— Куда это ты идешь, мальчик? — любезно спросил господин.

— Я — в школу! — вежливо ответил Буратино.

— Очень похвально, — одобрительно сказал господин. — Но, дорогой мальчик, я что-то не припоминаю в своей школе ученика с таким длинным носом, а ведь я должен помнить все носы, потому что, между прочим, я директор этой самой школы — синьор Доктринус.

— А вы и не можете меня помнить, синьор Доктринус, — сообщил Буратино, — потому что я сегодня — первый раз!

— Первый раз! И уже опоздал! — поморщился директор. — Ну что же, лучше поздно, чем никогда. Дорогой мальчик, а ты принес с собой то, без чего процесс обучения протекать не может?..

И хотя синьор Доктринус выразился довольно туманно, Буратино сразу понял, что он хочет сказать. За свою недолгую жизнь в стране Тарабарского короля он уже привык к таким выражениям.

— Да, я принес то, без чего… — сообщил Буратино и протянул директору кошелек, набитый монетами.

Директор взял кошелек, потряс его над ухом так, что монеты зазвенели, потом раскрыл и… разочарованно протянул:

— Но они же медные!

— Конечно, медные, — подтвердил Буратино. — К нам в театр ходят бедные люди, и мы не можем брать с них большую плату. Они платят за билет всего одну маленькую медную монетку.

Но директора совершенно не интересовало, кто ходит в театр. Он закрыл кошелек и наставительно сказал:

— Видишь ли, дорогой мальчик, процесс обучения требует… огромных затрат. Одного мела не напасешься. А чернила?..

— Я буду приносить мел с собой, — пролепетал Буратино, — и чернила тоже.

— А розги ты тоже будешь приносить с собой? — насмешливо спросил Доктринус и захихикал. Его живот заколыхался от смеха, и швы на костюме в нескольких местах разъехались. — Ты знаешь, сколько розг ежедневно приходится обламывать о спины этих маленьких тупиц, у которых на уме только шалости и развлечения? А дополнительная зарплата учителям, деньги на подарки по торжественным дням? Ведь правительство отпускает на школу сущие пустяки. Я уже не говорю, сколько денег уходит на лампочки и стекла в окнах. Их только успевают менять. Вот по всему по этому мы берем вознаграждение за наш тяжелый труд в виде серебряных монет большого размера. Этим мы отличаемся от соседней школы, которая берет плату золотыми монетами. А тебе, мальчик, я могу дать замечательный совет. Иди, трудись! Обществу нужны крепкие руки!

— А как же голова? — вздохнул Буратино. — Как насчет того, чтобы наполнить ее знаниями?

— Ни в коем случае! — испуганно воскликнул синьор Доктринус. — Зачем же портить такую замечательную, такую звонкую голову! — И директор легонько щелкнул Буратино по макушке. Раздался звук, будто постучали в пустой деревянный бочонок. — Хе-хе! — заулыбался Доктринус. — Этак еще в твоей головке появятся дерзкие мысли. Иди, мальчик, трудись! А с этими деньгами, — директор высыпал на ладонь монеты из кошелька, — давай поступим по справедливости. Половину из них я возьму за этот преподанный тебе урок, а остальные — на, возьми, сходи на них в кино или купи леденцов, я разрешаю.

Грустный и усталый, Буратино поплелся домой.

— Как долго ты учился, сынок! — встретил его папа Карло.

— Учился, только не в школе, — пробурчал Буратино. — Оказывается, наполнить голову знаниями не так-то просто, если кошелек не наполнен…

И тут выяснилось, что такая история произошла не с одним Буратино. Пьеро не приняли в художественное училище. Мальвину не взяли на курсы кройки и шитья. Даже Артемон не попал в школу дрессировки собак!

Буратино был очень возмущен.

— Мы открыли двери в театр! Обрадовались! — ворчал он. — Другие-то двери закрыты!

Не знал Буратино, что Тарабарское королевство — это Страна Закрытых Дверей.

И даже дверь в кукольный театр, была ли она открыта по-настоящему? Разве не было в этой стране мальчиков и девочек, у которых не нашлось бы даже медного грошика, чтобы заплатить за вход?

Между тем Карабас Барабас и его спутники подошли к королевскому дворцу. Это было огромное мрачное здание с тяжелыми дубовыми воротами, обитыми железом. Повсюду стояли часовые с ржавыми алебардами, из окон торчали чугунные пушки. А в каждой пушке жили ласточки и скворцы, потому что, к счастью, эти пушки давно не стреляли. Но при случае они могли выстрелить довольно основательно. Пока же солдаты забавлялись тем, что играли пушечными ядрами в кегли. А кеглями служили старые пушки, поставленные вертикально.

В гигантских воротах была проделана низенькая дверь, которая, в свою очередь, состояла еще из нескольких дверок. Сперва открывалась крошечная форточка. Оттуда выглядывал стражник. Затем — верхняя половина двери. После проверки документов отворялась калитка и можно было пройти внутрь, низко наклонив голову.

Увы, не склонив головы, никак нельзя было пройти во дворец.

Карабас Барабас предъявил солдату свое удостоверение доктора кукольных наук. Тот долго рассматривал его вверх ногами, поскольку был неграмотным, и шевелил губами, будто бы читая. Потом пошарил в бороде Карабаса, не спрятана ли там бомба. В конце концов он взял у Карабаса отпечатки пальцев и милостиво пропустил всю компанию внутрь здания.

Все двинулись бочком по петляющему узкому коридору, очень похожему на тюремный. Карабас Барабас всем видом показывал, что он тут свой человек, и важно шествовал впереди. Но вот он остановился у железной кованой двери с табличкой: «Шарабан Барабан, чуть ли не министр».

— Нам, кажется, сюда, — глубокомысленно заметил Дуремар и робко взялся рукой за дверь, но усатый часовой наклонил свою алебарду, и она стукнула Дуремара прямо по голове.

— Простите, — пролепетал Дуремар, поглаживая еще одну приобретенную шишку, — но нам, кажется, сюда.

— Мало ли что вам кажется, — сухо ответил часовой. — Вы кто такие? От кого получили задание? Давно ли начали заниматься подрывной деятельностью? — Эти вопросы он по инструкции задавал всем посетителям.

Тогда лиса что-то прошептала Карабасу Барабасу, тот порылся в своих объемистых карманах, извлек оттуда золотую монету и препроводил ее в карман часового.

Трык! И алебарда приподнялась вверх… Лиса попыталась было прошмыгнуть в комнату вслед за Карабасом, но он дружески щелкнул ее по носу:

— Цыц! Стойте здесь и ждите меня с трепетом!

И Карабас открыл тяжелую дверь.

В кабинете было тихо-тихо. Здесь обитала одна муха. Чтобы было слышно, как она летает. А если не слышно, как летает муха, значит, народ шумит, значит, в государстве беспорядок. За столом сидел сам Шарабан Барабан и попивал чай с лимоном. Этим он занимался в течение всего своего рабочего времени. Впрочем, иногда он снисходил и до кофе. Увидев вошедшего родственника, Шарабан Барабан на секунду оторвался от чая и радостно воскликнул:

— Дорогой Карабас Барабас!

— Дорогой Шарабан Барабан! — промычал Карабас.

— Обожаемый Карабас Барабас! — простонал Шарабан Барабан и обнял своего драгоценного родственника.

— Обожаемый Шарабан Барабан! — прослезился Карабас.

— Любимый Карабас Барабас! — всплеснул руками Шарабан. — Что ты мне сегодня принес?

— Ничего, любимый Шарабан Барабан! — восторженно ответил Карабас. — Кроме своей любви!

— Тогда до свидания, любезный Карабас Барабас, — нежно пропел Шарабан.

— Но у меня есть к тебе дело! — заискивающе улыбнулся Карабас.

— А я могу что-нибудь получить за это дело? — осведомился Шарабан.

— Конечно! — заверил его Карабас.

— Тогда рассказывай, несравненный Карабас Барабас!

— Ты знаешь, что этот папа Карло стал владельцем театра? — прорычал Карабас.

— Увы… Слышал, слышал… — вздохнул Шарабан. — Повезло же этому бродяге!

— А от меня ушли все артисты! К нему! — Карабас от возмущения выпил залпом два стакана чаю с лимоном.

— Ах, ах! — сказал Шарабан и съел два ломтика лимона.

— Несравненный Шарабан Барабан! Перестань есть лимоны! Отбери у него театр и отдай мне, а?

— Бесценный Карабас Барабас! — заметил Шарабан и съел лимон целиком со шкуркой. — Как же я могу отобрать у него театр? Он аккуратно платит налоги, которые идут на военные расходы. И платит гораздо больше, чем ты! У него зрителей больше.

— А ты был у него на представлениях? — осведомился Карабас.

— Нет, — вздохнул Шарабан. — Я так занят государственными делами… — И он выпил еще полстакана чаю. Вздохнул. И стал крутить ручку телевизора, разыскивая ковбойский фильм.

— Он смеется над самим Тарабарским королем! И над всеми его министрами и чуть ли не министрами! — загремел Карабас.

— Ах, как хорошо! — обрадовался Шарабан и даже перестал крутить ручку телевизора.