До Серасвати доносились пение, музыка, крики пирующих во дворце. Доносилось все издали, тихое, смягченное ночной тишиной, – словно веселились где-то в другом мире. Как вдруг раздался вопль. Серасвати поднялась.
Вопль рос, рос, охватил дворец, разбежался по садам, растекался по городу.
От него дрожал, трепетал и бился в ужасе воздух, дрожали от страха, казалось, стены башни. И в темницу Серасвати вбежал с факелом ее отец. С безумными глазами.
– Мы погибли! – крикнул он. – Враги ворвались в самую середину дворцовых садов через потайной ход, о котором не знал никогда никто, кроме членов нашей семьи. Через этот ход я решил сделать вылазку и, окружив их… Но теперь все погибло. Джейпур пал! Из груди Серасвати вырвался вопль:
– О, я, несчастная! Это я указала Раме потайной ход! Через него он столько раз приходил ко мне в храм Вишну. Ненависть пошла по дороге любви.
Старик вырвал прядь седин из головы и повалился на землю при этих словах:
– Проклятая! Ты погубила Джейпур! Ты погубила меня! Будь проклята река и да будут прокляты источники, из которых она течет. Смрадные, ядовитые источники! Да будут прокляты причины! Как дерево сохнет, цветы, листья, ветви, ствол и корни его, – так да будешь проклята ты! Да будет проклято сладострастье твоей матери, грязный источник твоего рождения. Нет! Ты не моя дочь! Не дочь Субрумэни! Не дочь раджи! Ты дочь потаскухи, потаскуха сама, готовая продать любовнику Джейпур за поцелуй! Не я, – раб, пария своими презренными ласками заставил проснуться твою жизнь в проклятой утробе твоей матери. Я жил, окруженный изменой, и называл своей дочерью плевок раба, отродье парии, которого я палками приказал бы прогнать с этого света. Жить! Жить, чтобы твой любовник издевался надо мной, над тем, кто считал себя владыкой Джейпура, а не был даже отцом своей дочери? Чтобы ты равнодушно смотрела на мучения чужого тебе старика?
И, выхватив кинжал, старик перерезал себе горло. Брызги крови, как брызги кипятка, обожгли лицо Серасвати. И, вся потрясенная, пораженная еще больше, чем испуганная, она кинулась на труп отца:
– Старик! Ты несправедлив к моей матери так же, как несправедлив ко мне, когда говоришь, будто я причиной гибели Джейпура! Ты не слышишь?
Она подняла руки к небесам:
– Боги всесильные, вечно радующиеся, несущиеся в непрерывной пляске, неужто на мгновенье печаль, недоуменье не отразятся на ваших лицах, когда сейчас мимо вас пролетает тень этого старика? Когда сейчас пролетит другая тень, его дочери? Что же за существо человек? Старик! Тот, кто был моим отцом, кого я считала своим покровителем, кто поступил со мной как враг! Ты мог бы быть сейчас, в это мгновенье, счастливейшим из людей, из отцов, из раджей. Я была бы замужем за Рамой, счастливейшей из жен. Рама был бы счастливейшим из мужей. Ты, счастливый отец, пировал бы сейчас. Отчего же не случилось всего этого? Почему не случилось так? К вам за ответом, боги, я иду!
Но в это мгновенье вбежала ее старая айя, ее нянька, и схватила ее за руку с кинжалом.
– Стой! Ты виновница общей гибели! Из-за тебя война и приступ, кровь и насилие. Из-за тебя пылает город, рушатся дома, хрипят умирающие, из-за тебя кшатриа Рамы насилуют женщин. От насилья меня защищает возраст, а от смерти в моем возрасте ничто не защищает. Время занесло надо мной свой меч, что мне бояться меча воина? Но у меня есть внучка Парвати. Вот она. Видеть, как ее будут насиловать на моих глазах солдаты? Ты должна спасти нас.
– Ты просишь помощи у человека, который летит в пропасть.
– Ты должна помочь мне спасти внучку. Мы пришли к тебе.
– Ты прячешься под падающее дерево. Первым долгом будут искать меня. Рама знает, что я заперта в башне. Первым долгом солдаты прибегут сюда. Бежимте. Я спасу вас. Я знаю пещеру в саду, которой не знает никто!
И они побежали.
Серасвати вперед, указывая дорогу. Старуха и молодая девушка за нею.
Сад был полон криками радости и ужаса. Из дворца раздавался треск. Ломали и грабили. Между деревьев бегали женщины, которых нагоняли воины.
– Стой! – крикнул голос. – Принцесса выбежала из башни! Я видел сам, сейчас она бросилась вон в тот куст.
Солдаты кинулись к кусту и вытащили Парвати.
– Принцесса! Из башни!
– Стойте! Стойте! – отчаянно завопила старая айя. – Я нянька принцессы.
Ее не дослушали.
– Бери и ее!
– Вас-то нам и нужно!
– За принцессой и посланы!
Серасвати, спрятавшись неподалеку за деревом, осталась одна.
«Если не их, спасу хоть кого-нибудь!»– подумала она и, увидав несколько бежавших женщин, которых не преследовали в эту минуту кшатриа, выбежала им навстречу:
– Бегите за мной. Я вас спрячу!
Женщины кинулись к ней.
– Если ты здешняя, где нам скрыться?
– Идите, идите за мной!
Перебегая от дерева к дереву, прячась в кустах, ложась на землю, когда вдали показывался воин, – они благополучно достигли пещеры, о существовании которой не знал никто, которую однажды случайно нашла Серасвати среди чащи, гуляя по саду, когда она каждую минуту ждала появления бога из куста бенгальских роз.
Дрожа от страха, провели женщины ночь в этой пещере, издали слушая звуки победы.
Треск и свист пожара, грохот разрушаемых стен и яростные крики: желания сделали солдат еще более яростными, чем сделала бы ненависть.
Рама был взбешен, что не нашли Серасвати:
– Из-за нее я зажег этот пожар, а она ускользает от меня, как дым.
К нему принесли только голое тело зарезавшегося старика и привели несколько связанных раджапутов.
Они бросились на колени, ползали по земле, стараясь приблизиться и расцеловать его ноги. Но стража их отталкивала тупыми концами копий. Раджапуты отрекались от всякого родства с Субрумэни, проклинали его, отрекались ото всех прав своего рождения, клялись быть собаками Рамы и молили оставить им хотя бы самую презренную – но жизнь.
Рама с презрением ударил ногой в седой подбородок мертвого Субрумэни, отчего у трупа раскрылась еще больше рана на горле.
– Вот глотка, из которой раздавался собачий лай. Отодрать плетьми старого хвастуна! Подождите! Он не стоит того, чтобы об него марали руки кшатриа. Драть собак – дело рабов. Развяжите этих раджапутов. Сейчас я увижу ваше усердие ко мне. Плетей! Пусть дерут своего раджу!
Раджапуты кинулись на труп и принялись его полосовать плетьми.
– Я помилую только десятерых из вас, а остальных казню! – со смехом крикнул им Рама.
И они принялись стараться друг перед другом, чтобы отличиться усердием и попасть в число десяти.
– Проклятый старик! Старый дурак! Позор и бесчестье нашего рода! – кричал толстый раджапут, обливаясь холодным потом и стараясь хлестать изо всех сил.
– Негодяй! Погубитель Джейпура! Наш погубитель! – шамкал старик, с трудом поднимая плеть.
– Оскорбить Раму! Великого Раму! Раму – нашего бога!
– Славного Раму!
– Величайшего из раджей!
– Довольно! – крикнул Рама. – Я видел ваше усердие ко мне и верю вам. Вы будете верны мне, пока я буду силен. Отпустить из них десятерых, кого хотите, – приказал он воинам, – а остальных повесить!
Тело Субрумэни он приказал привязать на аркан за телегой и так тащить до Бенареса. Он написал тестю:
«Ты потерял презреннейшего из своих рабов, – накорми хоть, по крайней мере, собак». И с этой запиской отправил ему тело. Так прошла эта ночь.
Под утро солдаты, утомленные работой разрушения, убийствами и наслаждениями, уснули, и женщины в пещере, когда взошло солнце, сделались смелее и заговорили. Так начинают щебетать птицы с восходом солнца.
– Кто ты, госпожа, прекрасная, как богиня? – обратились к Серасвати пожилые женщины, становясь перед ней на колени и целуя ее одежду. – Кто ты, спасшая наших дочерей? Скажи нам твое имя, чтоб мы могли повторять твое имя, молясь богам, вместе с именами наших дочерей!
– Кто ты, прекрасная девушка? – говорили молодые, вслед за старыми, становясь на колени и целуя одежду Серасвати.
– Кто ты, спасшая нас от поругания и смерти? Скажи нам твое имя, чтоб мы могли произносить твое имя, как имя матери, молясь богам!
– За тебя ли надо молиться, тебе ли молиться?
– Смертная ты или богиня?
Серасвати улыбнулась им улыбкой, печальной, как восход солнца в туманное утро.
– Я несчастнейшая из смертных. Меня зовут Серасвати. Я дочь того, кто был вчера еще раджей Джейпура.
При этом имени ужас отразился на лице у всех.
– Ты – Серасвати?
– Принцесса, которую ищут?
– Да, это я!
Женщины вскочили.
Теперь уж их лица были полны яростью. Той яростью, которую родит трусость.
– Зачем же ты не сказала этого раньше?
– Ты прячешься за нашими спинами!
– Ты прячешься в толпе несчастных!
– Как волк, в которого целит охотник, прячется в толпе овец.
– Я прячусь за вашими спинами? Я? Которая вас спасла?
Но в ужасе не рассуждают.
– Моя дочь рядом с Серасвати?!
– Какой ужас! Моя дочь вместе с Серасвати!