Низкий коридор становился всё шире. С разных сторон в толпу вливался поток других людей. Гертруда не видела их лица – они были скрыты под капюшонами.

Дорога вела на берег реки, освещённой светом луны. Была уже глубокая ночь. В небе плыли тысячи и тысячи фонариков и миллионы светлячков, а по реке – медленно подхватываемые течением – десятки тысяч жёлтых свечей.

Гертруде даже показалось, что река приветственно расступается, когда они с Чарли подошли ближе.

На берегу собрались не менее сотни тысяч человек. Люди в белых и серых хитонах опускали свечи в воду, передавая огонь друг другу. А люди в лиловых хитонах запускали фонарики в небо. Они пели какую-то песню на непонятном языке.

Это была самая необычная ночь в жизни Гертруды. Дух захватывало! Она наверняка взлетела бы от восторга, будь у неё крылья.

Неожиданно вокруг всё будто погасло. Гертруда не поняла, что произошло дальше. И не увидела, как кто-то обнял её и словно елеем прикоснулся к запястьям. Она освободилась от повязок и опустилась в тёплую воду, где услышала шёпот:

Раны, кровоточащие от ударов.

Ты долго спала. И вновь обретаешь очертания.

Позволяю тебе.

В тот момент Чарли и Гертруда ещё не осознавали, насколько они счастливы.

Следующие несколько дней Гертруда провела в кровати – просыпалась только чтобы выпить бульон. Нестерпимо болела спина. Бабушка Матильда делала всё, чтобы облегчить мучения: помогали мази «На ТОТ случай: ДО» и «На ТОТ случай: ВО ВРЕМЯ» (спину будто обжигало огнём). Гертруда стонала от боли, но не слышала своего голоса. И снова засыпала.

В соседней комнате стонал Чарли.

Боль начала ослабевать сама. Постепенно. И бабушка Матильда утверждала, что это – «к большим переменам». Возле кроватей Чарли и Гертруды теперь стояли баночки с мазями «На ТОТ случай: ПОСЛЕ» и отвар из душистых трав.

В среду вечером Гертруда спустилась на первый этаж дома 6/66. На кухне сидел Чарли. Из-за перевязок пришлось носить старые домашние хитоны, которые были сшиты так давно, что даже моль отказалась бы их есть.

– Родная! – оживилась бабушка Матильда. Она готовила омлет. – Я так рада. Ты проснулась. Как себя чувствуешь?

– Привет, – пробормотал Чарли. – Ты как?

Гертруда поняла по измождённому лицу брата:

– Ты тоже заболел? – Она сердилась, что не могла дотянуться до спины: та ныла, даже если Гертруда слегка приподнимала руки.

– Нет-нет, родные! – Бабушка Матильда поставила на стол тарелку с гренками и две чашки горячего шоколада. – Вы не болели. Так всегда бывает. Наш сосед – мистер Гордон Пипкин – пролежал в кровати два месяца! Два! А Тутси «Ласточка» Фридерман рассказывала, что её дядюшка и вовсе полгода проспал. Вы у меня такие сильные! Чарли, родной, аккуратнее со спиной. Не облокачивайся, пока там всё не окрепнет.

Проходили недели.

Больше всего Гертруду сердило, что от боли в спине нельзя было избавиться – приходилось терпеть. Но что самое худшее – не удавалось понять, из-за чего всё это. В зеркале не было видно, а дотянуться не получалось. Гертруда даже попыталась посмотреть на спину Чарли (когда ему делали перевязку), но он капризничал и закрывался у себя в комнате:

– Руперт сказал, что показывать нельзя. Чтобы не сглазить!

Перед сном бабушка Матильда смазывала спину Гертруды средством «На ТОТ случай: ПОСЛЕ». А на все вопросы отвечала уклончиво:

– Что тут? Пока ни на что не похоже. Тутси предупредила, что нужно подождать: природа возьмёт своё. Это ведь естественно!

Как-то ночью Гертруда получила первую «молнию» от Верного Незнакомца. Короткое послание:

Привет!

Здорово, что ты теперь с нами! И одна из нас. Поздравляю.

Следующие после «выздоровления» дни Чарли и Гертруда не знали, чем себя занять. Успели уже распечатать подарки.

Привыкая к своему старому-новому дому, они пересматривали в гостиной портреты, слушали граммофон и радио, пролистывали книги в доме (хотя многие были на непонятном языке, но с картинками: странными, пугающими, забавными и даже весёлыми). Некоторые книги оказались очень интересными. Особенно завершения «Заговора Тома Сойера» Марка Твена и «Житейских воззрений кота Мурра» Эрнста Гофмана. Бабушка Матильда радовалась, что романы и повести внукам «оказались по душе»:

– Раньше многие книги из нашей домашней библиотеки были незавершёнными. А дописаны авторами сравнительно недавно, родные мои.

Спустя какое-то время Чарли и Гертруда начали выходить на улицу – бабушка Матильда заставляла их дышать свежим воздухом. На берегу озера они познакомились с соседом-добряком – полным усатым мужчиной по имени Роберт Готли. Он проживал в доме 4/66. Роберт Готли рассказал, что раньше был богатым человеком, но «после некоторых событий остался с носом». Приглашал в гости и угощал конфетами. Чарли и Гертруда не всегда понимали мистера Роберта Готли. Он утверждал, что завидует им. По-доброму. Так и говорил: «Жаль, мне бы тоже хотелось». И указывал им на спины. А затем добавлял, что скоро должны приехать его дочь и внук:

– Внук у меня – славный малый, очень активный, но молчаливый. Вашего возраста. Миссис Матильда Потатуй, кстати, предупреждала о вашем возвращении. Поэтому я решил построить небольшой дом на яблоне! Вон там – наверху. Видите? Точно такой же был у меня в детстве. Вы сможете вместе проводить там время! Это будет ваш дом! Постараюсь скоро закончить и приглашу вас на открытие. По традиции, нужно перерезать красную ленту и впустить первым внутрь кота.

Прогуливаясь днём по набережной, Чарли и Гертруда пытались рассмотреть Левиафана – чудовище в озере, которое обижалось, если его называли чудовищем. Оно плавало возле прогулочных лодок и выпрашивало хлеб у отдыхающих.

Ещё с одним «чудовищем» Чарли и Гертруда познакомились случайно – когда зашли в уборную на первом этаже дома 6/66. В правом верхнем углу сидел огромный лохматый паук. Бабушка Матильда объяснила, что это Пенелопа. И она вот-вот должна обзавестись потомством. Это был первый и последний раз, когда Чарли и Гертруда видели уборную на пером этаже дома 6/66 изнутри.

Также Чарли и Гертруда нашли старое зеркало – Пустозвон. Оно часто не работало, поэтому висело в каморке на втором этаже, где всё было завалено старыми бумагами, пыльными коробками и сломанным торшером. Зеркало было завешено плотной зелёной тканью. Как сказала бабушка Матильда, «меньше знают – крепче спят».

Когда Чарли и Гертруда полностью выздоровели (их спины уже не болели, но жутко чесались), они обошли всю 66-ю улицу. Улица оказалась полукруглой. Огибала широкое озеро: дома располагались вдоль дороги, к ним вели узкие тропинки. Но было много тропинок, которые никуда не вели. Или вели куда-то не туда. То к дереву. Или к стене. Чарли даже нашёл тропинку, которая заканчивалась там, где и начиналась. И, что странно: в начале улицы находился восемьдесят третий дом, а в конце – сорок первый. При этом – Гертруда могла поклясться – дома будто менялись местами. К примеру, дом номер девятнадцать, который находился напротив дома номер шесть, в один из дней просто исчез. На его месте оказался дом номер тридцать. Бабушку Матильду такие перемены каждый раз жутко расстраивали – ведь дом Тутси «Ласточки» Фридерман почему-то никуда не «переезжал».

Каждую ночь Чарли и Гертруда обегали всю 66-ю улицу в поисках цветов. Пока никто из соседей не видел (только миллионы светлячков), они рвали подснежники, лилии и ветки белой сирени, которые росли здесь даже весной и летом. И каждое утро бабушку Матильду ждали самые красивые в мире букеты. Она сердилась, демонстративно ругалась, но всё равно таким подаркам радовалась. И не догадывалась: за ночь Чарли и Гертруда также успевали наесться клубники, земляники и вишни в соседских садах.

На другом конце 66-й улицы они познакомились с доброй старушкой Трухти Кимор. Она всегда здоровалась с Чарли и Гертрудой, угощала их печеньем и передавала бабушке Матильде какие-то свёртки с вениками и совками.

Также подружились с белым котом (хотя на самом деле это он с ними подружился), который гулял сам по себе. Они узнали, что кот никому не принадлежал. И что у него нет имени. Мистер Роберт Готли, поглаживая усы, рассказал: коту не нравится, когда ему пытаются дать имя. Поэтому кот – просто кот по имени Кот. Он всеобщий любимец и приходит на 66-ю улицу когда захочет.

А ещё Чарли и Гертруде нравилась радуга. Красочная, яркая и невероятно широкая, она каждый день медленно плыла по чистому звёздному небу: казалось, «жила» сама по себе – минуту назад могла быть за горизонтом, а затем незаметно перемещалась над городом. Гертруда удивлялась, что радуга не исчезала даже ночью.