– Да… Бедные ребята! Корабля не стало. Мы пошли через холмы на восток, к теплым водам, чтобы предложить свои услуги тамошним судовладельцам. К несчастью, зима в тот год выдалась ранняя. Без теплой одежды мы очень страдали.
Канобиус покачал головой и отхлебнул из ложки.
– Чего мне не хватает, так это соли, – пробормотал он.
– Они погибли зимой?
– Да. Один за другим. Я думал, что тоже не выживу. На счастье, я уже отличался упитанностью. Это и спасло мне жизнь. К тому времени, как я нашел этот остров, никого, кроме меня, не осталось.
– Как давно это было?
– О, много лет назад! Я потерял счет. Здесь нет времен года.
– И как вы с тех пор живете?
– Как видишь. Одиноко, но счастливо.
Канобиус лучезарно улыбнулся. Не зная, о чем еще спросить, Бомен вернулся к повозке. Тут его взгляд снова упал на спящего кота.
«В первый раз вижу, чтобы Дымок так спал», – подумал Бомен, встал на колени и нагнулся к голове кота. Дымок дышал ровно. Бомен легонько тронул кота за ухо. Ухо дернулось, но кот продолжал спать. Бомен погладил Дымка по спине, по всему телу от шеи до хвоста. Кот не проснулся.
Бомен встревожился. Пригнувшись еще ближе, он вошел в ум кота. Мыслей там особых не обнаружилось – во всяком случае таких, которые можно выразить словами. Правда, нашлось какое-то то ли чувство, то ли сон о чувстве… Странное сочетание полных противоположностей: невероятного блаженства, переполняющего кошачий мозг, и угасания, будто кот уменьшается в размерах или уходит далеко-далеко.
Бомен понял, что кота не разбудить, и прошептал ему на ухо:
– Не оставляй меня, Дымок!
В ответ ухо снова дернулось, и только.
Глава 10
Пир капитана Канобиуса
Группы, возникшие после великого раскола, легли спать отдельно. Сирей и Ланки устроились неподалеку от Хазов. Спали не укрываясь: даже после захода солнца в долине было душно и жарко.
Бомен видел какие-то суматошные сны, постоянно просыпался и долго не мог заснуть. Его не оставляло чувство, что в долине прячется зло, которое он проглядел. Надо предостеречь друзей, которые решили остаться, но что сказать? Да, Канобиус чего-то очень боится… Вот только чего?
В закутанную облаками долину не проникали ни свет луны, ни мерцание звезд. Открой глаза или закрой – ничего не меняется. Возможно, поэтому другие чувства Бомена обострились. Он слышал, как посапывают люди вокруг, как шевелятся во сне. Они так далеко отсюда… Вдруг Бомен почувствовал: проснулся не он один.
Кто-то сел и вздохнул. В такой темноте узнать человека по вздоху было не сложнее, чем днем – по голосу.
– Сирей? Не спишь?
– Да.
– В чем дело?
– Ни в чем. Я часто по ночам просыпаюсь.
– Эта ночь совсем другая. И темень! Даже руки не видно.
– Тебе не нравится?
– Нравится.
Чтобы не помешать остальным, Бомен и Сирей разговаривали очень тихо. Звук голоса друга успокаивал, темнота уже не казалась такой необъятной.
– А мне нравится, – сказала Сирей, – что ты меня не видишь.
– Почему?
– Сам знаешь.
– Из-за шрамов?
– Да.
– Ты ошибаешься, Сирей. Шрамы тебя совсем не портят!
– Ты говоришь так, потому что добрый. Мне нужна правда, а не доброта.
– Я и говорю правду.
Сирей помолчала и потом очень тихо сказала:
– Ах, Бомен! Если бы я была по-прежнему красивой, ты бы любил меня, как я тебя.
Бомен растерялся и не знал, что ответить. Странная темнота… Можно сказать то, что никогда не сказал бы при свете.
– Ты по-прежнему красивая, – наконец выговорил он. – Даже краше, чем была.
– Но ты меня не любишь.
Бомен замолчал.
– Странно, – чуть погодя сказала Сирей. – Меня всегда все любили. А я люблю тебя. Как же во мне так много любви, а в тебе так мало?
В ее словах не было упрека; только искреннее недоумение и грусть.
– Я не могу любить тебя, Сирей. Я же говорил. Меня скоро заберут, и мы больше никогда не увидимся.
– Почему заберут? И куда?
– В место под названием Сирин.
– Ты никогда не вернешься?
– Я там погибну, Сирей. Еще до конца зимы.
– Погибнешь? – Ее голос дрогнул. – Ты не можешь любить меня, потому что скоро умрешь?
– Да.
– Это неправильно. Если ты скоро погибнешь, значит, нужно любить меня сейчас, пока еще не поздно.
– А потом тебя бросить?
– Да.
– Ты этого не хочешь.
– Очень хочу.
– Что ты, Сирей!
– Можешь говорить «что ты, Сирей!» сколько угодно, но наш поцелуй тебе понравился. И не смей врать.
– Понравился. Только какой в этом смысл?
– Какой смысл в поцелуях? Никакого. Это просто поцелуи. Если каждое действие выполнять ради нового действия, эта цепочка никогда не кончится.
Бомен невольно улыбнулся и подумал: интересно, она почувствовала?
– Тебя послушать, так все очень просто.
– Оно и есть просто! Потому что ты сказал, что скоро умрешь. Разве ты не понимаешь, как это все упрощает?
Бомен поразился. Когда-то он считал Сирей глупым, избалованным ребенком. А она оказалась совсем другой.
– Все, что ты мог бы совершить в течение жизни, нужно сделать сейчас – или никогда.
– В общем-то, да.
– Сейчас, Бомен. Ты понимаешь, что значит «сейчас»?
– Да, наверное…
– Сейчас – значит сейчас.
Настала тишина. Точнее, прогремела в кромешной тьме, как раскат грома. Бомен стал прикидывать: как далеко до Сирей? Если протянуть руку…
Что Бомен и сделал. И чуть не вздрогнул, встретив пальцы Сирей. Она протягивала руку к нему.
Руки встретились, ладони соприкоснулись. Пальцы беззвучно сплелись в тайном знаке дружбы. Бомен и Сирей без слов тянулись друг к другу, пока не почувствовали щекой дыхание другого, пока лицо не коснулось лица. Они молча поцеловались.
До самого утра Бомен и Сирей лежали, крепко обнявшись и не говоря ни слова. Когда в небе забрезжил свет, они расстались: то, что случилось с ними в темноте, с рассветом должно было растаять, как сон.
Мантхи открыли глаза, потянулись, умылись. Утро выдалось непривычно тихим – все думали о том, что сегодня расстанутся. Канобиус хлопотал у горшков, уже погрузив их по горлышко в кипящую воду. Рядом с тремя большими горшками стоял маленький, и капитан время от времени подсыпал туда какие-то приправы.
Анно Хаз объявил, что пора складывать вещи в повозку и готовиться к отходу. Бомен нашел Дымка и легонько потряс. На этот раз кот проснулся. Он проспал целые сутки!
– Слава богу! Я уж думал, с тобой что-то случилось.
– Ох, парень! – сонно пробормотал Дымок. – Я так далеко! Зачем возвращаться?
– Скоро выходим. Нельзя же спать вечно!
– Еще как можно. Спать вечно… Счастливым сном… Чтобы он никогда не кончался…
Блаженный Дымок – это что-то новое. Бомен присмотрелся к коту повнимательнее.
– По-моему, ты заболел.
– Жизнь – это болезнь, – пробормотал Дымок. – Смерть – излечение.
– Что?! Да ты не болен, а пьян!
Бомен схватил вялого кота, отнес к ближайшему ручью и бросил в воду. Сначала кот камнем пошел ко дну, но тут же забарахтался и кое-как выплыл на берег.
– Ну как, лучше?
– Хуже! – огрызнулся Дымок, стряхивая воду со шкуры. – И поскольку ты не блещешь ни красотой, ни добротой, ни остроумием, я бы предпочел, чтобы ты оставил меня в покое.
– Вот это мой Дымок! – с облегчением вздохнул Бомен. По просьбе жены Анно Хаз в последний раз обратился к тем, кто решил остаться в долине.
– Вы еще можете передумать.
– Я хотел сказать тебе то же самое, – отозвался Бранко Так. – Не делай глупостей, Анно. Зима скоро кончится.
– Мы уходим через час, – сказал Анно.
– Через час?! А как же капитанский пир? Прощальный!
– Дни зимой короткие, надо успеть пройти побольше, – ответил Анно и вернулся к повозке.
Госпожу Холиш послали к капитану Канобиусу, чтобы узнать, нельзя ли начать пир немедленно.
– Но главное блюдо не готово! – воскликнул капитан. – Еще час, не меньше! Я только положил утренние травки!
– Понимаете, наши друзья уходят, – объяснила госпожа Холиш.
– Ну и что? – ответил Канобиус. – Пир не для тех, кто уходит, а для тех, кто остается. А с вами, милая дама, я разделю особое блюдо. – Он понизил голос. – Кукурузные лепешки с белыми трюфелями! Я хранил трюфеля для особого случая. Их хватит только на двоих.
– Я никогда не пробовала трюфелей, – призналась госпожа Холиш.
– Мадам, значит, ваша жизнь еще не началась!
Госпожа Холиш вернулась к своим и рассказала, что Канобиус не захотел перенести пиршество и что он готовит ей белые трюфеля.
Лошадей уже впрягли в повозку. Креот подогнал коров, Таннер Амос принес последнюю вязанку дров. Пришло время прощаться.
– Весной мы пойдем за вами, – сказал Мико Мимилит. – Пара недель пути, и мы снова встретимся.
Девочки в слезах толпились вокруг Мампо и обнимали его. Дубмен Пиллиш кашлянул, сказал «хм-м-м» и кашлянул еще раз.
– Печальный день. Но мы вынуждены пойти на это ради малышей. Зима суровая. Печальный день…