Расмус потащился назад по прибрежным камням. А навстречу ему шел Оскар. Волосы у него были взлохмачены, одежда растрепана, рюкзак на спине, выражение лица ожесточенное и в то же время довольное. При виде Оскара Расмусу еще сильнее захотелось плакать, но он с силой глотнул, загнав глубже ком в горле.
— Уходим отсюда, быстро!
— А где Лиандер?
— Лиандер прилег вздремнуть у очага, а куда подевался Лиф?
— Я запер его в картофельном погребе, — устало ответил Расмус.
Оскар поглядел на него, широко улыбаясь.
— Да ты у меня герой! В самом деле, я вижу, ты не из трусливых.
— Ну да, я ужас как боялся, — сказал Расмус и заплакал. — Лиф скоро выберется оттуда, дверь погреба прогнила.
— А куда ты дел револьвер?
— Бросил его в море, — ответил Расмус и заплакал еще сильнее.
Ведь теперь Оскар разозлится на него. Лиф выберется из погреба, и Оскару очень пригодился бы этот револьвер.
Но Оскар не разозлился. Он только кивнул и пошутил:
— «И так сойдет», — сказал мужик, у которого горели волосы. Какие из нас с тобой стрелки! Однако надо поскорее убираться отсюда.
Расмус вздохнул. Поторапливаться он был не в силах. Он ничего не в силах был делать и умоляюще посмотрел на Оскара.
— Сейчас я ничего не могу делать. Могу только спать.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
И вот он снова в Вестерхаге. Сейчас придет фрёкен Хёк и велит ему рвать крапиву. Ведь его разбудило кудахтанье кур, знакомое надоедливое кудахтанье этих глупых куриц, которых он терпеть не мог.
Расмус осторожно открыл глаза. Да, в самом деле, рядом с ним вышагивали какие-то курицы. Но это были вовсе не белые легорны, каких держали в Вестерхаге, а совсем незнакомые маленькие пестрые. А он сам лежал на полу в комнате, которую раньше никогда не видел. Здесь был открытый очаг, а перед очагом сидел Оскар и пил кофе с маленькой седой старушкой в клетчатом переднике. Они наливали кофе в блюдечки, дули на него, пили и беседовали.
— Да уж, ясное дело, жаль бродяг. Ведь им приходится всю жизнь мотаться по дорогам, — сочувственно сказала она. — И на небо-то они не попадут.
— Ну, уж это, Крошка Сара, ты загнула! — возмутился Оскар. — Ты думаешь, что попадешь на небо только за то, что всю жизнь просидела у плиты? Смотри, как бы не просчитаться!
Старушка сунула в беззубый рот кусочек сахара и многозначительно покачала головой.
— Поживем — увидим, — ответила она. — Поживем — увидим!
Расмус пошевелился, ему хотелось, чтобы Оскар заметил, что он проснулся. Но маленькая старушка первая это заметила.
— Тебе, верно, тоже охота выпить кофейку? — спросила она, глядя на него добрыми, наивными глазами. — Кофе да хлебушка. Тебе еще надо съесть много караваев, прежде чем вырастешь.
Оскар засмеялся.
— Знаешь ли ты, что этот паренек настоящий герой? — сказал он, кивнув в сторону Расмуса. — Всем героям герой, вот что я тебе скажу. Но хлебца ему уж точно надо поесть.
Тут Расмус вспомнил. Он вспомнил эту ночь, когда ему пришлось, хочешь не хочешь, стать героем. У него до сих пор болело все тело.
Но, как он пошит к Крошке Саре, Расмус не помнил. Он только смутно помнил, как Оскар нес его на руках, а над ними с криками махали крыльями чайки.
Расмус оглядел комнату, где куры расхаживали с таким видом, точно это был их курятник. Комната была бедная, убогая, грязная. Но до чего же славно было здесь очутиться. На огне уютно кипел трехногий кофейник, рядом сидел Оскар и спокойно посмеивался.
Крошка Сара налила Расмусу кофе в синюю чашку с отбитой ручкой. Потом она взяла хлебный нож и отрезала ему здоровенный ломоть ржаного хлеба.
— Масло получишь в другой раз, — сказала она, — сегодня у меня его нет.
Расмус взял хлеб. Он был липкий, с темной непропеченной полоской. Но Расмусу нравился непропеченный хлеб, он обмакнул его в кофе и стал есть. Было ужасно вкусно.
— Крошка Сара добра к бродягам, — продолжал Оскар. — Она уж точно попадет на небо.
Крошка Сара кивнула.
— Но сначала пусть сходит к ленсману. Уж ты не откажи, снеси ему письмо поскорее.
Крошка Сара озадаченно почесала затылок. Ее голова походила на клубок белой шерсти.
— Однако говорить я с ним не буду, — испуганно сказала она. — Ни словечка ему не скажу. Только подам письмо и уйду. А не то он велит мне переселяться в богадельню.
Оскар успокаивающе похлопал ее по плечу.
— И не надо ничего говорить. Отдай письмо, и этого довольно. Будем надеяться, что все тогда уладится.
Крошка Сара никак не могла успокоиться. Она, как ребенок, боялась неизвестной опасности.
— Ох, как мне неохота идти. Но пастор говорит: «Будьте добры к бедным». А Оскар беден.
Оскар засмеялся, видно ему нравилось быть бедным.
— Ах-ах-ах, Крошка Сара, будь ко мне добра. Я беден, как вошь.
Крошка Сара горестно потрясла головой.
— Только сперва я должна покормить кур.
— Ах-ах-ах, будь добра и к курам!
Крошка Сара поманила пестрых куриц и исчезла за дверью.
Оскар поглядел на Расмуса, который сидел на грязной постели, расстеленной на полу, и допивал из кружки последние капли.
— Кофе в постели, не худо! — воскликнул Оскар. — Но сейчас я хочу рассказать тебе, что я сделал, покуда ты тут храпел. Я написал ленсману целый роман.
Он достал из кармана пиджака сплошь исписанную бумажку и протянул ее Расмусу.
— Ты хочешь, чтобы я это прочитал? — спросил Расмус.
— Да, сделай милость.
Расмус взял бумажку и стал читать. Писать красиво Оскар, прямо скажем, не умел. Пожалуй, у него получалось еще хуже, чем у Расмуса.
«Я ничево не зделал. Я невинен как невеста. Нет вовсе ничево: Пусть ленсман знает что в Сандё деньги украли два типа. Звать их Лиф и Лиандер. А живут они на постоялом дворе если ищо не съехали оттуда. Тетушку Хедберг ограбили то же они хотя служанка врет на меня а я тут непричем. Я невинен как невеста. Я только стаял и пел возле ее дома. В каждом лесу свой ручей. Спрасите тетушку Хедберг если она не померла. Проганите Анустину а нето тетушке Хедберг не жить. Вить у этих людей стыда нету. А ожирелье я спрятал и деньги тоже такую кучу денег я отрадясь не видывал. Прачитайте втарую бумашку чтоб знать где я их спрятал нето они пропадут. Письмо принесет вам Крошка Сара. Сам я не смею. Никто не верит брадяги а сам я пайду дальше. Хачу быть свабодным раз я невинен как невеста и ничего не зделал.
Остаюсь ваш Счастливчик ОскарНе оставляйте Анустину адну с тетушкой Хедберг».
Расмус свернул бумажку и отдал ее Оскару.
— А где ты спрятал деньги? — спросил он.
— В потайном месте. Не спрашивай где. Пусть ты и всем героям герой, но я не хочу впутывать тебя по уши в это дело. Узнаешь в другой раз. Я написал об этом ленсману на другой бумажке, которую вложу в это письмо.
«В другой раз я узнаю это, и хлеб мне маслом намажут тоже в другой раз», — подумал Расмус.
Они лежали на пригорке за домом Крошки Сары и ждали. Оскар не хотел уходить, прежде чем узнает, что ленсман и в самом деле получил письмо. Но Крошка Сара все не возвращалась. Ее не было уже четыре часа, и Оскар начал волноваться.
— Да уж, из этих чокнутых старушонок плохие почтальоны! — сказал он. — Кто знает, что ей придет в голову!
Но Расмусу нравилось лежать и отдыхать. Он снова поспал. Потом они немножко перекусили. Солнце грело жарко, сосны, защищавшие от ветра домишко Крошки Сары, источали запах смолы, белый кот старушки ласкался к Расмусу, мурлыкая. Все было прекрасно.
Глядя на кота, Расмус вспомнил свой сон. Ему приснилось, что у него есть кот, только черный, такой же, как котенок фру Хедберг. Он всю жизнь мечтал иметь свою собственную зверюшку, и Гуннар тоже. Они с Гуннаром часто толковали об этом. Но Гуннар говорил, что в приюте детям не разрешалось заводить никаких животных, разве что насекомых в голове. Правда, их тоже заводить не позволялось, фрёкен Хёк тут же являлась с частым гребнем.
Но этой ночью Расмусу приснился маленький черный котенок, его собственный. Он кормил его селедкой с картошкой. Такую еду кошки едят только во сне. Вспомнив, какой хорошенький был этот котенок, Расмус рассмеялся.
— Ты чему это смеешься? — спросил Оскар.
— Мне приснилось во сне, что мой кот на окне…
— Мне приснилось во сне, что мой кот на окне! — передразнил его Оскар. — Я гляжу, ты сочиняешь стихи, складно выходит.
— А ты знаешь, что ел мой кот? — спросил Расмус.
— Поди, полевок.
— Вовсе не полевок, а селедку с картошкой. Он был такой хорошенький…
— Котята не едят селедку с картошкой, — заметил Оскар.
— А мой ел.
Они помолчали немного, глядя на верхушки сосен. Расмус держал на руках кота Крошки Сары.