Янка выдохнула и отправилась за ним. Больше ей просто ничего не оставалось. Он спустился в пешеходный переход, вышел, снова спустился, вышел с другой стороны площади. Покрутился перед кинотеатром, свернул на Тверскую. Через квартал повернул на какую-то улочку, Янка не успела прочитать название. Прошёл дворами, снова на Тверскую.

Да он же следы запутывает, догадалась Янка. Точно, он ещё иногда оглядывался, так же противно улыбаясь. Тип в джинсовой куртке снова углубился во дворы. И так глубоко углубился, что Янка перестала понимать, где они находятся. А находились здесь только они, последний прохожий остался за поворотом. Шаги мужчины гулко молотились об стены. Янка в кроссовках старалась спешить неслышно, но всё равно под ногами потрескивали мелкие камешки и песок. Снова взгляд через плечо. Янка давно перестала прикидываться, что идёт за ним просто так, как будто им в одну сторону. Она запыхалась и только старалась не отстать. Можно, конечно, остановиться, а потом пойти по запаху, чтобы он её не видел. Но Янка боялась, что джинсовая куртка скроется в какой-нибудь двери, за какими-нибудь воротами, или за шлагбаумами с охраной, которых здесь хватало.

Шли долго. Янка всё ждала, что они выйдут, например, на Садовое кольцо, и она сможет сориентироваться. Но они ныряли в очередную арку, и проходили через очередной дворик, заваленный картонными коробками и обрывками полиэтиленовой плёнки. Янка и не подозревала, что в центре Москвы есть такие буераки.

Ещё одна арка, ещё один дворик. И всё. Тупик. Янка не сразу это поняла, стоя за спиной пахнущего мёдом и перцем мужчины. Куда он ещё свернёт? А некуда. Разве что назад, но сзади у него Янка. Мужчина медленно повернулся. Улыбочка держалась на губах как прибитая, но кроме губ, ничто в его лице не улыбалось. А глаза… Глаза так просто испуганные. Он-то чего боится?

Янка, тяжело дыша, обернулась по сторонам. Она придумывала, как объяснить своё присутствие.

– Я… Я… Ну это… Фух, фух. Дяденька, а дяденька, а подскажите, как пройти к метро?

Глупость сказала, возле метро они крутились на Пушкинской площади, но ничего лучше в голову не пришло.

– Туда, – мотнул головой дяденька, показывая на выход со двора.

Сам он при этом пятился.

– А? Что?

– Туда, – махнул он двумя руками, так отгоняют собаку. – Туда.

– Туда? – переспросила Янка, чтобы хоть что-то сказать.

– Туда, туда, – закивал он как-то радостно.

– Туда? – улыбнулась во весь рот Янка, решив поддержать эмоциональный настрой беседы.

– Туда.

Дяденька вдруг перестал улыбаться. Он, пятясь, упёрся спиной в мусорный бак на колёсиках, три таких стояли у стенки. Не отводя от Янки глаз, начал шарить рукой в щели между ними. Янка смотрела вопросительно. Тудакать явно хватит, а как продолжить разговор она не знала. Медово-перечный мужчина снова улыбнулся. Янка с готовностью улыбнулась в ответ. Что-то стукнуло по металлической стенке мусорного бака. Он начал вытягивать из тёмной дыры длинную штуку. Что это? Янка видела такое в магазинах. А, это называется бейсбольная бита. И зачем она ему?

Ой.

А чем бейсбольная бита отличается от дубинки? Да ничем, это дубинка и есть. Янка обернулась. Пустой дворик, слепые стены, даже окна в него не выходят. И этот тип с дубиной. А золото, которым он пахнет, ему дала Клавдия. А от знакомых Клавдии ничего хорошего ждать не приходится, это Янка ещё в фейской квартире усвоила. И глухой дворик. И они одни. И бейсбольная бита.

Ой!

Это он не следы запутывал. Это он её заманивал. И теперь пятилась уже Янка. А человек шагал на неё. Медленно, останавливаясь после каждого шага. И улыбался. Всё шире. В испуганных глазах заплескалось злое веселье.

Остановившись после четвёртого шага, он, совершенно не меняя выражения лица, начал замахиваться дубинкой.

Янке бы побежать, но её как будто парализовало. Она зачарованно смотрела, как поднимается бейсбольная бита, чтобы опуститься ей на голову. Тощий тип почему-то держал её не за ручку, а за толстый конец. Янка это заметила и удивилась, а потом удивилась тому, что заметила в такой момент. Подняв дубинку над правым плечом, человек с худым лицом резко наклонился вперёд, топнув при этом ногой. Янка инстинктивно вздёрнула руки, защищаясь, и шагнула назад, чуть не упав. Пахнущий золотом бандит – а кто он ещё при таком поведении – захохотал. Ещё раз дёрнулся вперёд, крикнув:

– У!

Янка снова вздрогнула, отступив.

– Ха-ха-ха!

Хохот раскатился по дворику, как горсть щебёнки, брошенная в кирпичные стены. Оцепенение спало с Янки, она присела, чтобы прыжком развернуться и побежать. Её ноги уже начали распрямляться, когда тощий тип сделал нечто странное. Он сунул биту себе между ног. Ещё раз улыбнулся, самодовольно. Да он же радуется, что её напугал, поняла Янка. Мужчина кивнул ей с улыбкой, так кивают, увидев вдалеке старых знакомых. И взлетел!

Он поднимался по спирали, кружа внутри колодца двора. Взлетел до крыши, замер на мгновение, помахал задравшей голову Янке рукой – и исчез.

– Э, – тихо сказала Янка. – Э! – чуть погромче. – Эй, куда! – заорала она во весь голос.

– А! А! – в дворике забилось эхо.

Не следы он запутывал, и не заманивал в глухой двор, чтобы огреть дубиной по голове. Он шёл туда, где спрятал свою леталку. Когда понял, что от неё не избавиться, не затеряться на улицах в толпе, пошёл сюда.

Янка чувствовала себя так, как если бы у неё отобрали только что подаренную игрушку. Она же его не потеряла в толпе, она за ним проследила, и вот, ничего себе, он улетел. Янка развела в растерянности руки. Как он посмел! Так нечестно! Что она гномам скажет?! Её же засмеют. Они, чужие в этом мире, первый раз в Москве, за своими типами следят, и не теряют. А от неё, от москвички, этот худой сбежал, как… Как кошка от мышки! Как взрослый от надоевшего ребёнка!

Янку распирало от злости. Мало соображая, что делает, она, встав на обломок шлакоблока, заглянула в мусорный бак. Там, на дне, много чего валялось, но рукой не достать. Янка подтянулась, перевалилась через край и спрыгнула внутрь. Успела подумать: видели бы её родители. Дожили. Уже по мусорным бакам лазить начала. От этих мыслей разозлилась ещё больше. В мультиках в такие моменты у героев из ушей вырывается пар. А Янке даже некогда потрогать свои уши, она по локоть зарылась в мусор.

Потом уже поняла, как ей повезло. Это был не тот мусор, что выбрасывают в баки возле жилых домов, не объедки и грязные подгузники. Это мусор офисный и строительный. Картон, бумага, деревяшки.

Вот!

Деревянный брусок, часть какой-то упаковки. Длиной ей до подбородка. К одному концу перекладиной буквы Г прибит кусок дерева покороче. Янка выбросила его из бака, вылезла сама. Посмотрела на лежащую на асфальте деревяшку. Подняла, размахнулась и ударила по краю мусорного бака. Боммм! Чуть не оглохла от звона. Ударила по асфальту. Хруст, но негромкий. Ещё раз, ещё! Стыдно признаться, но она представляла, что бьёт по спине тощего типа в джинсовой куртке.

На четвёртом ударе перекладина отлетела, буква Г превратилась в восклицательный знак. Остались два гвоздя, торчащие из торца деревяшки как змеиное жало. Держа брусок горизонтально, Янка переступила через него. Подумала, что он в сечении квадратный и сидеть будет неудобно. Подумала, что ей очень повезло, что она сегодня надела джинсы, причём старые. И порвать не жалко, и заноз будет меньше. И взлетела. Вертикально вверх, никаких кружений по спирали, сразу в небо, метров на сто выше всех домов, что стояли в этом квартале.

Если бы та же ведьма Эмма предложила ей взлететь у себя в поместье, в спокойной обстановке, не получилось бы ничего. Хоть три дня Янку уговаривай, что она фея, а феи летают, им положено. Не поверила бы Янка. Головой бы согласилась, а спинным мозгом – нет. А он для полётов важнее. Но этот тип довёл Янку до такого бешенства, что в ней не осталось ничего, никаких мыслей, кроме желания его догнать. Бегом, значит, бегом. По воде пройти – значит, по воде. Полететь – как скажете, полетим. Сам виноват, тощий, не надо было злить московскую школьницу.

Янка висела в воздухе, приставив ладонь козырьком ко лбу и поворачиваясь вокруг своей оси. Где же этот бандит с вертикальным взлётом? Что, успел где-то спрятаться? Нет! Вон, пятнышко тёмное, на фоне облака, над крышами. Янка почти легла на свою деревяшку, поджала ноги, и догнала его за три минуты.

Этот… фей, ну да, получается что этот фей, летел не торопясь, сидя на бейсбольной бите как на заборе, свесив ноги, откинувшись немного назад, держась одной рукой. Фейские леталки не самолёты, пропеллера с мотором нет, летают совершенно бесшумно, и она может спокойно проследить за ним, куда бы он ни собирался. Погони он не ждёт, оборачиваться не будет.

Вернее, могла бы спокойно проследить. Если бы не рассмотрела, что фей делает свободной рукой. Он доставал из кармана семечки, щелкал и сплёвывал шелуху на головы прохожих. Ещё не остывшее бешенство закипело снова. Он только что её пугал, ногой топал, дубиной замахивался, а теперь семечки грызёт? На людей плюёт? Янка, летевшая в десяти метрах позади, преодолела эти метры за долю секунды. И гвозди, торчавшие из торца её леталки, воткнулись беззаботному фею чуть пониже поясницы. Это был первый воздушный таран над Москвой в фейском исполнении.