— Спать! Спать!

Пришлось им лечь.

Правда, на следующий день она была с ними особенно ласковой и перевязывала всех подряд. До самого вечера мальчики играли в раненых — хромали или держали руки на перевязи.

После битвы в заливе индейцы стали большими друзьями мальчиков. Питер спас Тигровую Лилию от страшной участи, и теперь краснокожие смельчаки со своей предводительницей готовы были на всё для него.

Ночи напролёт сидели индейцы в засаде близ подземного дома, поджидая нападения пиратов — всем было ясно, что оно должно состояться с минуты на минуту. Индейцы бродили вокруг дома даже днём, покуривая трубку мира; вид у них был такой, будто они не отказались бы закусить, если бы у мальчиков что-нибудь осталось от обеда.

Питера они звали не иначе как Большой Бледнолицый Отец и, разговаривая с ним, падали ниц — ему это безумно нравилось. Боюсь, что такое обращение его немного испортило.

— Большой Бледнолицый Отец рад, что воины племени Пиканини защищают его вигвам от пиратов, — говорил он важно, глядя, как они валяются у него в ногах.

А прекрасная индейская принцесса говорила:

— Тигловая Лилия длуг Питела Пэна. Пител спас мне жизнь. Я не позволю пилатам его обидеть.

Она была такая красавица, что больно было видеть, как она перед ним унижается, но Питер считал, что так оно и должно быть, и снисходительно отвечал:

— Это хорошо. Питер Пэн сказал своё слово.

Тогда индейцы понимали, что больше он не желает их слушать, и смиренно умолкали; правда, со всеми остальными мальчиками они обращались гораздо вольнее: они считали их храбрыми воинами — и не более того. При встрече они небрежно роняли:

— Здорово!

И разговаривали с ними как с равными. Обиднее всего было то, что Питер Пэн вёл себя как будто так и надо.

В глубине сердца Венди сочувствовала мальчикам, но она считала своим долгом во всём поддерживать главу семьи.

— Папочка лучше нас в этом разбирается, — неизменно говорила она.

А про себя думала, что индейцам не следовало бы называть её «скво».

Теперь я расскажу тебе о вечере, который надолго запомнился детям как Всем Вечерам Вечер, — он был полон приключений, приведших к самым неожиданным последствиям. День прошёл мирно и без особых событий, словно хотел сберечь силы к концу; вот уже индейцы завернулись в одеяла и встали на стражу, а дети сели ужинать — все, кроме Питера, который вышел узнать, который час. Для того чтобы узнать время на острове, надо было найти Крокодилицу и подождать, пока в животе у неё начнут бить часы.

Ужин на этот раз был не всамделишный, мальчики сидели вокруг стола и громко чавкали, при этом они так кричали и ссорились, что Венди, по её словам, чуть не оглохла. Конечно, шум её не очень пугал, но ей не нравилось, что они всё хватают руками, а потом сваливают вину на Шалуна, который якобы толкнул их под локоть.

За столом не полагалось давать сдачи, все споры решала Венди, надо было только поднять правую руку и сказать: «Я жалуюсь на такого-то». Однако обычно мальчики почему-то забывали об этом правиле или, наоборот, слишком увлекались им.

— Тише! — крикнула Венди, объяснив им в двадцатый раз, что говорить всем вместе нельзя.

— Ты поужинал, Малышик?

— Не совсем, мамочка, — ответил Малыш, сделав вид, что заглядывает в чашку.

— Он и не принимался за молоко, — вставил Задавака. Ябедничать не полагалось, и Малыш тотчас поднял руку.

— Я жалуюсь на Задаваку! — сказал он быстро.

Но Джон поднял руку ещё раньше.

— В чём дело, Джон?

— Можно я сяду на стул Питера? Всё равно его сейчас нет.

— Сесть на папин стул?! — возмутилась Венди. — Конечно, нельзя!

— Он ведь нам не папа, — ответил Джон. — Он даже не знал, как ведут себя папы, пока я ему не показал.

Ворчать не полагалось, и Близнецы закричали:

— Мы жалуемся на Джона!

Тут руку поднял Шалун. Он всегда вёл себя гораздо скромнее всех остальных (по правде говоря, у остальных скромности не было и в помине), и Венди относилась к нему особенно мягко.

— Как по-твоему, — спросил Шалун неуверенно, — я не могу быть папой?

— Нет, Шалун.

Если Шалун начинал говорить (что случалось не очень часто), он уже не мог остановиться. Как глупо, правда?

— Если я не могу быть папой, — произнёс он печально, — может, Майкл разрешит мне стать вместо него младенцем?

— И не подумаю! — отрезал Майкл. Он уже улёгся в свою корзину.

— Если я не могу быть младенцем, — сказал Шалун ещё печальнее, — можно я буду Близнецом?

— Нельзя! Нельзя! — закричали Близнецы. — Ты думаешь, это легко?

— Если я не могу быть никем интересным, хотите, я покажу вам фокус? — предложил Шалун.

— Не хотим! — заорали все разом. Тогда наконец он сдался.

— Так я и знал, — сказал он с тяжёлым вздохом.

Тут всех словно прорвало.

— А Малыш кашляет прямо на стол!

— А Близнецы начали ужин со сладкого!

— А Задира ест фисташки с миндалём!

— А Задавака говорит с набитым ртом!

— Я жалуюсь на Близнецов!

— А я на Задиру!

— А я на Задаваку!

— Ох уж эти мне дети! — вздохнула Венди. — Жизни от них нет!

Она велела им убрать со стола, а сама села за штопку — целая груда чулок, и в каждом, как полагается, дырка на коленке.

— Ве-е-нди! — канючил Майкл. — Я уже вырос из люльки.

Но Венди и слушать его не желала.

— Должен же кто-то лежать в люльке, — сказала она. — А ты самый маленький. Без люльки в доме как-то пусто.

Она сидела и шила, а мальчики весело играли вокруг. Вглядись пристальнее в их весёлые лица! Запомни получше, как они пляшут возле камина! Таких счастливых вечеров в подземном доме было немало, но этот вечер последний.

Над головой у них послышались шаги, и Венди, конечно, первая их узнала.

— Дети, папа идёт! Он любит, когда вы встречаете его на пороге!

Наверху индейцы распростёрлись перед Питером.

— Смотрите в оба, смельчаки! Я сказал своё слово.

А потом, как всегда, мальчики втащили Питера за ноги из дерева в дом. Они частенько делали это и раньше, но сегодня — в последний раз.

Мальчикам Питер принёс орехи, а Венди сообщил точное время по крокодильим часам.

— Ах, Питер, ты их балуешь, — сказала Венди, притворяясь недовольной.

— Ну что ты, старушка! — ответил Питер, вешая ружьё.

— Это я ему сказал, что мам надо называть «старушка»! — шепнул Майкл Задире.

— Я жалуюсь на Майкла, — тут же сказал Задира. Первый Близнец подбежал к Питеру:

— Пап, мы хотим танцевать!

— Танцуй, танцуй, мой мальчик! — ответил Питер. Он был в чудесном настроении.

— А мы хотим, чтобы ты тоже танцевал!

По правде говоря, Питер танцевал лучше их всех, но он прикинулся удивлённым:

— Я?! Да мои старые кости будут так греметь, что заглушат музыку.

— И мама тоже!

— Что?! — воскликнула Венди. — До танцев ли мне, с такой оравой?

— Но ведь сегодня суббота, — уговаривал Малыш.

Вряд ли это была суббота, во всяком случае, мальчики не могли этого знать, потому что они давно уже потеряли счёт дням; но каждый раз, когда им чего-нибудь очень хотелось, они говорили: «Ведь сегодня суббота» — и добивались своего.

— Верно, ведь сегодня суббота, Питер, — сдалась Венди.

— С нашими-то фигурами, Венди!

— Но ведь мы среди своих! Это наши дети…

— Да, ты права!

В конце концов мальчикам разрешили потанцевать, только велели сначала надеть ночные рубашки.

— А знаешь, старушка, — сказал Питер, греясь у камина и глядя на Венди, вертевшую в руках чулок с огромной дыркой на пятке, — нет ничего приятнее на свете, чем сидеть вечерком у огня в кругу своей семьи, наслаждаясь заслуженным отдыхом!

— Да, это чудесно! — подхватила Венди. Она была ужасно довольна. — А знаешь, Питер, у Задиры твой нос.

— А Майкл становится похож на тебя!

Венди подошла к Питеру и положила руку ему на плечо.

— Милый Питер, — сказала она, — у нас теперь столько детей, и я, конечно, уже не та, что прежде. Но ты не хочешь никаких перемен, правда?

— Не хочу, Венди.

Конечно, он не хотел никаких перемен, но посмотрел на неё как-то странно — часто моргая, словно не знал, спит он или бодрствует.

— Что с тобой, Питер?

— Я просто подумал, — ответил он испуганно, — это ведь всё понарошку, правда? Будто я их отец?

— Ну конечно, — сказала Венди сдержанно.

— Видишь ли, — продолжал он виновато, — я почувствую себя таким стариком, если я им взаправду отец.

— Но они наши дети, Питер, твои и мои.

— Но ведь это не так, Венди? — спросил он с тревогой.

— Конечно нет, если ты этого не хочешь, — ответила она. В ответ послышался вздох облегчения.

— Питер, — сказала Венди, пытаясь придать своему голосу твёрдость. — Как ты ко мне относишься?