И действительно, вскоре вместе с дымом вырвались алые языки пламени и затрепетали, заплясали темные тени по скалам. Ночь отступила под навес крепостной стены, убежала в горы. Да о ней никто и вспоминал! Звучали песни, стихи; в лихой пляске помчался вокруг костра джигит, навстречу ему плавно пошла девочка в тонком шелковом платье, и вот уже закружились они, закружились, а ребята ударяли в ладоши и кричали по слогам «Мо-лод-цы».
Когда стал гаснуть костер, горн пропел отбой. Ребята расположились под навесом крепости. Алке досталось место у входа в пещеру.
Все вокруг затихло. Над головами в просветах между вершинами гор холодно поблескивали звезды.
Алке чудилось, что различает она даже снежные макушки гор. То ли луна в эту ночь особенно ярко осветила гору напротив, то ли снежная лавина спустилась совсем низко. Будто подступила она к самой крепостной стене — все вдруг стало белым-бело.
Но что это? Показалось? Нет! Нет!.. Такое показаться не может. Каменный выступ, который угрожающе нависал над обрывом и крепостью, вдруг отделился, и Алка увидела каменное чудище.
Ветер свистел над ним, как еще недавно свистел в пустых бойницах крепости. Каменный пришелец держал над головою что-то белое, глыбу снега. Он двигался, двигался… Уже видны его тяжелые ступни, подбитые мхом, можно различать каменную челюсть и даже глаза, устремленные в пустоту.
Алка хотела вскочить, поднять тревогу. Потом подумала: ведь этого в жизни не может случиться, это сон, и успокоилась. Но каменное чудище продолжало двигаться. Вот оно уже подступило к углям и с размаху бросило в него то, что держало над головой. Это был действительно снег. Он зашипел, вздымая облако пара, и сразу же погасли горячие угольки.
Алка вскочила и, не сдерживая гнева, крикнула:
— Что вы делаете?! Зачем погасили костер?
— Огонь, вода, ветер — мои враги, — прохрипело нагромождение камней и стало подвигаться к Алке. Но вот оно в нерешительности остановилось, сжало кулаки и помахало ими в воздухе.
— Ты почему меня не боишься? — взревело чудище, и белая пыльца облаком вылетела из огромной пасти. — Да знаешь ли кто я? Я — Алмас, прозванный людьми Каменным Черногором. Разве не видишь? На моих склонах даже колючий терновник селится с опаской, птицы гнезд не вьют… А ты?..
— А я не боюсь тебя, — сказала Алка и для храбрости громко зевнула, хотя ей вовсе не хотелось зевать.
— Ох! Хо! Бр-р… — загремело чудовище, и Алке показалось, что кто-то очень сильный тряхнул в большом мешке груду камней. — Ты наверное не знаешь моей волшебной силы?.. Так знай, ничтожная, на что способен Черногор!..
Не успела Алка даже бровью повести, как вокруг все чудесно стало преображаться: камни взлетели в воздух, крепость обновлялась, росла на глазах. Сами собой запрыгали камни и появилась крепостная стена, а на ней — горец в высокой папахе. Вот уже чуть-чуть зардело с востока небо и льющийся с высоты свет положил резкие тени. Горец на башне запел: «Как прекрасны высокие горы, как утром синеют белые снега, и прохлада молодит даже старцев. Но почему так коротка жизнь горца? Неужели так угодно аллаху — отнимать жизнь у молодых, делать сиротами детей?! Если это так, то у тебя, аллах, каменное сердце».
Алка поймала себя на том, что понимает слова песни, хотя никогда не слышала языка, на котором пел горец.
Неожиданно часовой на башне повернулся, вскинул руки и закричал: «Я вижу врагов! Я вижу врагов… Довольно спать… Слышите меня? Я вижу…»
Алка тоже увидела на зеленой поляне против крепости коротконогих лошадей, а на них всадников… Их было очень много!.. Они развернулись на поляне и стали подвигаться к реке, минуя тяжелые валуны.
Грянули залпы. Засвистели пули. Над головой пролетело ядро, шлепнулось на каменный выступ и взорвалось. Во все стороны брызнуло белое крошево камней. Часовой на башне покачнулся и упал к ногам смуглолицей женщины в длинном до пят покрывале. Женщина вскинула руки к небу и что-то заговорила быстро-быстро, но Алка уже ничего не слышала — гул голосов у крепостной стены нарастал с такой силой, что даже эхо — послушное эхо! — не зная кому вторить, в испуге забилось в ущелье и там, смешивая все звуки в один, надсадно гудело.
Но что это? На крепостную стену поднялись старики и дети. В руках они держали камни и швыряли их во всадников, что теснились внизу.
— Ах, как хорошо! Как весело… — хрипел Алмас. — Смотри, смотри! Ты видишь, как порозовела от крови река? Ты видишь, как обагрились белые камни крепости?.. Что может быть красивее крови на белых камнях!
На холм, что возвышался против крепости, вдруг выскочил всадник на взмыленном коне, и бурка его, словно крыло неведомой птицы, трепетала на ветру.
— Люди! Остановитесь! За что вы проливаете кровь? Люди!
Голос его звучал громче шума реки — это ветер разносил окрест его слова. И горцы повернули головы к черному всаднику. На обожженных огнем и солнцем лицах Алка увидела мольбу о помощи.
— Не пора ли кончать войны? За что умирают лучшие джигиты гор? Кому нужна их смерть? Женам?
— Нет, не женам… — прозвучали в ответ женские голоса.
— Тогда, наверное, детям?..
— Нет, не детям… — ответили с крепостной стены.
— Может быть, старики желают смерти своим сыновьям и внукам?
— Нет, не желают, — послышалось со стороны крепости.
— Тогда бросайте ружья. Довольно проливать кровь в братоубийственных войнах. Пусть дружба придет в горы!..
Но в это время камни обрушились на людей, стоящих под крепостной стеной. Алка видела, что это Алмас толкнул на них каменный ливень и хохотал над тем, что вновь разгорелось братоубийство под стенами крепости.
Потом Алмас сполз с выступа и пошел через реку на поляну, где сидел всадник на взмыленном коне.
— Как ты посмел сеять смуту среди тех, что потешают мое каменное сердце? — закричал Черногор. Всадник не пошевелился. Только бурку его раскачивал ветер. — Или ты уже не слышишь моего голоса? Или оглох? Я решил оказать тебе большую честь. Я тоже превращу тебя в камень!..
Человек на коне вскинул голову, и Алка замерла — ведь это тот самый всадник, что встречал их неподалеку от крепости!
— Ветер! — вскрикнул всадник. — Тебе нет преграды. Тебе доступны все уголки в горах и на равнинах… Донеси к сердцам людей слова мои!.. Не страшно умирать за доброе дело. Нет, не страшно! А страшно, что люди не познали дружбы.
— Ах-ха-ха! — засмеялось каменное чудище, взмахнуло руками. Неведомая сила подкинула человека с лошадью, и под самым небом появились разом две новых вершины.
В ту же секунду над горами поднялся ветер. Он осыпал мелкие камешки, задувал в щели. Алка присела и прикрыла лицо руками.
— Ах, ты, ничтожный ветер! — кричал Черногор — Как смеешь ты, не имеющий веса, поднимать руку на меня, Алмаса, и разрушать скалы!.. О-о! Ты еще принес грозовые тучи…
Хлынул дождь, и с гор потекли ручьи, увлекая с верховьев камни и камешки.
— Остановись, ветер! Я, Алмас, обещаю тебе приют в своих ущельях. Остановись!..
— Нико-о-гда-а-а! — пропел ветер… — Я буду-у-у точить твои камни-и-и, я буду-у-у нести людям слова о дружбе-е, если меня о том попросил-ил-ил всадник на вздыбленном коне…
Ветер бушевал, свистел…
Алка привыкла к этому свисту. Она увидела, как дожди и ветры разрушили крепость, стену, как Алмас уменьшился в росте — его тоже пощипали ветры, просверлили дожди…
— Теперь ты знаешь, что ветер мой лютый враг! — закричал Алмас — Каменный Черногор. — А ты?.. Ты посмела подставлять ему огонь дружбы, который так ненавистен мне…
Алке показалось, что каменная лавина вновь понеслась с гор… Но нет! Это мчались горцы и топот тысячи коней звенел в ущельях… Ветер — добрый и славный ветер — развевал над их головами красное шелковое полотнище. А впереди скакал все тот же знакомый Алке всадник на взмыленном коне. Он пел, и песню его повторяло эхо. «До чего же высоки горы, до чего богаты их склоны! Но бедняки никогда не могли пользоваться плодами рук своих. Настал светлый час, грозный час. Под красное знамя встали горцы и в одной семье с другими народами в крепкой дружбе победят врагов…»
— И вот теперь ты появилась в горах и зажгла костер, который мне не по душе… — шипело чудовище. — Я превращу тебя в камень… Но ты можешь спастись… В твоих жилах может течь теплая кровь… Брось этот камень раздора в середину потушенного костра. Брось!..
— Ни за что! — крикнула Алка и бесстрашно подняла на Алмаса глаза. Он стоял, прислонившись к скале, и каменные глазницы его светились зеленоватым огнем.
— Что ж! Превращайся в камень! — закричал Алмас и поднял руки. Но потом, будто вспомнив о чем-то, сказал: — Ладно, я оставлю тебя в живых, и даже дам горсть вот этих камней, за которые люди умирали еще недавно, только выполни мое желание…