Когда же она утерлась своей рисунчатой косынкой и заново ее пофрантовитее повязала, перед Антоном совсем молодая женщина стояла. Под тридцать годов. В полном женском расцвете. Такой же стаха бы и та молоденькая заводчица через десяток лет...

— Не чурайся меня, Антон. Не та я, которую ты боишься увидеть во мне, хотя я та же самая я, только постарше малость... Мила ли тебе такая ?

Антон хочет ответить, губы шевелятся, а слова не выговариваются.

Тогда она ему:

— Антошенька, сделай милость, проведи по мне своими руками, от головы до пят, тогда я в мои теперешние годы войду. Антоновы руки сами сделали, что она просила. И Антон увидел свою красотеющую красоту, только в другой одежке. В заводской. В свойской.

— Так кто же ты, моя любовь?

— А кто тебе имя мое назвал?

— Никто не называл. Я и сейчас не знаю, как тебя звать, моя первая любовь.

— А я и есть Любовь. Люба. Любаша из Зуевского завода. Кем была, той и осталась. Той, что бабка твоя в заводчикову вдову перенарядила и через своего кума домоуправителя в барский дом ввела.

Ни жив ни мертв Антон. За березу одной рукой держится, другой глаза протирает.

— Да не три ты их, не три... Люба я. Люба Лебедева. Бабкой твоей просватанная. Неси меня в свой домок-кузовок. Да крепче прижми. Жарче целуй.

Схватил Антон Волнушечку. Поднял. К сердцу прижал. О счастье! А счастье тем часом, теми минутами опять стареть начало. Смотрит Антон, а его красотеющей красоте снова под тридцать. А шагов через сто и за сорок перевалило. Седой, морщинистой он ее из лесу вынес.

— Теперь брось меня, Антон. Куда тебе я такая?

— Что ты, Любашенька. Зачем ты худо подумала обо мне? Я столько счастья с тобой пережил за эти минуты, как я могу потерять тебя, моя Волнушечка.

— Тогда вот что,— прошепелявила она.— Неси меня через это зеркальное озерко. В нем ты и себя увидишь.

И увидел себя Антон в зеркальном озерке с седой бородой, с лысой головой. И тут ему вовсе понятно стало, о каком третьем испытании говорила бабушка Феклиста, которая тут как тут из-под земли кочкой выросла, а потом собой стала.

— Ах ты такой-сякой, срамной срамник... До свадебного венца, до обручального кольца девку с пути сбиваешь...

А он:

— Не я, бабушка, сбиваю ее, и не она меня, а ты нас обоих в неразлучную пару сбила. Навечно. От венчания до скончания...

Молодым-молодешенек ступил на берег Антон и дальше понес свою красотеющую красоту через всю долгую жизнь, в которой бывало всякое, но любовь их оставалась первой и последней...

Вот и вся моя сказка-подсказка, но никому не указка. Всякий волен над своей жизнью и над своей любовью. Никому ничто не запретно. Не запретно и мне на своей точке стоять и по-своему любовь видеть.

Рис. Г. АНТОНОВОЙ.