Дети с гордостью вручили свои дары, к которым Антея в последний момент догадалась присовокупить еще и четыре увядшие розы, охранявшему вход в святилище жрецу.
Жрец с благоговением рассматривал невиданные в здешних местах вещи. Особенно его восхитили красные розы и останки карманных часов.
— Вот уж воистину, сегодня день великих свершений! — торжественно произнес он. — У меня в голове больше не осталось места для удивления. Одна из наших девушек сказала, что между нашим и вашим домом царит мир. Но все-таки нам нужно как следует разобраться в вашей причастности к этому неожиданному нападению.
Дети зябко передернули плечами.
— Отвечайте же! Вы на нашей стороне или нет?
— Конечно, на вашей! — вспылил Роберт. — Сколько же раз нужно вам это повторять? Послушайте, если вы нам все еще не верите, то я дам вам знамение. Видите эту штуку? — Он вытащил из кармана свой игрушечный пистолет и сунул его под нос жрецу. — Сейчас я поговорю с ним, и если он мне ответит, то это будет вам знаком, что я и все остальные пришли охранять вашу сокровенную святыню, которой, кстати, мы только что принесли жертву.
— Скажи-ка, твой бог, изображение которого ты держишь в руке, будет говорить только с тобой, или же я тоже услышу его голос? — подозрительно осведомился туземец.
— Ты обязательно услышишь его голос, — ответил Роберт. — И, клянусь тебе, ты будешь очень неприятно поражен. Ну ладно, начали!
Он посмотрел на пистолет и, обращаясь к нему, произнес:
— Если мы и вправду пришли сюда, чтобы защищать сокровенную святыню, — он указал на огражденное колючей стеной пространство, — то подтверди это своим громким голосом, и всем останется только подчиниться тебе!
Он нажал на курок, и пистолет выстрелил. Выстрел получился очень громким — недаром пистолет стоил целых два шиллинга, да и пистоны тоже влетели Роберту не в один пенни.
В каменном веке явно не слыхали ничего подобного. Все жители деревни, как подкошенные, попадали ничком на песок.
Жрец, благодаря подозрительности которого и произошло это замечательное испытание, первым поднялся на ноги.
— Я слышал голос бога, — сказал он. — Проводите их к месту, где хранится святыня, но ни в коем случае не пускайте дальше прихожей.
Четверых детей повели по кольцевой улочке, образуемой двумя рядами заграждений. Когда они достигли прохода сквозь внутреннюю стену, их пропустили через него и повели по еще одной кольцевой улочке — по-видимому, еще к одному проходу.
Как выяснилось, этот громоздкий (и очень колючий) архитектурный ансамбль имел примерно следующую форму:
— Похоже на зеленый лабиринт в Хэмптон-Корте,[3] — прошептала Антея.
Узенькие улочки ничем не были защищены от палящего солнца, но когда дети наконец добрались до центрального здания, то увидали, что оно оснащено надежной круглой крышей, немного напоминавшей кардинальскую шапочку, только в отличие от кардинальской шапочки она имела неизбежный для данной местности грязновато-серый окрас. Дверной проем был скрыт занавесом из толстой гиппопотамьей кожи.
— Можете подождать здесь, — сказал их проводник. — Но, во имя ваших молодых жизней, не вздумайте заходить за занавес!
Сам он, очевидно, не очень-то беспокоился о своей жизни, потому что в следующую секунду отодвинул занавес в сторону и исчез в черных недрах хижины.
— Послушайте! — тут же зашептал Сирил. — Когда мы проберемся в хижину, кому-то из нас придется оставаться снаружи на тот случай, если вдруг объявится Псаммиад.
— Нет уж, что бы там ни происходило, давайте держаться вместе! — возразила Антея. — Хватит нам и того, что мы потеряли Псаммиада. Тем более, что мы все равно не сможем попасть в хижину, пока там находится этот человек. Я думаю, нам следует вернуться в деревню и посмотреть, что там происходит. Пробраться в хижину мы всегда успеем — тем более что теперь мы знаем дорогу, а этому дикарю, что засел в хижине, волей-неволей придется биться наравне со всеми, когда дело дойдет до драки. А вообще-то, как только мы найдем Псаммиада, нам лучше сразу же отправиться домой. Становится поздно, и мне почему-то очень не хочется ночевать в окружении этих противных колючек.
Они выбрались из лабиринта и объяснили стоявшему на страже жрецу, что будут защищать сокровенную святыню, когда начнется большая битва. А пока у них было предостаточно времени пошататься по деревне и увидеть собственными глазами, как первоклассный кремниевых дел мастер высекает, оттачивает и полирует наконечники и топорища туземных боевых орудий. Уверяю вас, что подобной процедуры не доводилось видеть ни одному из людей, живущих в наше время. Туземные боевые орудия надолго завладели вниманием обоих мальчиков. Нужно сказать, что в те времена люди не пользовались стрелами, какие сейчас пускают из луков на корте, и кремниевые наконечники насаживались в основном на короткие легкие дротики, которые было принято бросать руками. Дротики служили основным оружием людям каменного века и представляли из себя, как я уже говорила, остро заточенные куски кремния, привязанные к небольшим тонким прутьям. В целом они ужасно походили на трости, которые имели обыкновение носить на руке английские джентльмены в те не так уж далекие времена, когда в Лондоне вовсю процветали грабители и налетчики, — правда, тогда они назывались не дротиками, а «орудиями самообороны». Кроме дротиков, туземцы воевали длинными оборонительными копьями (с теми же кремниевыми наконечниками), кремниевыми (и чрезвычайно острыми) ножами и кремниевыми топорами.
Обитатели деревни ни минуты не сидели без дела, и оттого затянутое двумя колючими поясами пространство напоминало муравейник, на который случайно наступил пьяный лесник. Перед глазами четырех отважных путешественников во времени то и дело мелькали нагруженные разнообразными тяжелыми предметами мужчины и женщины, и только дети, казалось, носились туда-сюда исключительно ради собственного удовольствия.
И тут, абсолютно без всякого предупреждения, все вокруг стало стремительно окрашиваться в красный свет, как если бы кто-то вдруг открыл дверцу гигантской топки (подобное зрелище вы могли наблюдать в Вулиджском Арсенале, если, конечно, вам посчастливилось в нем побывать), а затем столь же внезапно стало темно, как если бы дверца топки быстро захлопнулась. Конечно же, никакой гигантской топки поблизости не присутствовало — это просто зашло солнце, и наступила ночь.
Дело в том, что в восьмитысячелетней давности Египте солнце имело на редкость неприятную привычку закатываться в течение одной с половиной секунды, и я полагаю, что с тех пор оно так и не сумело от этой привычки избавиться. Во всяком случае, рассказы современных путешественников свидетельствуют в пользу этого предположения. Так вот, солнце закатилось, наступила ночь, и маленькая туземка, заботливо набросив детям на плечи по антилопьей шкуре, провела их в свою хижину, где им уже была приготовлена постель — а именно, куча самой мягкой осоки, какую только можно было сыскать на этом берегу Нила.
— Мой отец сказал, что ночью они не нападут. Так что спите спокойно! — сказала она.
Эта мысль пришлась всем четверым по душе. Вы, наверное, удивитесь тому, что посреди всех этих неприятностей, чреватых опасностью для жизни, дети нашли в себе мужество заснуть. Но дело в том, что, как бы они ни были напуганы столь внезапным поворотом событий, каждый из них чувствовал, что у него внутри теплится (и даже с течением времени разгорается) непоколебимая уверенность в том, что на Псаммиада можно положиться и что в конечном итоге ничего плохого с ними не случится. Этой уверенности им как раз хватало на то, чтобы справляться со своим испугом и при этом не чувствовать к себе жалости.
— Думаю, нам и впрямь лучше поспать, — сказал Роберт. — Не знаю только, что подумает о нас бедная старая нянечка, когда мы не придем домой ночевать. Наверное, пустит по нашим следам полицию. Вот было бы здорово, если бы они сумели нас найти! Дюжина крепких полисменов очень не помешала бы в нашем нынешнем положении. Да ладно, чего там попусту волноваться! Пока ничего серьезного не происходит, — добавил он успокоительным тоном. — Спокойной ночи!
Все четверо почти сразу же заснули.
Их разбудили громкие, яростные, ужасающие вопли, которые, как им показалось, доносились одновременно со всех сторон. Тысячи глоток надрывались от крика в ночи, и, как позднее выразился Сирил, то были скорее завывания волков, жаждущих крови своих врагов, нежели голоса людей, пусть даже и восьмитысячелетней давности.
— Это голоса чужеземцев, — сказала туземная девочка, возникая из кромешной тьмы и прижимаясь к Антее своим дрожащим маленьким телом. — Они попытались атаковать стены, но колючки отбросили их назад. Мой отец говорит, что теперь они не посмеют нападать на нас до самого рассвета. Но они пытаются напугать нас своими криками. Вот идиоты! Они, наверное, считают нас невежественными дикарями наподобие грязных болотных жителей! — возмущенно закончила она.