Звери и птицы в лесу, как могли, заботились о мудреце: зайцы сделали ему тюфяк из травы, птица Портниха штопала его рубашку и латала брюки с множеством карманов, а божьи коровки по утрам щекотали Граната, чтоб он не проспал.
Но, сами понимаете, неважное жилище — пещера, не самое вкусное лакомство — питательные коренья, которые так восхвалял доктор Гематоген, и не всегда весело в компании деревьев, зверей и птиц, от которых и словечка человеческого не услышишь.
Живя в лесу один-одинёшенек, Гранат иногда с грустью говорил сам себе:
— Ах, многое бы я сейчас отдал, чтобы побеседовать с Минусом и Гематогеном, насладиться музыкой Тромбуса... Хоть одним глазком увидеть бы, как пляшут свирельцы... Вас-солибас! Разметало бедных свирельцев по свету. Никогда не возьмёт в руки кисть несчастный Карало...
В пещере, от котла, где кипели эликсиры, струился жёлтый дымок, и в дымке этом снова рисовались мудрецу образы свирельцев.
— Где-то теперь Фитилёк?.. Некому смастерить мне вытяжное устройство, — шептал Гранат. — А очутись здесь Гематоген, он заставил бы меня нарядиться в противогаз...
Гранат усмехался сквозь слёзы, дёргал себя за бороду и, прогнав видения, вновь принимался за дело.
Он заботливо прикрывал деревце от зноя и укутывал от холода, слушал пульс на его ветках, омывал озёрной водой и обрызгивал эликсиром каждый его листок.
И деревце выздоравливало, тянулось к солнцу, нежилось под дождями.
Шёл день за днём.
Весна украшала деревце блестящими листьями, лето ласкало ветрами крону, осенние ураганы ревели в ветвях, испытывая их силу, а зима украшала вечно серебристую листву блёстками снежинок.
Летом Гранату жилось ещё так-сяк, но зимой...
В холодные дни борода мудреца покрывалась сосульками, он разжигал костёр и шагал по пещере взад и вперёд, приплясывая на ходу, чтобы согреться.
— Ничего, ничего, — бормотал он, — эта зима будет уж последней...
Наступала новая весна, но дерево не цвело и не пело. Бедному Гранату не оставалось ничего другого, как призывать на помощь мужество и ждать.
Но ведь он не умел сидеть сложа руки и потому варил и варил свои эликсиры и порошки. А когда наварил их столько, что уж некуда было их насыпать и наливать, принялся мудрить над камнями, что принёс из подземелья Ледяных гор.
Камни рассыпались, стоило их чуть коснуться, и Гранат удивлялся этому и всё разглядывал их через лупу. Он дробил их в порошок, и по-всякому смешивал — синий с жёлтым, жёлтый с сиреневым, а потом сиреневый с синим. Он то подливал в эти смеси воду и взбалтывал, то подсыпал эликсирных порошков и подолгу кипятил.
— Идёт бурная реакция... Наверняка получится какой-нибудь новый эликсир! — объяснял мудрец Аргамаку, белкам и зайцам, которые обступили его и с любопытством смотрели, что он делает.
Аргамак потянулся к пробирке, чтобы понюхать, что там варится, и нечаянно опрокинул её.
Смесь пролилась на трёх божьих коровок, которые копошились тут же, в траве, и бедные божьи коровки мгновенно умерли.
Все звери, конечно, расстроились, а Аргамак больше всех. Гранат тоже от души жалел божьих коровок: они ведь так ласково будили его по утрам.
Погоревав, мудрец вдруг задумался, запустил руку в бороду и воскликнул:
— Букашки умерли... Из камней получился яд! Вас-солибас! Отправлюсь-ка я в подземелье ещё разок да поищу эти камни... Вот обидно — не запомнил, сколько надо класть жёлтого минерала, а сколько — синего... А яд этот будет очень даже полезным, если подействует и на змей. Страшно подумать, сколько змей нанесли в Свирелию булыганцы!
Гранат передёрнулся и подскочил на месте, представив, как вся Свирелия теперь кишит змеями, а потом стал думать про неизвестный яд, про то, как он найдёт в подземелье много синих, жёлтых и сиреневых камней, и про то, сколько какого порошка надо брать.
— Но вас-солибас! — спохватился Гранат. — При чём тут минералы! Пока я не отгадал тайну дерева — ни одной новой затеи!
И опять проходила весна, а дерево всё не цвело и по-прежнему молчало.
— В чем же дело? — мучился в догадках Гранат. — Может быть, серебряные деревья поют, цветут и дают плоды, только когда они все вместе?.. Вас-солибас! Если я что-нибудь не придумаю, моё дерево состарится и умрёт неразгаданным.
Чего только не делал Гранат с серебряным деревцем! Он подсыпал к его корням тройные порции разных порошков, осторожно разрезал кору и впрыскивал ему в кровь тройные порции эликсира. Дерево бросало в жар и холод, оно мучилось, скрипя ветвями и отчаянно звеня серебряной листвой.
Надо вам сказать, и Гранат страдал не меньше. Ведь долгих семь лет прожил он в трудах, невзгодах и напрасных ожиданиях. Борода мудреца, в которой путались колючки, поредела и стала белее снега, сам он одряхлел и сморщился, как сушёное лесное яблочко; голубая его панамка и рубашка беспуговичного фасона вылиняли, а походные сапоги просили «каши». Вдобавок ко всему мудрец изрядно простудился.
— Ох, старею я, поясница ноет... Кхе-кхе!.. Кашляю, — кряхтел Гранат. — Но не бросать же дела из-за такой безделицы, как стариковский кашель... — говорил он верному своему оленю.
Бедный Аргамак, и его время не пощадило! Вместо великолепных рогов на старческой голове его торчали две шишки — жалкий след былой красоты.
Иногда мудрец срывал с серебряного дерева листочек, давал его пожевать оленю и пробовал сам — вдруг листья стали целебными! Но ни у мудреца, ни у оленя здоровья не прибавлялось.
Лес ронял осеннюю листву, шуршал дождь, и мудрец совсем приуныл.
— Эх, опять ждать весны!.. Так и умереть от тоски можно... — горестно шептал Гранат.
Чтобы не скучать без дела, он опять занялся своими камнями из подземелья. Он возился с пробирками, смешивая маленькими порциями синий, жёлтый и сиреневый порошки, и как следует запоминал, сколько какого порошка надо брать.
Когда всё получилось хорошо, Гранат решил сварить целый котёл яда. Он приготовил порошки, развёл огонь в очаге и бросил в кипящую жидкость жёлтый порошок.
— Теперь я знаю, как он делается, этот яд... Через семь дней добавлю в котёл сиреневый минерал и семь капель эликсира... Ещё через семь дней — синий порошок и ещё семь капель эликсира... А потом всё это пробурлит тридцать три дня, вода выкипит и получится ядовитый порошок для змей!
Гранат не забывал навещать дерево и кормить его эликсиром.
И вот однажды, поднявшись на гору, мудрец ахнул и сдвинул на затылок панамку: на розовом теле дерева выросли ярко-серебряные почки величиной с фасолину.
— Вот так чудо, вас-солибас! Осень — и вдруг почки!.. И какие-то странные — на свирельских деревьях были совсем не такие! Это от эликсиров! — обрадовался Гранат и стал разглядывать почки через лупу. — Нет, цветы из них не распустятся, цветочные почки такие не бывают. Это какие-то не простые почки. Может, они и есть целебные... Соберу-ка я их, высушу возле огня и сберегу для Гематогена... А три штучки оставлю на дереве. Интересно, что из них вырастет?..
Так Гранат и сделал.
Через три дня и три ночи мудрец поднялся на гору и увидел, что на серебряном дереве из трёх оставленных почек выросли три новые ветки. Они были ярко-розовые, розовее других веток, блестящие листочки на них трепетали и позванивали мелодичнее других листьев, и оттого всё дерево трепетало и звенело.
— Оно собирается запеть! — замер в ожидании Гранат.
Вспомнив, что Серебряная роща в Свирелии при звуках музыки начинала петь, он выхватил из кармана свою старую свирель и заиграл.
По-прежнему листья на дереве позванивали, но не пели.
Гранат сел на пенёк, запустил руку в бороду и стал думать, как помочь дереву запеть.
— Сделаю-ка флейту и сыграю на ней...
Хорошо, что в молодости Гранат научился у маэстро Тромбуса мастерить музыкальные инструменты. Он осторожно срезал с серебряного дерева веточку, которая росла пониже, на скорую руку вырезал из неё флейту и заиграл, притопывая в такт, стараясь развеселить дерево.
Но и песня флейты не подействовала на дерево. Оно только сильнее задрожало, нетерпеливее зазвенело листвой и протянуло к мудрецу три ветки, что выросли из трёх серебряных почек.
— Вот оно что! — догадался Гранат. — Надо смастерить что-нибудь из этих веток! Но не свирель и не флейту, — в раздумье добавил он, — а скрипку. У скрипки самая нежная песня...
С этими словами Гранат бережно срезал три веточки и удалился в пещеру.
Ещё через три дня и три ночи он пришёл к дереву с необычной скрипкой. Она была розовая, как древесина серебряного дерева, а вместо струн на ней были натянуты тонкие серебристые нити — жилки из листьев.
Гранат приложил скрипку к плечу и заиграл. Теперь он играл не весёлые плясовые, а одну из тех мелодий, которые слышал от маэстро Тромбуса.
Скрипка тоненько выводила мелодию, а мудрец зажмурил глаза, и из глаз его катились слёзы. Три дня и три ночи, пока Гранат трудился над скрипкой, он не пил, не ел и не умывался, и теперь слёзы оставляли на его щеках светлые бороздки.