Торжественно продвигаясь в глубь материка, смерч становился все меньше и наконец растворился в воздухе и исчез. В нем больше не было нужды.
Филифьонка глубоко вздохнула.
- Теперь мне совсем нечего бояться, - сказала она. - Я совершенно свободна. Теперь мне все нипочем.
Она положила котенка на камень. Во время событий этой ночи у него откололось одно ухо, а нос измазался в масляной краске. Это придавало его мордочке совершенно новое выражение, хитроватое и задорное.
Всходило солнце. Филифьонка ступила на мокрый песок. Здесь же лежал ее лоскутный коврик. Море украсило его водорослями и ракушками, и еще никогда ни один лоскутный коврик не был так тщательно выстиран. Увидев его, Филифьонка радостно захихикала. Она взяла коврик обеими лапами и потащила его с собой в воду.
Усевшись на свой коврик, она нырнула в огромную зеленую волну и понеслась по клокочущей белой пене, потом снова нырнула, нырнула до самого дна.
Зеленовато-прозрачные волны, одна за другой, прокатывались над ее головою... Филифьонка поднялась на поверхность и снова увидела солнце, она смеялась, отплевывалась, кричала и танцевала вместе со своим ковриком в прибойной волне.
Еще ни разу за всю свою жизнь она так не веселилась.
Гафсе пришлось звать ее довольно долго, прежде чем Филифьонка обратила на нее внимание.
- Какой ужас! - закричала Гафса. - Моя дорогая, моя бедная фру Филифьонка!
- Доброе утро, - сказала Филифьонка, вытаскивая на берег свой коврик. Как ваши дела?
- Я себе просто места не находила, - воскликнула Гафса. - Такая ночь! Я все время думала только о вас. Я его видела! Я видела, как он появился! Это же самая настоящая катастрофа!
- Какая такая катастрофа? - с невинным видом спросила Филифьонка.
- Вы были правы, ох, как вы были правы, - жалобно лепетала Гафса. - Вы же говорили, что произойдет катастрофа. Подумать только, все ваши чудесные вещи... Весь ваш замечательный дом!.. Я всю ночь пыталась позвонить, я так беспокоилась, но телефонная связь была прервана...
- Очень мило с вашей стороны, - сказала Филифьонка, выкручивая воду из шапочки. - Но, право же, вы беспокоились совершенно напрасно. Вы же знаете, нужно только добавить в воду немного уксуса, и лоскутные коврики будут прекрасно держать краску! Не стоит зря беспокоиться!
И усевшись на песок, Филифьонка смеялась до слез.
Тайна хатифнаттов
Однажды, давным-давно, случилось так, что Муми-папа, без каких бы то ни было объяснений, ушел из дому и даже сам не понял, почему он это сделал.
Муми-мама говорила потом, что в то время он казался ей на удивление странным, но возможно, он был таким всегда. Так обычно думают позже, когда кто-нибудь становится замкнутым и печальным.
— Но все же Муми-папа однажды исчез.
— Снусмумрик сказал, что Муми-папа решил отправиться с хемулем половить немного албрунов, но, по словам хемуля, Муми-папа сидел на веранде, а потом заявил, что погода теплая и скучная, и причал нуждается в ремонте… В любом случае, Муми-папа причал ремонтировать не стал, тот, как и раньше, стоял, скособочившись, и лодка к тому же оказалась на месте.
— Муми-папа мог отправиться куда угодно, и проследить за ним не было никакой возможности.
— Он вернется, — заявила Муми-мама. — Он ничего не сказал, потому что должен вскоре вернуться. Я уверена, что он вернется, когда запланировал.
Никто не беспокоился. Муми-тролли никогда попусту не беспокоились друг о друге. Каждый готов был прийти на помощь, но все пользовались неограниченной свободой.
Муми-мама начала что-то вязать, а сам Муми-папа где-то далеко на западе долго раздумывал, что это взбрело ему в голову уйти из дома.
Виноватым во всем оказался мыс, который он однажды видел на семейном пикнике.
Мыс сильно выдавался в море. Небо было желтым, а легкий ветерок возвещал о приближении ночи. Муми-папа так никогда и не увидел, что скрывается по ту сторону мыса. Семья хотела к чаю вернуться домой. Всем давно уже не терпелось отправиться домой, но Муми-папа стоял и стоял на берегу, всматриваясь вглубь залива. И в этот момент появилось множество маленьких белых лодочек под парусами. Они плыли куда-то за мыс.
— Хатифнатты, — объяснил хемуль, и в этом слове таилось что-то выразительное. Маленькие, скользкие, осторожные и обладающие совершенно незапятнанной репутацией. И все же, они были чужеземцами, немного пугающими, иными.
Вдруг Муми-папу пронзила мысль: «Не надо мне никакого чая, опостылела мне эта веранда».
Прошло время, но та картина не покидала его воображение. И вот однажды в полдень Муми-папа ушел.
Тот день выдался теплым.
Муми-папа не задумывался о своем поступке, и ничуть не переживая, отправился вперед, прикрыв глаза полями шляпы и насвистывая. Вверх и вниз по холмам. Деревья встречали и провожали его.
Тени постепенно начали удлиняться.
Наконец, солнце скрылось за морем. Муми-папа вышел на пологий каменистый берег и остановился. Он даже о пикнике забыл.
Раньше он тут не бывал. Серое и унылое побережье, которое подсказывало лишь то, что здесь кончается суша и начинается море. Муми-папа подошел к воде и осмотрелся.
В этот миг мимо берега проплыла маленькая белая лодка, подгоняемая ветром.
— Куда это они? — поинтересовался Муми-папа.
В белой лодке сидело три совершенно белых, как лодка и парус, хатифнатта. Один у руля, двое у мачты. Все трое так пристально вглядывались в море, что казались поссорившимися. Выглядели они очень молчаливо и все их помыслы были лишь о движении вперед. К горизонту, к краю мира, который, может быть, и существовал. По крайней мере, так говорили. Хатифнаттов ничего не заботило, но они выглядели наэлектризованными, словно перед штормом. Опасная компания для тех, у кого есть гостиные комнаты и веранды.
Хатифнатты всегда интересовали Муми-папу, но ему не с кем было прямо и откровенно поговорить. Он толком не знал, где в рассказах о хатифнаттах правда, а где вымысел.
Теперь же Муми-папа дрожал от кончика носа до кончика хвоста, с волнением наблюдая за лодкой. Хатифнатты, похоже, его не замечали.
Со слабым скрежетом лодка ткнулась в берег и замерла.
Хатифнатты выпучили круглые бледные глаза на Муми-папу. Муми-папа же приподнял шляпу и начал что-то объяснять. Пока он говорил, хатифнатты то и дело подавали ему какие-то знаки. Это сбило Муми-папу с толку. Он внезапно почувствовал себя беспомощно запутавшимся в верандах, горизонтах, размышлениях о свободе и чаепитии, хотя, конечно же, никто никакого чая пить не хотел.
Наконец, Муми-папа в смущении замолчал. Хатифнатты тоже замерли, перестав жестикулировать.
«Почему они ничего не говорят?» — нервничая, думал Муми-папа. — «Может, не слышат меня или думают, что я слабоумный?»
Он протянул руку и попытался сказать что-нибудь дружелюбное, но хатифнатты по-прежнему не двигались. Только их глаза стали менять цвет, становясь желтыми, как вечернее небо.
Муми-папа спрятал руку за спину и неуклюже поклонился.
Хатифнатты привстали и поклонились в ответ. Они проделали это дружно и одновременно.
— Благодарю, — пробормотал Муми-папа.
Он больше не пытался объясниться, просто вскарабкался на борт. Небо сделалось лимонным, точно наступила какая-то иная эпоха. Лодка медленно отплыла от берега.
Никогда Муми-папа не чувствовал себя так легко и радостно. Он обнаружил в себе великолепную перемену, но ничего не сказал. Он просто сидел, вглядываясь в горизонт и слушая шорох волн.
Когда побережье исчезло, над морем встала полная луна, круглая и желтая.
Никогда раньше Муми-папа не видел такую одинокую и желтую луну. Море, лодка и три молчаливых хатифнатта.
И, конечно, горизонт — горизонт, там, вдали, где скрываются великолепные приключения и безымянные тайны. И свобода.
Муми-папа решил тоже стать молчаливым и таинственным, как хатифнатты. «Уважают тех, кто молчит. Все считают, что они ведут очень насыщенную жизнь и знают массу вещей».
Муми-папа рассматривал хатифнатта, стоявшего у руля. Он хотел сказать рулевому чего-нибудь дружелюбное, как-нибудь высказать свое понимание происходящего, но ничего не сказал. Естественно, Муми-папа не нашел нужных слов — тех, что прозвучали бы правильно.
«Что мюмла говорила о хатифнаттах? Прошлой весной, как-то за обедом она сказала, что они ведут вредный образ жизни. А Муми-мама добавила: „Не надо так говорить“. A Мю заинтересовалась: „Что бы это значило? “. Но больше Муми-папа ничего не мог вспомнить,
«Может, они просто ведут дикую и свободную жизнь?».
Муми-мама еще говорила, что не верит, чтоб кому-то нравилось вести вредный образ жизни, но Муми-папа не соглашался с ней. «Хатифнатты как-то связаны с электричеством, — утверждала мюмла. — Они могут читать мысли, но если заговорить с ними, отворачиваются».