Это был самый долгий путь в моей жизни.

Кабинет дяди Генриха был наверху, так что либо он сам, либо его секретарь Снивельвурст в любую минуту могли появиться на лестнице. Фрау Мюллер тоже должна была вскоре подняться наверх за подносом, да и кто-то из слуг мог невзначай мимо пробежать. Одним словом, когда я добралась до каменной арки внизу около большого зала, сердце мое стучало, как большой барабан в романе «Марта, или Лесная дева». Во всяком случае, я отчетливо слышала его стук. Господин Вуденкопф, которого я прижимала к груди, сдвинув на один глаз свой парик, тоже наверняка прислушивался к испуганному стуку моего сердца, но тем не менее демонстрировал полную готовность защитить меня от любого врага, хотя, к счастью, в зале никого не оказалось. В камине пылал огонь, но вокруг было темно.

Я тянула время, понимая, что рано или поздно мне все равно придется пройти через этот зал. Наконец, собрав все свое мужество, я опрометью, суетливо, как мышь, бросилась к парадной двери, про себя моля господина Вуденкопфа сделать так, чтобы дверь оказалась незапертой. Она и оказалась незапертой! Я проскользнула в нее, молнией метнулась через двор, затем в ворота и быстрее ветра помчалась по дороге.

Ох и холодно же было! Платье, которое я выбрала в куче изъеденных молью одежек, самым дурацким образом развевалось на ветру и путалось в ногах, мешая идти, но все-таки я благословляла его, потому что оно оказалось действительно теплым. Я три раза упала, несколько раз ткнулась носом в снег, но каждый раз тут же вскакивала и бежала дальше. В последние часы снег не шел, и я могла ступать по уже протоптанной кем-то тропинке. Миновав примерно полпути до деревни, я остановилась, чтобы перевести дыхание. И увидела внизу, на склоне холма, мужчину, который шел явно в моем направлении!

Я бросилась в сторону от дороги и спряталась, ожидая, пока этот мужчина пройдет мимо. Он был мне совершенно незнаком, но, хоть разглядеть что-либо как следует было довольно трудно, мне показалось, что вид у него довольно дружелюбный. С другой стороны, если он направлялся в замок, мне, безусловно, не стоило с ним встречаться. Я затаилась, стараясь не дышать, пока он не скрылся из виду, а потом, снова выйдя на дорогу, больше уж не бежала, а шла. Меня прямо-таки трясло от холода, зубы стучали так, что пришлось даже зажать ими кусок хлеба, прибереженного на потом, чтобы этого стука не было слышно. Но зубы тут же принялись жевать хлеб и вскоре прикончили весь кусок. Второй кусок постигла та же участь, а потом и третий.

Если кто-то из читателей когда-либо чувствовал себя беглецом (а я надеюсь, что такого им испытывать не доводилось), он поймет, каким образом каждый куст, дерево, валун, пещера и даже любая тень превращаются в твоих врагов или в смертельную западню, откуда эти враги в любую минуту готовы на тебя прыгнуть. Когда кажется, будто тысячи злых духов расселись на деревьях вокруг и, точно злобные хищные птицы, смотрят, смотрят, смотрят на тебя блестящими, остекленелыми глазами, а перед тобой вдруг возникает страшная темная тень, совершенно неподвижная и словно воплощающая в себе все зло мира, и гипнотизирует тебя, высасывая из твоей души все силы… И ты знаешь, что под капюшоном, надвинутым до самых глаз этого темного неведомого существа, скрывается чудовищно-безобразный лик, исполненный такой нечеловеческой злобы, что и словами не описать. И когда это существо делает шаг, приближаясь к тебе и дьявольски наслаждаясь тем очевидным страхом, который ты испытываешь, когда оно вздымает свои тощие руки (а что, если это оживший скелет?), а потом с громким воплем бросается на тебя, как удержаться и с воем не броситься наутек?

Но если ты вдруг слышишь голос родной сестры, который кричит тебе: «Стой!..»

Я обернулась, не веря собственным ушам. Но это действительно была она, Люси!

— Шарлотта!

— Нет, это не ты… а привидение!..

— Шарлотта, что с тобой случилось? Где ты была?

— Тише! В этих лесах полно злых духов…

— Да говори же, где…

— Что?..

— Как?..

— Когда?..

Вот так мы и разговаривали. И во время этого нелепого разговора она съела оставшийся у меня кусок хлеба, а яблоко мы разделили пополам. Господин Вуденкопф тем временем внимательно следил за дорогой, чтобы к нам никто не подкрался незамеченным.

Убежав из полицейского участка, Люси просто не знала, как ей быть дальше. Некоторое время она слонялась по деревне, не решаясь ни к кому постучаться из опасения, что хозяева выдадут ее сержанту Снитчу или дяде Генриху. И наконец, оставив всякую надежду обрести убежище, она повернула к лесу, рассчитывая вновь отыскать дорогу к хижине горных егерей (господи, каким безопасным казалось теперь это жалкое убежище нам обеим! Уютным, теплым, сухим и далеким от здешних мест и людей. Какие же мы были дуры, что ушли оттуда!), но тут столкнулась на темной дороге с ужасным призраком в развевающихся допотопных одеждах, несущим под мышкой (о, ужас из ужасов) собственную голову…

Отчего она сразу не бросилась бежать, мы обе так и не поняли. Теперь, познакомившись с господином Вуденкопфом, она охотно признавала, что ничего страшного в нем нет, зато у него есть поистине замечательное свойство: он не просит есть.

— И все-таки нам придется снова подняться в горы, — сказала Люси. — Та хижина — единственное место, где мы будем в безопасности. Нам надо только пережить завтрашний день, а потом дяде Генриху будет уже поздно тащить нас в свой охотничий домик, ведь Замиэль в канун праздника уйдет оттуда ни с чем…

— Тише! Не произноси его имени вслух! Я уверена, что это опасно!

— В общем, нам надо спрятаться там и переждать всего один день.

— И еще ночь. А это самое главное!

— Да, один день и одну ночь, — нетерпеливо тряхнула головой Люси, прокладывая путь через придавленные снегом кусты, росшие вдоль дороги. — Ручей должен быть где-то здесь… Ничего, сейчас мы его найдем…

Я шла за ней, крепко прижимая к себе господина Вуденкопфа.

— Но, Люси, — сказала я, стараясь не отставать, — мы же теперь никогда не сможем вернуться!

— Ничего подобного! Конечно, сможем! — возразила она, но голос ее все же звучал неуверенно.

— Ты только подумай, что с нами сделает дядя! И никто не сможет остановить его! А он будет зол, как… Ох, Люси! Мне совсем не хочется возвращаться в замок. Давай уйдем оттуда навсегда, хорошо?

Она остановилась.

— Мне, пожалуй, тоже совсем туда не хочется, — сказала она. — Ну, хорошо. Давай пойдем прямиком через горы до следующей долины, а потом… потом будем просто продолжать идти!

Перспектива обрести наконец свободу была столь сладка, что я на время даже о холоде позабыла. И мы, две сиротки-беглянки, пошли через лес навстречу своей свободе… или смерти!

Я не больно хорошо владею пером, так что рассказал все одной молодой особе, а она мой рассказ записала. Надо бы мне привести свои мысли в порядок, но это очень трудно. Когда меня арестовали в Женеве «за появление на публике без штанов», хоть в том и не было моей вины, я испытывал примерно те же трудности. Я человек веселый, люблю выпить пивка, покурить трубочку, послушать интересную историю или анекдот, да и сам считаюсь превосходным рассказчиком и могу поведать сколько хочешь всяких историй — о странных пассажирах, которых возил, о привидении с Бреннерского перевала, о пьяной монахине, о своих приключениях в полку и так далее. Но мне очень не понравилось, когда меня засадили в промозглую тюремную камеру да еще сковали по рукам и ногам, а потом заставили рассказывать все с самого начала — о горячих сосисках и поилке для лошадей — какому-то старику, который постоянно чихал и подмигивал, записывая мой рассказ для протокола. Вот и сейчас мне кажется, что рассказывать все будет чересчур утомительно, но та юная особа все же велит мне рассказывать и не тратить времени попусту. А я не знаю даже, с чего начать… Мне кажется, историю сперва нужно завести, как заводят часы, и потом она сама идет себе исправно.

Ладно, начну еще разок. Попробуем так…

Я прямо-таки восхищаюсь мисс Давенпорт. Эта дама действительно сильна и духом, и телом. Но будучи столь сильной духом — это я о ней… В общем, мы так и не смогли договориться. Не сумел я убедить ее, что мне совсем не по душе ее затея и тащиться в этот замок мне очень не хочется.

А идея с замком не нравилась мне потому, что в таких делах я не больно силен, тут требуется красноречие и даже талант актера. Вот мой хозяин, доктор Кадаверецци, с этим бы отлично справился! Уж он-то кому хочешь зубы заговорит, не хуже дюжины домовых. Я хорошо помню, как он выбрался из тюрьмы, где мы с ним и познакомились. Никогда в жизни я такого не видывал! То, как он это сделал…

Уж больно эта юная особа строга! Придется продолжать рассказ, не то она совсем рассердится.