Пробирается Суслик по снегу и вдруг слышит — шаги чьи-то позади. Оглянулся в испуге-а это Хома.
— Хитрый какой,- прищурился Хома. — Сам меня направо послал-там снег по колено. А тут за тобой тропинка тянется.
Посмотрел Суслик: правда. За ним следы остались, а Хома в эти следы наступает.
Поморгал Суслик, поморгал. И дальше затопал.
— Ну, кто прав? Кто прав?- бубнил позади Хома.
— Ну, ты, ты,- нехотя ответил Суслик.- Чего привязался?
— Я к тебе не привязывался. Нечем,- пыхтел Хома, погружая лапы в следы Суслика. — А надо бы. Ветер.- Подумал и добавил:- Шатает.
Наткнулись они на дверь. В щель под неё пролезли. И чуть не упали от восторга! Из крохотного замёрзшего оконца свет льётся — кругом сушёный горох на огромной подстилке лежит. Столько гороха насыпано, до крыши носом подать! А-ах!
— Я отсюда не уйду,- промычал Хома с набитым ртом.
— И я,- поддакнул Суслик.
Какая для них жизнь наступила! Не жизнь-объеденье! Объедались… Они до того обленились, разговаривать перестали. А зачем разговаривать, если можно лишнее съесть? Потом и двигаться перестали. А зачем двигаться, если еды полно, даже лапу лень протянуть? Лень -не лень, а протягивали. Есть-то надо. Лень, а надо. Протянул однажды Суслик лапу и взял горстку горошин у Хомы под боком.
— Ты чего у меня берёшь?- и Хома зачерпнул ладошкой под носом Суслика.
— Ты вон как?!- вскочил Суслик. — Давай делить!
Вначале по горошине делили и около себя сыпали.
Надоело. Потом по пригоршне.
— У тебя лапа больше!- спохватился Хома. — Вон какая загребущая! Давай, ты одной лапой, а я двумя?
— Ишь ты!- не согласился Суслик.
Промерили они амбар шагами. И прокопали посредине в горохе границу-канавку, от стены до стены. По ночам теперь Хома и Суслик не спали. Тайком на чужую половину бегали. Горох к себе таскали. Уж и есть-то некогда было. Старались побольше унести. А днём друг на друга смотрели: как бы кто у кого горошинку не взял. Стерегли. Глаза слипаются-слипаются… Ущипнут сами себя за бок, чтобы не заснуть, и снова следят.
А как-то раз ночыо возвращались каждый к себе с добычей — лбами столкнулись. Сцепились. Шерсть клочьями полетела. Треск, звон, грохот!..
Когда они очнулись в сугробе и взглянули высоко вверх, где разбитое оконце виднелось, Хома простонал:
— Я больше в амбар не вернусь.
И я не вернусь, — простонал Суслик.
И они дружно зашагали домой. Ушёл каждый молча в свою нору. Есть захотелось… Пошарил, пошарил Хома на полке. И зёрнышко нашёл. Одно-единственное. Посмотрел на него. В лапе зажал. И к Суслику. Разломил зёрнышко пополам, другу дал.
— Спокойной зимы, Суслик!
Спокойной зимы, Хома!