Помолодел но только он, а весь мир кругом. Он увидел в мире много цветов, которые чудно пахли, и среди этих цветов резвились птицы, певшие песни, которых он еще не слыхал, когда был стариком.
И Тунг-Са-О захотелось весь мир обратить в цветы. Тунг-Са-О проходил мимо лавки искусника, который делал из драгоценных камней побрякушки на радость людской пустоте.
– Я знаю чудные искусства и ремесла, которые не снились тебе! сказал Тунг-Са-О. – Дай мне обделать твои камни, и я превращу их в дивные цветы.
– Преврати, если ты такой искусник! – сказал ювелир. И так как Тунг-Са-О знал необыкновенные искусства и необыкновенные ремесла, то он принялся придавать драгоценным камням невиданную форму. Он принялся вытачивать цветы из цельных камней. Огромные бриллианты расцвели пышными розами, на лепестках которых солнце зажигало золотые, голубые, красные горящие точки. Большие изумруды приняли форму сверкающих листьев. А из сапфиров выросли незабудки.
Потрудившись так до вечера и страшно устав за работой, Тунг-Са-О пошел к хозяину, чтоб получить заработок.
– А у меня только что был белый человек, с волосами, как шелк, и получил все, что следовало, за тебя! – воскликнул хозяин. – Только что! Я удивляюсь даже, как вы не встретились в дверях.
– При таких условиях но стоит и работать! – проворчал очень недовольный Тунг-Са-О и стал думать только о наслаждениях.
Как раз навстречу Тунг-Са-О несли в паланкине 14-летнюю девушку, дочь самого богатого и самого знатного мандарина. Она была хороша, как благоухающий несорванный цветок. Ее ножки были так малы, что не могли бы сделать и шагу, – и это придавало ей прелесть ребенка, и счастлив тот, кто будет ее мужем: сколько радостей! Ее робкие, неуверенные шаги будут вызывать восторг и нежность в его сердце, как первые шаги ребенка.
Ее маленькие глазки смотрели на все кругом – деревья, дома, людей – с удивленным видом, словно спрашивали:
– Что это такое?
Так она была невинна.
А крошечные ручки с испугом держались за край паланкина, словно боялись, что ветер вот-вот подхватит этот цветок земли и унесет в воздух, и не отдаст его земле. Словом, красавица очень понравилась Тунг-Са-О. А так как ему помогал дьявол, а может быть, просто потому, что Тунг-Са-О было 18 лет, и он был красив, – сердце крошки-красавицы забилось сильнее, забилось желанием.
Мандарин с восторгом согласился выдать свою дочь за самого ученого человека и величайшего искусника в стране, и свадьба была отпразднована с величайшей пышностью.
Свадебный пир приходил к концу, и Тунг-Са-О, сопровождаемый нескромными шутками, которые еще больше зажигали горевшие желания, оставил гостей.
Он шел в покой своей жены, чтоб там, среди цветов, сорвать лучшую из лилий и горящими устами коснуться маленького алого цветка – уст своей невесты.
И на пороге покоя он встретил выходящего оттуда белого дьявола:
– Я это сделал за тебя!
Зарыдал Тунг-Са-О, и мир показался ему садом, в котором росли цветы без благоухания, и, без песен, бестолково прыгали пестрые птицы.
Так жил Тунг-Са-О долгую, долгую, серую жизнь, пока однажды он не очутился на берегу глубокого ручья.
Через ручей был переброшен мостик, такой легкий и такой непрочный, что по нем мог перейти только один человек. Первый же, кто прошел бы по нем, расшатал бы его так, что следующий упал бы в ручей и утонул.
И в ту минуту, как Тунг-Са-О хотел поставить ногу на мостик, впереди него проскользнул белый дьявол и перешел по мостику. За ним, вторым, пошел Тунг-Са-О. Мостик упал, и Тунг-Са-О утонул.
Утонул, радостно приветствуя смерть – избавительницу. Вот и вся сказка.
Сын неба! Бойся белых дьяволов! Они не отнимают ни души, ни жизни, но они оскверняют все, что есть лучшего в первой, берут себе все, что есть хорошего во второй.
О пользе наук
Был в Китае богдыхан Цзан-Ли-О, – да сохранится его имя в памяти людей до тех пор, пока существует наше отечество. Он очень интересовался науками, хотя сам едва умел читать и поручал всегда подписывать свое имя другому, чем очень пользовались ближайшие мандарины.
Но так как, несмотря на это, он очень интересовался науками, то однажды Цзан-Ли-О и задал себе вопрос:
– Для какого дьявола они существуют на свете? И он приказал в определенный день созвать всех ученых для всенародного допроса.
Желание сына неба – закон для земли.
У ворот всех университетов забили огромные барабаны, и глашатаи закричали:
– Эй, вы! Ученый народ! Бросайте-ка книги, идите в Пекин отвечать радости вселенной, нашему милостивому богдыхану, какую такую пользу приносят ваши науки.
В назначенный день на большой площади перед дворцом собрались все ученые люди Китая. Были тут такие старики, что их несли на носилках, но были и молодые ученые, которые казались старше самых старых стариков. Были ученые, так высоко задиравшие голову, что у них спинной хребет выгнулся назад, и они не могли бы с почтением поклониться при встрече даже самому богу. Были тут и люди, у которых спинной хребет сломался в угол от сидения за книгами. Были люди, очень награжденные за свою ученость. Были ученые с тремя, четырьмя, попадались и с пятью шариками на шапке. Были такие, которые носили трехглазое павлинье перо. Были ученые и в зеленых куртках, и было даже несколько желтых кофт!
И все были, конечно, в очках, потому что очки, как известно, первый признак учености. Ученые всегда близоруки.
Когда солнце вышло из-за облаков и засверкало на этих очках, богдыхан даже зажмурился.
«Как горят у них глаза! – подумал он. – Словно ждут прибавки жалованья».
И богдыхан, оглядев толпу и увидав, что все в порядке, сказал:
– В никогда не прекращающихся заботах о благе наших детей-китайцев, решили мы выяснить вопрос: зачем это на свете существуют науки? Давно уже они существуют, и вот хотим мы узнать, для чего? А потому отвечайте нам прямо и откровенно, без утайки и безо всякой хитрости: зачем науки и какой от них толк? Начнем хоть с тебя! – указал он на знаменитейшего астронома. – Сам сын неба, с неба я желаю и начинать. Так будет мне приличнее. Твоя наука самая высокая, ты первый и говори!
Знаменитый астроном вышел вперед, отдал сколько полагалось по этикету поклонов и ласково сказал:
– Когда невежде приходится вечером выйти за чем-нибудь из дома, он, как свинья, смотрит только себе под ноги, а если и случится ему взглянуть на небо, он увидит только, что небо, словно оспой, покрыто звездами. Другое дело, ученый астроном! Для него рисунки из звезд это слова, и он читает небо, как книгу: надо ли ждать наводнений, велики ли будут приливы и отливы вод, как будет светить солнце, сильно или не очень. Вообще, мы узнаем будущее.
– Будущее! Это любопытно! – сказал богдыхан. – А ответь мне; что делается теперь, в эту самую минуту, в Нанкине?
– Откуда же я могу знать это, светило вселенной! – униженно кланяясь, ответил астроном.
– Недурно! – воскликнул богдыхан. – Будущее-то вы знаете, а вот настоящего-то – нет! Лучше бы вы настоящее знали, чем будущее! Полезнее бы! А то будущее! Будущее! Самая, по-моему, твоя бесполезная и глупая наука! Следующий!
За астрономом стоял знаменитый историк. Такой, говорят, историк, что знал по именам всех китайцев, которые когда-либо жили на свете! Он распростерся перед богдыханом и сказал:
– Образец добродетелей, великий правитель, равного которому даже я не знаю во всей истории Китая! Моя наука не возбудит, конечно, твоего мудрого гнева, как наука моего предшественника. Мы занимаемся прошлым. Изучаем его, отмечаем все промахи, ошибки, даже глупости.
– Наука, очень удобная для дураков! – воскликнул богдыхан. Всякий дурак может сколько угодно безнаказанно делать глупости. Стоит ему сослаться на вашу науку: ведь глупости и ошибки, скажет он, делались всегда. Дурацкая наука! Убирайся!.. Ты чем занимаешься и какой толк от твоей науки?
Дрожащий ученый, к которому был обращен этот вопрос, поборол кое-как свое волнение и сказал:
– Мы изучаем вопросы государственного устройства. Как должно управляться государство, какие должны быть законы, какие права должны иметь мандарины, какие простой народ.
– Должны! Должны! – крикнул богдыхан. – Как будто на свете все делается, как должно. На свете никогда не делается все, как должно. Поневоле, благодаря вашей науке, всякий будет сравнивать то, что есть, с тем, как должно быть, и всегда останется недоволен. Самая вредная наука! Прочь с глаз моих! Вон!.. Ты что нам расскажешь?
На этот раз вопрос был обращен к доктору.
– Нашу науку, – отвечал он с поклонами, – все признают полезной. Мы изучаем свойства трав и что из какой можно сделать – из какой вытяжку, из какой порошок, из какой бальзам. Мы собираем корни женьшеня и учим, что из них надо отбирать – которые больше всего похожи на человеческую фигуру. Мы сушим молодые, еще мягкие рога оленя, толчем их и делаем из них навар, густой, как клей, и целебный, как воздух весны: он как рукой снимает все недуги. Конечно, когда человек здоров, ему не нужна наша наука, но если он не убережется и заболеет, мы ему помогаем.