«Мы переживали вместе с вами», «Благодаря вам у нас появилась надежда», «Мы назвали сына Чартруд – в вашу честь». Гертруда распечатывала подарки, рассматривая прикреплённые к ним записки. И это было лучше, чем все дни рождения и Рождества́ в её жизни. Некая миссис Бек прислала пустой фотоальбом («Вы должны наполнить его своими воспоминаниями!»), мистер и миссис Мистер – сонное зеркало и краски для рисования, семья Гермес – два новых жёлтых шарфа, а миз Ева Лили́т – набор «Всё для брата и сестры». Гертруда не знала, что было в подарках у Чарли, – сегодня она решила его не беспокоить.

Другие коробки остались внизу.

Конец вечера на первом этаже дома номер шесть на 66-й улице прошёл спокойно. Через дверь своей комнаты Гертруда слышала: иногда кто-то пытался задать неудобные вопросы бабушке Матильде, но та их пресекала. Когда часы с кукушкой пробили одиннадцать, Тутси Фридерман «засобирали» домой: бабушке Матильде пришлось помочь Тутси собираться, так как сама Тутси уходить не очень-то хотела.

– Ну хорошо! Хорошо! Ваши лёгкие намёки я поняла. Напоминаю, дорогая, послезавтра – седьмой торжественный тыквенный обход. Покажу всем своего Геракла. Не забудь и ты украсить свою красотку, – с этими словами Тутси наконец-то ушла.

Гертруда посмотрела через окно, взглядом провожая соседку: ночное небо блестело на фоне зажжённых ярких уличных фонарей и миллиона рассыпанных повсюду светлячков. Где-то высоко пролетели то ли дирижабли, то ли что-то похожее на дирижабли: Гертруда не разобралась. Её одолевали тысячи вопросов, иногда даже гнев и непонимание. Они сменялись жалостью. Затем приходило долгожданное чувство спокойствия: у них с Чарли есть бабушка.

Из кухни доносились голоса. Гертруда услышала лишь часть разговора. Благодарность бабушки Матильды. И Мистера С., который что-то передал на хранение. Оставив в своём кабинете. Что-то важное. Он попросил никому об этом не рассказывать («она сама найдёт, когда вспомнит»).

Гертруда продолжала смотреть в окно: по маленькой улочке проехал конный экипаж, несколько белых воронов сели на ветку яблони, дорогу перебежал белый кот. А в доме напротив открывались и закрывались двери: Тутси «Ласточка» Фридерман приглашала гостей. Вероятно, чтобы поделиться последними новостями.

Вечер перетекал в ночь.

Это было впервые: Гертруда не заметила и (что самое странное) не запомнила, как уснула.

Казалось, она проспала не больше пяти минут. Проснулась ещё до восхода солнца.

– Доброе утро, родная. – Бабушка Матильда поцеловала Гертруду и крепко обняла. – Скоро рассвет. И у нас очень много дел. Мы должны всё успеть. Завтрак вот-вот будет готов. В шкафу есть несколько вещей. Думаю, они подойдут вам с Чарли на первое время. Ой! Твои повязки. Их же срочно нужно сменить!

Гертруда уже привыкла к тому, что повязки часто приходилось менять. Научилась это делать самостоятельно.

Когда бабушка пошла за бинтами, Гертруда натянула на себя старый длинный хитон синего цвета и спустилась на первый этаж, где уже завтракал Чарли. На нём был хитон тёмно-зелёного цвета.

– Блинчики, – улыбалась бабушка Матильда. – Только вместо яблочного джема – грушевый. Со вкусом яблок. Почти не отличить.

Пока Гертруда накладывала в тарелку блинчики, бабушка Матильда меняла ей повязки на запястьях:

– Сегодня же купим мазь «На все случаи жизни и не только». Очень болит?

– Иногда. Но сейчас всё хорошо.

Включился радиоприёмник. Заиграла музыка. Затем – какая-то плаксивая песня. Бабушка Матильда подпевала:

В том саду, где встретились мы, яблони растут.

Ушёл ты, разбил мечты. Тебя лишь птицы ждут.

– Милые! Вы выглядите замечательно! – Бабушка Матильда запорхала между Чарли и Гертрудой, наливая каждому чай. – Вы у меня такие красивые. Чарли, родной, убери локти со стола.

– Бабушка… – только и успела заикнуться Гертруда.

– Ну какая же я бабушка? – Бабушка Матильда поправила причёску, поставив на стол ванильное печенье с корицей. – Называйте меня Матильдой. Я ведь уже не такая старая.

– Я хотела спросить. По поводу монастыря. И родителей.

– Боюсь, родная… Чарли, дорогой, не пей так быстро. Чай очень горячий. Ты его не размешивал? Хм. Ладно. Монастырь. Боюсь, что в монастырь в ближайшее время вам лучше не возвращаться. Пока вы не вспомнили. Дорогой, возьми салфетку, будь джентльменом. – Бабушка Матильда улыбнулась.

– Мы и не хотели туда возвращаться. Мистер С. сказал, что с монастырём что-то случилось.

Бабушка Матильда открыла шкафчик, взяла несколько стеклянных баночек с бледно-коричневой мазью и бинты. Она продолжила менять Гертруде повязки. Теперь на ногах:

– Будет немного больно. Потерпи, родная. – Бабушка Матильда выглянула в окно, затем подошла к входной двери, затем снова вернулась на кухню. Она волновалась. – Монастырь. Я хотела рассказать вам об этом позже. Но хорошо. Вы уже взрослые. По радио вчера сказали, что произошёл несчастный случай. Сильный пожар. Монастыря больше нет. Все, кто был внутри… Многие пропали без вести. Гренадёры молчат.

Бабушка Матильда обняла внуков.

– Гренадёры? – спросил Чарли.

– Они проверили монастырь. Пока известно точно: с мистером Агнусом Гроббом всё хорошо. Он надышался дымом, но его удалось спасти.

Чарли и Гертруда посмотрели друг на друга.

– Хм, – только и сказала Гертруда.

– Бабушка… Матильда… Просто Матильда… – Чарли переживал. – Ты могла бы рассказать о наших родителях?

– Для вашего же благополучия. Чарли, не смотри на меня такими глазами. Вы должны вспомнить об этом сами. Чарли. – Бабушка Матильда старалась не смотреть на внука. – Чарли. Ох, ладно. Я вас немного подтолкну к воспоминаниям. – Она тяжело вздохнула. – Наверняка вам известно, что очень многие ждали вашего появления на свет. Это важно знать, если вам будут говорить обратное. Ведь у союза ваших родителей были и остаются… противники. И скажу вам честно, много таких. Тех, кто считает их выбор предательством, кто уничтожил память о них. Но я для себя поняла: можно вырвать страницы из книг, сжечь фотографии, запретить о них говорить, но нельзя запретить вспоминать. Поэтому очень важно, родные, чтобы вы вспомнили: кто вы, кто – ваши родители. Нужно успеть вспомнить! Вы должны быть готовы. – Бабушка Матильда закончила делать Гертруде перевязку. – Ах, да! Коробки с вашими подарками я сложила у камина. Сможете открыть, когда мы вернёмся. Тарелки оставьте на столе. Надевайте свои дорожные хитоны. Мы опаздываем на Площадь Трёх.

Гертруда не могла не сердиться на бабушку. Единственная, кто знал правду о её родителях, избегал разговоров об этом. Воспоминания. Неужели не проще сказать всё прямо?

Они ехали в жёлтом экипаже «ОгненКолесн» по узким улочкам навстречу рассвету, переезжали по мостам и мостикам через реки и каналы. В небе сквозь радугу пролетела стая белых и чёрных голубей.

– Я прочитал ночью в «Истории города», – сказал Чарли, – он расположен на девяти больших островах. Здесь триста шестьдесят семь мостов. Ночью двадцать два из них разводят – и с одного острова на другой попасть нельзя. А ещё здесь около тысячи статуй Премьер-министру Пятигузу VII Благочестивому, кавалеру Высочайшего Ордена. Есть даже специальный комитет! Жители отправляют просьбы, чтобы им установили новую статую. Есть улыбающиеся Пятигузы, грустные, счастливые и задумчивые.

Проезжая по узкой улице, они обогнали несколько двухэтажных конных экипажей. Чарли продолжил:

– А ещё я прочитал, что шесть из ранее утраченных Чудес Света восстановлены здесь. И что в городе множество секретов и тайников; что глубоко под городом есть старые проходы и лабиринты, которые больше не используются. А Зимний Дворец из любой точки города виден только зимой: когда яблони сбрасывают листья.

Бабушка Матильда задремала, держа в руках сумку в виде дыни. И тогда Чарли шёпотом рассказал: он слышал, что ночью она не сомкнула глаз. До самого утра бабушка Матильда беседовала с Мистером С. Они переходили на шёпот, тушили и вновь зажигали свечи:

– Сначала я ничего не понял, – виновато прошептал Чарли Гертруде на ухо, когда экипаж проехал по белокаменному мосту. – Но после новости о пожаре… В общем, Мистер С. сказал, будто часто бывал в монастыре. И это странно: я ни разу его там не видел. И ещё он сказал, что «обследовал там каждый кирпичик», но якобы «ничего такого» не обнаружил. Поэтому он считает, что и Агнус Гробб ничего не нашёл. Я не понимаю.

– А как же пожар?

– Мистер С. сказал: в монастыре что-то «осталось»! Он не знает, что это. Но утверждает, и это тоже странно: найти это невозможно.

– Ты думаешь, Гробб мог…

– Не знаю… Но Мистер С. сказал… Или я так понял. В общем, в монастыре осталось то, из-за чего мы с тобой там оказались.