Мысль о том, что его принцесса умрет от голода у него на глазах, приводит его в ужас.

Дверца холодильника открывается. Внутри царит изобилие и порядок ― хоть в рекламе показывай. К несчастью, то, что там лежит, не предназначено для Селении. Маргарита вынимает красивый хрустальный кувшин, наполненный ее знаменитым лимонадом.

― Зачем ты пригласил в дом этого человека? ― укоризненно шепчет она Арчибальду.

― Сам не знаю. Наверное, из-за голоса. Он кажется мне знакомым. Глухой тембр, надменные интонации. Скорее всего, я этого человека уже где-то видел. Только вот где? ― так же тихо отвечает Арчибальд, в раздумье почесывая затылок.

― Такое лицо не забывается, даже если увидишь его всего один раз! Этот кошмар надолго остается в памяти.

― Ох, Маргарита, ты разве забыла, что память начала мне отказывать? ― сокрушенно вздыхает дедушка. ― Вот я и не могу вспомнить, кому принадлежал этот голос.

― О-о... а-а... ― неожиданно раздается тонкий голосок.

Это в кухню вошла Роза. У нее болят руки, поэтому она вытянула их вперед и растопырила пальцы, словно сушит лак на ногтях.

― У меня не получилось открыть кран в ванной! ― жалобно произносит она и, успокаивая боль, дует на пальцы.

― Сейчас иду! ― откликается Арчибальд, протягивая ей холодный кувшин. ― Держи, обхвати ладонями кувшин, тебе станет легче.

Последовав его совету, Роза издает вздох облегчения.

― Отнеси кувшин в гостиную и угости лимонадом нашего гостя. А я пока поговорю с твоей матерью.

Роза кивает и уже собирается уходить, но Арчибальд останавливает ее.

― Маленькая деталь: наш гость очень... ммм... некрасив. Даже, пожалуй, уродлив. Во всяком случае, внешность его производит не самое лучшее впечатление, поэтому я прошу тебя сдержать эмоции и подумать о том, что ему с такой внешностью живется гораздо труднее, чем тебе, ― терпеливо объясняет Арчибальд.

― Не беспокойся, ― отвечает Роза с милой улыбкой. ― Я каждую субботу добровольно работаю в больнице и, поверь мне, вижу людей в самых плачевных состояниях. Сначала от этого я сама чувствовала себя больной, а потом привыкла. Теперь ничто не может меня удивить! ― уверенно произносит она и, стуча каблучками, направляется в гостиную.

Урдалак смотрит в окно и внимательно изучает сад. Раньше ему казалось, что он знает в нем каждый уголок, но теперь, когда он вырос, он не узнает его. Трудно узнать свой дом, когда смотришь на него с высоты птичьего полета. Внезапно до Урдалака доносятся частые шаги. Это идет Роза; на ней модная юбка, которая не позволяет ей шагнуть больше чем на десять сантиметров.

Уверенный, что его новый костюм и новая, ручной работы, физиономия удались на славу, завоеватель оборачивается и широко улыбается. Полагаю, вы представляете себе, какая у него улыбка. Как сказала Роза, улыбающийся Урдалак напомнил ей крокодила, произносящего «чи-и-и-з» перед выскочившей из кустов газелью. Молодая женщина мгновенно пожалела, что надела очки.

Когда первый испуг прошел, она, остановившись, набирает в грудь побольше воздуха и, схватившись за голову, издает оглушительный вопль. Но, чтобы схватиться за голову, ей приходится освободить руки, то есть выпустить из рук кувшин, который, упав на пол, разбивается вдребезги.

Вопль Розы выводит Армана из полусонного состояния. Он подпрыгивает и, выбросив вперед руку с бритвой, принимает оборонительную стойку.

― Роза! Держись! Я здесь! ― кричит он.

Он вертит головой во все стороны, пытаясь отыскать врага, и наконец видит его в зеркале ― ужасного, с пышной белой бородой. Арман издает вопль ― не менее громкий, чем вопль его жены, ― и, только когда звуки его стихают, понимает, что увидел в зеркале собственное лицо, покрытое густым слоем пены для бритья. Со вздохом констатируя свою ошибку, Арман наклоняется над раковиной, чтобы смыть дурацкую белую бороду, которая его ужасно старит. Он поворачивает кран, и из него вырывается сильная струя воды.

Именно этого и ждал Мракос ― чтобы кто-нибудь, наконец, открыл хотя бы один из этих чертовых кранов и бегущая под давлением вода вымыла бы его из впадины, где он застрял. Некоторые наверняка уже задались вопросом, откуда у Мракоса поистине фантастическая способность оставаться так долго под водой без доступа воздуха. Ответим: мать Мракоса была в родстве с амфибиями и в возрасте личинки проживала на дне водоема. Теперь понятно, почему этот грозный воин может побить все рекорды пребывания под водой, оставив далеко позади даже морскую черепаху.

Мракос не помнит матери. Урдалак уничтожил ее, когда сын был совсем маленьким. Возможно, он сделал это потому, что именно она заразила его ужасным недугом, от которого завоеватель с каждым днем разлагается все больше и больше. Конечно, Мракос хотел бы унаследовать от матери способность отравлять все, до чего дотянешься, но природа распорядилась иначе. Впрочем, сегодня грозный воин, сидя в водяной яме, в полной мере оценил материнский дар.

В сущности, Мракос был несчастным ребенком, воспитанным в обстановке ненависти и насилия. Ничего другого он не знал. Возможно, если бы он рос в другой среде, из него вышел бы вполне милый минипут. Если бы у него были добрые и любящие родители, друзья и подружки, он наверняка не был бы таким глупым и злым. Но ни один луч дружбы, ни один луч сочувствия не озарил ни его детство, ни его юность. Единственный раз отец проявил великодушие и назначил его капитаном имперских войск. Однако это случилось в тот самый день, когда Урдалак покинул сына[6].

Теперь Мракос предоставлен самому себе, никто не оказывает на него дурного влияния. Он может жить так, как ему хочется. Может продолжать грубить окружающим и злодействовать, а может стать вежливым и добрым. Но в настоящую минуту он не намерен меняться, а напротив ― горит желанием разделаться со своими заклятыми врагами. И сжав, словно волчий капкан, свои многочисленные зубы, он изо всех сил плывет по трубе следом за Артуром и его друзьями.

В поисках еды для своей обожаемой голодной принцессы Артур перепрыгивает с игрушки на игрушку. Селении вполне хватило бы одной крошки, и мальчик очень удивлен, как это при его ― если говорить честно, свинских ― привычках всюду оставлять крошки еды, он не может найти ни единой съедобной соринки. Ах вот оно что! Он совсем забыл, что устроил свою хижину под кроватью, и теперь они вместе с Альфредом уносят туда еду и спокойно поглощают ее вдали от нескромных взоров. Есть под кроватью гораздо интереснее, чем на кухне, хотя этот способ почему-то никому не нравится, а особенно Маргарите, которой приходится сгибаться в три погибели, чтобы вымести из-под кровати крошки, в то время как на кухне ей надо лишь смахнуть их тряпкой со стола и подмести веником покрытый линолеумом пол.

Артур мчится под кровать и сразу упирается в целое, даже не надкусанное печенье. Судя по тому, что оно напоминает пирамидку, это курабье. Лучшего и желать нельзя: курабье легко крошится, и отломить от него кусочек даже человеку ростом в два миллиметра труда не составляет.

Схватив огромный для его теперешнего роста кусок печенья, Артур изо всех сил мчится обратно, втискивается в вагон и кладет добычу перед Селенией.

― Что это? ― спрашивает девочка с плохо скрываемой брезгливостью.

― Местное лакомство! Рассыпчатое печенье, ― отвечает Артур.

Глаза Селении округляются, словно ей предложили попробовать кусочек марсианской еды.

― Во всяком случае, это гораздо лучше стрекозиных яиц, которые вы едите каждый день! ― многозначительно бросает Артур, стоя на подножке вагона.

Спрыгнув на пол, он направляется к трансформаторной будке и изо всех сил тянет на себя рукоятку выключателя. Увидев, что красная лампочка загорелась, Артур издает радостный вопль и стрелой мчится обратно.

― По вагонам! ― кричит он как заправский проводник.

Паровоз свистит, колеса приходят в движение. Артур догоняет еще не набравший скорость локомотив и вспрыгивает на подножку. Не может же он опоздать на поезд! Пробежав по вагонам, он, запыхавшись, вваливается в вагон-ресторан, где, удобно устроившись за столиком, Барахлюш уписывает за обе щеки рассыпчатое печенье. Селения по-прежнему ни к чему не притронулась.

― Очень вкусно! ― с набитым ртом изрекает Барахлюш. ― Похоже на белликорн, только без сиропа![7]

Несмотря на столь лестное сравнение, принцесса по-прежнему отказывается попробовать принесенную Артуром еду и молча разглядывает в окно проплывающие мимо пейзажи Артуровой комнаты.

― Ну пожалуйста, Селения, попробуй! Сначала надо попробовать, а потом уж говорить, что ты этого не любишь! ― уговаривает ее Артур. ― Разве не так написано в вашей Большой книге?

― Нет! ― отрезает Селения тоном пустого холодильника.