Гильфи повернула голову к Сумраку, застывшему над все еще дымившимся костром. Огромный вояка стоял, неподвижно уставившись в груду углей. Он был так неподвижен, что казался одной из статуй во Дворце туманов.

Что могло так подействовать на Сумрака? Друзья бросились к нему и тоже посмотрели на пепелище.

Перед ними был обугленный скелет совы, привязанный к обгоревшему остатку деревянного шеста.

— Это темнодейство! — сиплым от ужаса голосом прошептал Сорен.

А в это время далеко-далеко от Хуульских царств, на другом конце Реки ветра, сидела синяя сова. На протяжении бесчисленной вереницы лет мудрец Тенгшу был привратником Блистательных жемчужных врат. Сидя на ветке медитации, он смотрел на Реку ветра, над которой в порывах восходящего воздуха плясал его легкий цюй.

Тенгшу запускал в небо цюй по разным причинам. Чаще всего он делал это ради чистого удовольствия, но иногда цюй был нужен для сбора важной метеорологической информации о воздушных течениях, скорости ветра и прочих характеристиках близнецовых ветров. Порой мудрец запускал цюй для того, чтобы поразмышлять над каким-то вопросом, и сегодня был как раз такой случай, ибо Тенгшу испытывал великое беспокойство в желудке и как никогда нуждался в медитации. Он чувствовал, что в Хуульском мире дела идут не так, как должны идти. Тенгшу особенно беспокоился о своих добрых друзьях, четырех совах, известных как «стая». Он знал, что голубая сова, ныне называющая себя Стригой, больше никогда не вернется в Двор Дракона. Стрига улетел вскоре после битвы в горной совители, во время которой отличился не столько отвагой, сколько отвратительной жестокостью своей кровавой расправы. Такое поведение противоречило всем заповедям Даньяр, или пути благородной кротости. После битвы Хуульские совы пригласили своего спасителя в свое царство, и Тенгшу подозревал, что бывшая драконова сова отправилась именно туда.

Наряду с этой догадкой в нем зрело еще одно предчувствие, заключавшееся в том, что не только стае, но всему Великому Древу угрожает какая-то страшная опасность. Это было всего лишь предчувствие. У Тенгшу не было доказательств, однако с каждым днем его тревога становилась все сильнее. Сам он никогда не посещал Хуульские царства, но его мать побывала там несколько сотен лет тому назад. Обязанность цюй-дуна Блистательных жемчужных врат заключалась в том, чтобы встречать всех сов, сумевших преодолеть Реку ветра. По правде говоря, делать это приходилось нечасто, ибо немногим совам удавалось благополучно совершить столь опасное путешествие. Тенгшу вел очень уединенную жизнь, полную созерцания и медитации. Он сочинял стихи, рисовал, но в случае необходимости мог сразиться с врагом. Но это тоже случалось крайне редко.

Когда лучи солнца пробились сквозь завесу туч, Тенгшу понял, что должен действовать немедленно. Он должен лететь. Вести жизнь отшельника в такое время было бы непростительным себялюбием. Тенгшу вспомнил о своей матери Бао. Несколько сот лет назад она проделала этот путь по причине, которая в то время была ему не очень понятна. Бао сделала это, не колеблясь ни секунды, оставив супруга заботиться о Тенгшу и его сестрах и братьях. «Довольно!» — приказал он себе. Не тратя ни секунды на размышления, он раскинул крылья и поднялся в воздух. Следуя по линии цюй, Тенгшу поднялся к близнецовым ветрам, без малейших усилий воспарил над ними и окунулся в великую и стремительную Реку ветра. «Я лечу по следу крыльев моей матери, — думал он, отдавшись течению. — По следу крыльев Бао!»

Хулиганская ночь началась. Все совы были счастливы, что этот старинный праздник, отмечавшийся на протяжении сотен лет, не был отменен, как недавний Праздник урожая. Настроение на дереве заметно улучшилось. Для сегодняшнего праздника были сделаны значительные уступки и послабления. Мадам Плонк не только позволили петь, но даже разрешили надеть для торжества роскошный костюм пестроперой, в котором она выступала каждую Хулиганскую ночь. Док Яроклюв не мог оторвать восхищенных глаз от своей подруги. Несмотря на все свои опасения, он решил, что было бы несправедливо лишать душечку Плонки возможности спеть на празднике. Он так и не сказал ей, что они должны будут улететь сразу после Хулиганской ночи. Пелли вздохнула с облегчением. Она чувствовала, что Док настолько огорчен отношением Корина к его подруге, что задумал покинуть Великое Древо. Не зря же он сказал, что хочет поговорить с ней об очень важном деле, но только после Хулиганской ночи!

Этой ночью мадам Плонк исполняла старинную балладу Северных королевств. При первых звуках арфы у Дока Яроклюва задрожало в желудке, ибо слова этой песни показались ему пророческими:

«Неужели они в самом деле улетят? — горько думала Пелли. — Это будет огромная потеря для всех нас!» И тут что-то привлекло ее внимание. Что это было? Какой-то странный жест, сделанный голубой совой? То, как Стрига наклонялся к самому уху Корина, нашептывая ему что-то? Слуху Пелли, как у всякой сипухи, был превосходный. Она решила во что бы то ни стало узнать, что тут происходит.

Все время, пока волшебный голос мадам Плонк струился над Великим Древом под аккомпанемент недавно починенной травяной арфы, на которой играли домашние змеи из гильдии арфисток, Пелли не сводила глаз со Стриги и Корина. Теперь она ясно видела, что Стригу страшно раздражает столь вопиющая демонстрация всего, что он считал проявлением опасных излишеств. Пелли видела, как съежившийся Корин то и дело украдкой поглядывает на Стригу, стараясь предугадать его реакцию. При этом виду него был очень обеспокоенный. Самое возмутительное, что король беспокоился не о дереве и не о совах, наконец-то избавившихся от уныния, в котором они пребывали со времени Праздника урожая. «Нет! — вне себя от тревоги, думала Пелли. — Он беспокоится об этом Стриге! Он заключил с ним какую-то сделку. Но какую? Позволил нам отпраздновать Хулиганскую ночь, а потом? Что потом? Что Стрига потребовал у него за это?» Не успела она задать себе этот вопрос, как почувствовала страшный холод в желудке. Уголь! Пелли не сомневалась — углю угрожала опасность. Нужно немедленно разыскать Бубо. Да, вот только как это сделать? Все вокруг были в масках. Совы так истосковались по веселью, что даже старики этой ночью нарядились в костюмы и закрыли лица масками. Как же узнать, под какой из них Бубо?

Пелли в отчаянии покрутила головой, осматривая галереи дупла в поисках кузнеца. Рядом с ней топтался виргинский филин, завернутый в крапчатый плащ пятнистой совы, из-под которого торчали его собственные рыжеватые перья. Подлетев к филину, Пелли оттянула его маску и заглянула прямо в лицо.

— Простите, мадам? — холодно спросил филин, крайне возмущенный ее бесцеремонностью. Он беседовал с какой-то пещерной совой.

— Ох, простите меня, пожалуйста, — извинилась Пелли. — Я обозналась.

Между прочим, она впервые видела и этого филина, и эту пещерную сову. Когда они тут появились? Хотя на праздники к ним на остров всегда слеталось множество сов с материка. И все-таки этой ночью здесь было слишком много незнакомцев. Ладно, сейчас не время думать об этом. Где же Бубо?

Слепые змеи из гильдии арфисток заиграли веселую джигу, и многие совы вылетели плясать на свежий воздух. Может быть, поискать снаружи?

Прошло еще четверть часа, но поиски так и не увенчались успехом. Пелли вернулась в дупло, и тут внимание ее привлекли рыжие перья, мелькнувшие из-под белоснежного оперения полярной совы и пушистые надбровные кисточки, плохо скрытые белой маской. На этот раз Пелли не сомневалась, что перед ней не кто иной, как Бубо, кружившийся в медленной глаукане, разновидности совиного вальса, с Отулиссой. Какое счастье! Эти двое должны немедленно узнать о ее желудочных подозрениях! Отулисса в эту ночь прятала лицо под маской серой неясыти, но Пелли сразу ее узнала. Она танцевала намного лучше Бубо и кружилась с огромным изяществом, делая стремительные и четкие повороты.

— Мне нужно немедленно поговорить с вами обоими, — прошипела Пелли. Миссис Плитивер, в этот момент проделывавшая головокружительный скачок через октаву, резко повернула головку в ее сторону. Она почувствовала в воздухе едва уловимую паутинку напряжения, резко контрастировавшего со всеобщим весельем. Все остальные совы Великого Древа впервые за долгое время ликовали от души, наслаждались долгожданным праздником.

Бубо и Отулисса тоже почувствовали панику, звеневшую в голове Пелли.