти. А прорицатель скакал все быстрее и быстрее и распевал во все горло:
Я все могу, я все могу! Чего бы я не мог?
Вся деревушка вверх взлетит, коль дуну я разок!
А стоит поднапрячься мне да пораздуть бока,
как разом прогоню с небес все тучи-облака!
Могу разрушить крепость и речку двинуть вспять!
Чего мне стоит, например, боярина прогнать?
Лишь дуну я разок, и вмиг его простынет след.
Да, силачей таких, как я, нигде на свете нет!
Я все могу, я все могу! Чего бы я не мог?
Зажгу я молнией костер, подвешу котелок
И суп гороховый сварю, чтоб угощаться всласть...
И над старейшинами я имею тоже власть!
Вы все, вы все в моих руках,
Пока есть страх, пока есть страх!
Я все могу, я все могу! Чего бы я не мог?..
— Можешь, все можешь! Только остановись, сделай милость, — успокаивал его Сабота. — Передохни хоть, а то вон вспотел. Не дай бог простудишься. Кто тогда затопит крепость, ежели ты вдруг умрешь, да простятся мне такие речи? Кто?
— И то правда... — ответил прорицатель и остановился — весь мокрый, как мышь.
— Говори скорее, как попасть к потайной преграде? — спросил Сабота напрямик.
— Надо пройти девять подземелий длинного входа, только чтоб беспременно в маске... Перед этой маской, — прорицатель кивнул на священную маску с кабаньими клыками и буйволовыми глазами, которая висела на стене, — все двери открываются. Как пройдешь девять подземелий, спустишься по ступеням. Их столько, сколько пальцев на руке, потом надо подняться вверх, пройти столько ступеней, сколько пальцев на руках и ногах, и очутишься в сводчатом коридоре, который ведет к потайной преграде. Там, на самой середине, приметишь отверстие величиной не больше блохи, вставляй в нее коготок и...
Он не договорил. Двери распахнулись, и в зал ввалились два стражника.
— Мы от боярина! — рявкнул один и поклонился.
— Калота кличет главного прорицателя! — возвестил другой и тоже отвесил поклон.
Вид у стражников был встревоженный. В открытые двери долетали ругань, крики, дикий хохот. Сабота с ужасом смотрел, как мотается ладанка на шее у прорицателя. Надо было подскочить, сорвать ее, да теперь уж поздно...
— Увяз Калота с головой, ему моя голова понадобилась.
С этими словами прорицатель двинулся за стражниками, а Сабота следом за ним: сообразил, что в одиночку ему отсюда не выбраться.
«Подожду, погляжу, что дальше будет!» — решил он.
Часового в башлыке на посту уже не было. По коридорам, как ошалелые, носились боярские слуги — руками размахивают, горланят, что есть мочи.
Через много дверей прошли главный прорицатель, Сабота и двое стражников, пока, наконец, не остановились у двери, окованной золотом. Отворили ее стражники, впустили прорицателя и снова закрыли, а сами встали перед ней — ноги расставили, копья скрестили...
Саботе волей-неволей пришлось ждать.
— А ты кто такой? — спросили его стражники.
Оба были не в духе — видно, еще не успели напиться молока.
— Я с главным прорицателем, — соврал Сабота, не моргнув глазом.
Стражники опять хотели о чем-то спросить, но тут за дверью послышался крик.
— Как ты смеешь так разговаривать со мной? — орал Калота. — С ума, что ли, спятил? Наглец!
— А ты болван! — не остался в долгу прорицатель. — Давно пора скинуть тебя с престола! И старейшины тоже так считают, только вот трус этот, начальник стражи, все не осмелится... Что ты на меня уставился? И так-то ума в тебе незаметно, а как выпулишься — и вовсе дурак-дураком...
— Ах, так?! — Калота уже не кричал, а хрипел. — Значит, вот какую змею я пригрел у сердца!
— Перво-наперво, нет у тебя сердца! — быстро проговорил прорицатель, словно боялся, что не успеет высказать все до конца. — Будь у тебя сердце, разве ты задушил бы родного брата, чтобы завладеть его замком! Разве спихнул бы с берега в омут его жену!