– Прошу пропустить, – сказал пан Клякса. – Мы гости короля и идем к нему на мороженое.

Но тут за смотрителей вступился движимый чувством профессиональной солидарности Вероник:

– Пан профессор, на их месте я поступил бы точно так же. Вор украл, а смотритель отвечай.

Сказав это, он вывернул свои карманы и показал их содержимое. Поколебавшись немного, пан Левкойник махнул рукой и сказал:

– Надо покончить с этим поскорее. Жаль времени. Вот, смотрите! Один карман… другой… третий… четвертый… А вот еще пятый… Это цветочные семена, это стимулирующая жидкость, а это семейные фотографии… Удовлетворены?

Я с отвращением разглядывал эту сцену, но после Вероника и розовода мне не оставалось ничего другого, как последовать их примеру. Я начал с внутреннего кармана пиджака. Запустив туда руку, я неожиданно ощутил под пальцами что-то сыпучее, похожее на крупу. Вывернув карман, я остолбенел – на землю посыпались рубины.

Можете легко представить себе и мое замешательство, и возмущение толпы. Двое смотрителей схватили меня за руки, а остальные разбежались по площади, скликая городскую стражу. Кто-то из адакотурадцев крикнул:

– Вурр! На скурвуррурдор егур!

– Брурсить негурдяя петорхам на растерзание! – вторил ему другой.

Пан Клякса что-то говорил, размахивая руками, но никто его не слушал.

И в этот миг с крыши слетел Три-Три, сел мне на плечо, из его переполненного клювика на глазах у всех посыпались в мой карман рубины. Все сразу же стало ясно.

Я обиделся на колибри, щелкнул его по клюву, высыпал из кармана новую порцию рубинов и с достоинством заявил смотрителям:

– Как видите, я к этому совершенно не причастен. Не нужны мне ваши рубины и не боюсь я ваших петухов. Я иду к королю на мороженое. Вот и все.

Тронутый моими речами, пан Клякса утер слезу, гордо выставил бороду и воскликнул:

– Вот поведение, достойное ученого!

Георгина чихнула одиннадцать раз, что в значительной степени смягчило раздражение смотрителей. Те еще шушукались и советовались о чем-то вполголоса между собой, когда прибежал запыхавшийся министрон Погоды и Четырех Ветров, и закричал издали:

– Господин, господа! Так не годится! Король ждет вас уже полчаса, министрон Двора сходит с ума. Так нельзя!

Пан Клякса в нескольких словах изложил министрону, что с нами приключилось.

– Так неуважительно отнестись к королевским гостям? – обрушился тот на смотрителей. – Да за такую бестактность я прикажу уменьшить вам премию. Вместо пяти яиц на нос вы получите по три. Это отучит вас от бездушия.

День стоял необычайно жаркий. Солнце пекло немилосердно. Люди, по выражению адакотурадцев, поджаривались, как яйца на сковородке. От зноя плоды гунго лопались с громким треском, как петарды. С пана Левкойника пот тек ручьями, и каждый его шаг оставлял на тротуаре мокрое пятно. Все окна в городе были закрыты жалюзи, улицы опустели, и только дети голышом играли в «яйцо в ямке» и в «адакотурадку».

Пан Клякса не чувствовал жары, хотя на нем, как всегда, было теплое белье, жилет, сюртук и жесткий воротничок. Он как-то признался мне:

– У кого мозги на месте, Адась, тот не потеет. Я сам управляю своими железами, у меня свой кондиционер с автоматическим терморегулятором. И все это здесь!

С этими словами он хлопнул себя по лбу.

Да, это был великий ум!

Впрочем, в гениальности пана Кляксы мог наглядно убедиться всякий, кому посчастливилось хотя бы раз увидеть Алойзи Пузыря.

Он был столь совершенен, что в тот знойный день, когда мы шли на мороженое к королю, со лба Алойзи стекали струйки настоящего пота. Пан Клякса не забывал ни об одной мелочи. Достаточно сказать, что Алойзи спал как всякий смертный – с закрытыми глазами и вдобавок громко храпел, хотя его искусственный организм не требовал сна.

Но вернемся к нашему рассказу, поскольку Лимпотрон ждет и очень нервничает.

В дворцовый сад мы пришли с получасовым опозданием. В дверях нас встречал министрон Двора Тромбонтрон.

Я не в силах описать этот сад. Если вы читали о чем-нибудь подобном в сказках «Тысячи и одной ночи», то имеете слабое представление об открывшихся нашим глазам великолепии, о феерии красок, о фантастической архитектуре цветников и куртин, об источаемом ими несказанном аромате. Накануне мы с паном Левкойником осматривали дело рук ученых садоводов, но этот сад был творением художника.

В центре его находилось небольшое озерцо, где плескались рыбы-фонтаны, пускавшие вверх золотые и серебряные струйки. На поверхности озера покачивалась модель сказандского корабля «Аполлинарий Ворчун», собранная из музыкальных шкатулок. В гуще дерев прятались тенистые беседки, оплетенные неведомыми цветами, чьи лепестки трепетали, словно крылья бабочек. Они ежечасно меняли свою окраску, звеня при этом, как стеклянные колокольчики. Даже пану Левкойнику еще не доводилось видеть ничего подобного.

Король Кватерностер I принял нас в правительственной беседке, оплетенной цветами под цвет национального флага. Две смуглые служанки обмахивали его пальмовыми ветками. Сбоку от короля стояло пустое кресло, предназначенное для будущей королевы. Кватерностер I пока не нашел себе подходящей жены и потому не имел наследника, что очень огорчало его подданных.

Монарх держал на коленях Королевского Петуха и гладил его, как у нас гладят любимую кошку. Петух был совершенно необыкновенный: у него был двойной гребень и исключительно красивый хвост. Звание Королевского Петуха присваивалось победителю ежегодного конкурса пения. Тот, кого король держал на коленях, пропел тридцать семь раз кряду, побив тем самым все прежние рекорды, и получил государственную премию первой степени.

Нынешний прием носил семейный характер и потому кроме нас на нем присутствовало только несколько министронов с женами.

Пан Клякса попросил у короля прощения за опоздание, а мы тут же склонились в почтительном поклоне, а дочери пана Левкойника сделали изящный реверанс. Пан Клякса представил Алойзи как своего ученика и добавил:

– Это необычный молодой человек. Если позволишь, король, я тебе о нем расскажу чуть позже.

Кватерностер I пристально посмотрел на Алойзи, как бы пытаясь что-то вспомнить, и наконец сказал:

– Клянусь, я его уже где-то видел… Впрочем, ладно… Тромбонтрон! – крикнул он министрону Двора. – Займись гостями и прикажи подавать мороженое!

Во время этой короткой беседы Вероник успел достать из своего кармана фланельку и деликатно обмахнуть пыль с кресла будущей королевы.

Из дворца выбежало двенадцать пажей, несших на серебряных подносах мороженое и напитки.

Солнце припекало все сильней, и министроны пригласили дочерей пана Левкойника в беседки. Пан Левкойник галантно сопровождал жену премьера Трондодентрона и жену министрона Трубатрона, а Вероник излагал остальным дамам собственный метод подметания лестничных клеток.

Пан Клякса попросил короля выслушать его, сделав мне и Алойзи знак оставаться рядом.

– Король, – сказал он, когда остальная часть компании разбрелась по саду, – вот человек, который вчера пнул тебя искусственной ногой!

– Что? Это он?! – вскричал монарх. – Я сейчас же велю его схватить и бросить в курятник.

– Ты этого не сделаешь, король, – спокойно возразил великий ученый. – Раздумаешь, как только узнаешь, что Алойзи Пузырь – это сотворенный мной шедевр науки и техники, эпохальное открытие современности, высочайшее достижение человеческой мысли. Алойзи, подойди к Его Величеству!

Алойзи послушно выполнил приказание. Кватерностер I подозрительно осмотрел механического человека со всех сторон, потянул его за нос, потом за ухо. Вдруг он вскочил с кресла и завопил:

– Теперь я узнал его! И не говорите мне ничего. Ведь это он выловил нас из моря, когда мы плыли в бочке, и взял к себе на борт, а потом четырем нашим матросам дал молодильных таблеток и превратил их в грудных младенцев. Я прекрасно помню этого Первого Адмирала Флота! Он изрядно задал мне перцу! Я ему…

– Король, – перебил его пан Клякса, – сегодня утром я устранил мелкие конструктивные дефекты своего творения. Действительно, до сих пор Алойзи вел себя своевольно. Но отныне он стал абсолютным совершенством. Повторяю: со-вер-шен-ством! Теперь он функционирует безупречно.

– Профессор, – усаживаясь обратно в кресло, ответил король, – я не верю, что эта персона – автомат. Это такой же человек, как и вы да я!

Пан Клякса с торжествующим видом погладил себя по бороде, взял Алойзи за руку и подошел с ним к Кватерностеру I.

– Не спорю, в это трудно поверить, – с достоинством произнес он. – Алойзи сделан чрезвычайно тщательно, а кожа мешает понять его конструкцию. Но заглянуть туда все-таки можно… Вот, пожалуйста.