— Папа!

Дзэнта тоже не заставил себя ждать. Трижды выкрикнув скороговоркой: «Папа! Папа! Папа!», он промчался мимо веранды к Сампэю. Встретившись у черного входа, они расхохотались, подпрыгивая на месте, — игра им нравилась.

А отец в это время рассказывал в гостиной:

— Да, здорово мне навредил этот Акадзава. Припрятал подлинный документ, а меня заставил написать новый. Я сказал в полиции, что написать-то я написал, но не воспользовался им. Однако у меня не было доказательств, что документ, выданный им за фальшивый, в действительности — подлинный. Очень натерпелся я из-за этого Акадзавы.

Отец вернулся, а Акадзаву и Саяму увели в полицию. Выяснилось, что Акадзава в корыстных целях скрыл подлинный документ о передаче отцом денег артели акционерному обществу. Более того, он произвел незаконную опись имущества в доме Сампэя и Дзэнты. У их отца не было никаких долгов, за что следовало бы описывать их имущество. А Акадзава заявил, что отец якобы неправильно выплачивал зарплату рабочим и служащим, поэтому он-де и забрал его имущество.

После того как Акадзаву и Саяму препроводили в полицейское управление, снова состоялось собрание пайщиков. Саяму убрали с места управляющего и назначили на это место отца Сампэя и Дзэнты. В тот же день у ворот фабрики собрались ребята и, изображая привратников, выкрикивали:

— Пожалуйте! Первый, второй, третий…

Сампэй не пошел к фабрике. Он качался на качелях, когда прибежали запыхавшиеся Цурукити и Камэити и доложили:

— Сампэй-тян! Шестнадцать человек пришло. Пойдем скорее, будем дальше считать.

— Не, не охота. Лучше зовите всех сюда. Я расскажу о каппе. Знаешь, как интересно! Когда я жил у дядюшки Укаи, меня унесло вниз по реке в бадье. Я доплыл до глубокого-преглубокого омута. Гляжу: из воды показалась огромная черепаха. И как ты думаешь, кто сидел на ее панцире? На ее панцире сидел каппа с блюдечком на голове.

Услышав такое, Цурукити подобрал неподалеку осколок черепицы и положил себе на макушку.

— Я — каппа. А Камэити будет большой черепахой. Ну, пошел, Камэ-тян! Что же ты не шевелишься?

Цурукити уселся верхом на Камэити. Камэити зашагал на четвереньках, выкрикивая: «Уо-уо!» — черепаха тоже должна издавать какие-то звуки, а то не интересно.

— Сампэй-тян! Иди, садись верхом на Камэити. Прекрасная черепаха! Ну, давай пошевеливайся! — покрикивал Цурукити.

Потом они втроем побежали к воротам фабрики и стали там играть в каппу. Тот, кто был «черепахой», привязывал сзади веревочный хвост, а тот, кто был «каппой», клал на голову осколок тарелки или черепицы. Но скоро им надоело ползать на четвереньках, они разбились на группы и устроили соревнования по бегу: хвостатые «черепахи» бегали с «каппами» на плечах. Проигрывала та пара, у которой с головы «каппы» падал осколок тарелки или черепицы. Увлеченные игрой, мальчишки не заметили, как кончилось общее собрание пайщиков.

Отец Сампэя и Дзэнты снова был избран управляющим фабрикой, а конфискованное имущество вернулось в их дом.

Акадзаву и Саяму вскоре отпустили из полицейского участка — за них просил отец мальчиков.

Длинные летние каникулы подходили к концу. Однажды у ворот их дома послышался голос, которого Сампэй давно уже не слышал:

— Сампэй-тян! Выходи играть!

Сампэй выскочил из дома — за воротами стоял Кинтаро.

— Давай поиграем вместе? — сказал он.

— Давай! — согласился Сампэй.

Они обнялись и зашагали к фабрике. Но не успели отойти от ворот, как увидели Акадзаву, идущего в их сторону. Он улыбался, хотя до мальчиков было еще шагов двадцать.

— Далеко ли направляетесь, малыш? — спросил он, заглядывая в лицо Сампэю, когда поравнялся с мальчиками.

Сампэй промолчал, не зная что ответить. Но ему стало очень жалко Кинтаро — Акадзава теперь не обращал на него никакого внимания, — и он сказал громко:

— Я иду играть с Кинтаро!

— О, какой молодец! Возьмите и меня в компанию.

— Не возьмем, — сказал Сампэй.

Акадзава собирался было еще что-то сказать, но Сампэй крикнул:

— Бежим, Кин-тян!

И они побежали. Кинтаро был теперь тихим и послушным, все делал так, как говорил ему Сампэй. Когда они отбежали немного, Сампэй сказал:

— Этот Акадзава — дрянь. От него надо подальше держаться, а то возьмет да и полицейского приведет.

Сампэй говорит, что лев сильнее удава. А Дзэнта — что удав сильнее льва.

— Иной лев больше быка, — утверждает Сампэй.

— А удавы еще больше. Знаешь, какие бывают? Десять метров в длину, — не сдается Дзэнта. — Увидят льва — сразу на дерево. Лев на дерево залезть не может. Пока он там рычит, внизу, удав зацепится хвостом за верхнюю ветку и бросается оттуда вниз. Только лев захочет прыгнуть на него, удав возьмет да и обовьется вокруг него. Тут уж льву конец. Задушит его удав своим телом, будто канатом.

— А если дерева поблизости нет?

— Как это нет! Удавы водятся только там, где есть деревья.

Сампэй задумывается. Он уверен, что лев сильнее удава, но доказать этого не может.

— Все равно лев сильнее! — тихо говорит он.

— Проиграл! Проиграл! — кричит Дзэнта.

Сампэю обидно.

— А вот и нет! А вот и нет! — твердит он.

Начинается драка, и победа, конечно, достается удаву.

Сампэй повержен и зажат между ногами брата.

— Отпусти! Больно! — хнычет он.

Слезы вот-вот закапают из его глаз.

Тогда Дзэнта ослабляет хватку и отпускает брата.

— Понял теперь, что удав сильнее? — говорит он. — В Африке удавы всегда вот так расправляются со львами.

Сампэя это не убеждает, но Дзэнта победил, ничего не поделаешь, придется смириться. Помолчав немного, он говорит:

— А кто сильнее: лев или волк?

И игра начинается сначала.

— Волк! — говорит Дзэнта.

— Нет, лев, — не уступает Сампэй.

— Волки по одиночке не ходят. Они стаями бегают, по сто волков в стае. Окружат двух-трех львов и загрызут их.

— А если один на один?

— Так не бывает. Волк один не ходит.

— Ну, а лисица?

— И лисица сильнее льва.

— Неправда!

— Почему же? Лисица умная. Знает, где у льва уязвимое место. Увидит льва — и спрячется в траву. А как лев пройдет мимо, она следом побежит и набросится на него.

— А если лев настороже будет?

— Все равно. Лисица очень ловко прячется. Лев и не заметит ее.

— Не буду я больше играть! Ты хитрый! — возмущается Сампэй.

— Что ж поделаешь! Лисица — хитрый зверь. В этом ее сила.

— Нет уж, нет! Победил лев. Лисица проиграла. Лисица проиграла! — завел было Сампэй, но брат схватил его за плечо и сказал:

— Ну, ладно. Я буду лисицей, а ты львом. Давай — кто кого. Вот увидишь, лисица победит. Найдет слабое место у льва.

— Ага! — хнычет Сампэй. — Ясное дело, ты сильнее меня, ты же старше.

Но Дзэнта неумолим. Тогда Сампэй уточняет:

— Вот если ты по правде лисицей станешь…

— Ладно, все буду делать, как настоящая лисица. А ты — как лев.

Сампэй все еще сомневается, стоит ли связываться с братом, но Дзэнта уже притаился у столика, пригнулся — совсем как лисица.

Тогда Сампэй встает на четвереньки, разевает рот и рычит:

— Р-р-р!

Он кажется себе сильным. «Подумаешь, лисица! Одним глотком проглочу». Однако лисица почему-то хихикает.

Видно, лев ей вовсе нипочем. Думает, куда бы вцепиться. В ответ на рычание льва лисица тявкает:

— Тяв-тяв-тяв!

— Р-р-р-р! — рычит лев и начинает ходить по комнате. Он ходит на четвереньках, высоко приподняв задок, то и дело широко разевает рот и устрашающе выпучивает глаза. Иногда лев подбрасывает задние лапы и даже становится на голову. Подражает «Львам из Этиго»[42], представление которых Сампэй видел как-то на улице. Словом, вид у льва очень свирепый.

А Дзэнта разводит руками, как бог Инари[43].

— Тяв-тяв-тяв! — тявкает он и вдруг, не выдержав, хохочет. Лев умолкает и встает на ноги.

— Ну вот, ты еще и смеешься…

— Извини. Больше не буду. Уж слишком ты стараешься!

И снова лисица начинает тявкать, а лев рычать. Лев просто ужасен. Приблизившись к лисице, он высовывает язык и облизывается. Тут не только лисица, но и тигр и даже слон и тот испугался бы и удрал. Однако лисица нисколько не робеет. Знай себе посмеивается. И лев не решается напасть на нее. Он делает вид, что хочет вцепиться в лису, но тут же пятится назад. Обойдет комнату кругом, приблизится к лисе и зарычит. Потом потрясет задними лапами и встанет вниз головой. И вот, когда лев стоял так, вниз головой, лисица, коротко тявкнув, уселась на него верхом и схватила за уши.

Лев свирепо зарычал, пытаясь сбросить с себя лисицу, брыкнулся и наконец заорал человеческим голосом: