– Что? Они вышли из Ворот?
– Да, Великая… Время не тронуло их. Мальчик болен. Они идут к Ири-Тао…
– Силы небесные… Их надо остановить!
– Поздно. Они только что ступили на земли Мёртвого города, Великая…
– Книгу. Скорее, книгу!
– Одумайся, Великая… Их не остановило само Время. И нет магии более грозной, чем магия Стража! Ты бессильна.
Лицо волшебницы исказила судорога.
– Пусть так… Что сейчас делает Нищий?
– Архот? Он гнался за ними, Великая. Но не посмел ступить на Дорогу. Он уже был там. И он знает свой Приговор. Он в ярости.
– Архот знает, что они живы?
– Пока нет. Но скоро узнает.
– Откуда?
– Один из твоих людей предаёт тебя, Великая…
– Кто?
– Саман подобрал монету…
– Почему его не остановили?
– Прикажи, Великая, его остановят…
Долго, очень долго думала волшебница. Старик стоял молча, почтительно сложив руки на груди.
– Нет. Пусть всё идёт так, как идёт. Если уж само Время бережёт их, даже я не встану на их пути. Если Архот решит сунуть свою голову в петлю, – волшебница криво усмехнулась, – Не буду ему мешать. В конце концов, это всего лишь голова Архота. Проследи, чтобы Саман больше никогда не вошёл в этот дом… Что ты узнал о девочке?
– Прости, Великая. Ничего достоверного. Вроде бы её родители погибли на Дороге Времени. Во всяком случае, кузнец принёс её оттуда. Это – всё.
– Откуда – оттуда? Что??? Ты хочешь сказать, что Сайка дважды прошла по Дороге?
– Да, Великая… причём в первый раз она шла против течения…
– И при этом осталась жива?
– Осталась, Великая… впервые, на памяти людей. Ей повезло. Она была слишком мала и не знала своего Приговора, поэтому он не свершился. А может быть потому, что в прошлый раз она не входила в Ворота. Ведь она родилась на берегах Реки. Значит, в Ворота вошла её мать.
– О силы… – по лицу волшебницы пробежала тень растерянности, – Для чего же вы храните её? Кто она?
– Доподлинно неизвестно. Однажды Архот напал на небольшой город, стоящий у отрогов восточных гор. Жители отчаянно защищались, но пали к его ногам. Те, кто отказался признать нового властителя, вынуждены были бежать. На Дорогу ступили многие, сошли с неё двое: кузнец, случайно оказавшийся в осаждённом городе, и новорожденная девочка, которую он вынес на руках.
Кузнец, вероятно, знал её родителей. И может быть, даже открыл тайну своей семье. Но о том, почему она так интересует Архота, кузнецу, скорее всего, было невдомёк. Иначе он был бы гораздо осторожнее. Архот, вероятно, наоборот, даже не догадывается, кто её родители, но уж наверняка знает о её роли в своей судьбе. Поэтому первое, что он сделал – уничтожил всех родившихся и не родившихся детей в завоёванном городе.
Девочка не знает, кто она. Архот знает, но вряд ли скажет даже под пыткой. Теперь, когда семья кузнеца мертва, не существует никакой возможности узнать правду. Великая, нужно ли мне и дальше искать, кто были родители девочки?
– Нет. Ты сделал всё, что мог.
– Слушаюсь, Великая…
– Скажи, ты сам ходил по Дороге Времени? Что это такое?
– Сам не ходил, Великая. Люди говорят, что никогда не знаешь, что увидишь там, что переживёшь. Некоторые тонут в болотах, некоторые – срываются с гор. Кто-то гибнет в пустыне. У каждого – своя Дорога во Времени. До конца доходят немногие. Говорят, что пройти Дорогу – всё равно, что пройти через века. Если человек живет глупую и никчёмную жизнь, в конце которой ему суждено забвение – он встретит там свою смерть. Если нет – в конце пути он узнает Приговор Времени. Пройти по Дороге может только тот, о ком будут помнить потомки. И тот, кто не знает Приговора. Если человек, знающий свой приговор, второй раз откроет Ворота Времени – приговор исполнится. Ещё говорят, что по Дороге можно идти только вперёд. И ещё… Никто не выходил из Ворот Времени дважды… до сегодняшнего утра…
Старик замолк и теперь стоял неподвижно.
– Что-то ещё?
– Да, Великая… Ключ… они нашли ключ…
Ворота
Сайка немного пришла в себя и теперь рыдала. Её трясла крупная дрожь. Рене тоже стало не по себе от того зрелища, которое открылось его глазам, противный ком подкатил к горлу, руки и ноги вмиг стали ватными, смрадный запах перехватил дыхание.
Под парусиной, как под саваном, лежал человек. Лежал уже давно. Мёртвый. Лицо его было ещё обтянуто тёмной пергаментной кожей, но черви и муравьи уже справились с глазами и губами трупа, обнажив глубокие глазницы и два ряда широких крепких зубов, скалящихся в жуткой ухмылке. Зима прервала их бесстрастную страшную работу, и теперь, с наступлением весны, они взялись за неё с новой силой.
Особенно много их было в области живота. Шевелящаяся желтоватая масса спешила скрыться с глаз в недрах трупа, создавая в сумерках иллюзию дыхания и жизни. Руки человека были прижаты к груди. Левой он прижимал к груди небольшой свёрток, обёрнутый кожей и перевязанный верёвкой. Правая сжимала рукоятку небольшого кинжала с тускло блестевшим лезвием.
Рене раздумывал очень недолго. Откинув парусину, он сделал глубокий судорожный вздох и решительно наклонился над телом.
– Нет, – закричала Сайка, – Нет, Рене, ради всего святого, нет…
Мальчик выпрямился.
– Нам нужен нож. Хотя бы нож. У нас ничего нет…
– Нет, – Сайка только зажмурила от ужаса глаза и отрицательно трясла головой.
– Открой глаза! – жёстко сказал Рене, – Смотри! Если мы не возьмём оружие, то, скорее всего, скоро будем выглядеть также. У нас нет огня, нет еды, нет тёплой одежды. Нам негде укрыться от непогоды, нечем защититься от врагов. Нам некуда идти, не у кого просить помощи.
Девочка в ужасе закрыла лицо руками…
– Пожалуйста, отойди, – жалобно попросил Рене, – Слышишь? Мне и так тяжело. Не надо мешать… пожалуйста…
– Да, – кивнула Сайка и отошла в сторону.
Превозмогая приступы дурноты, Рене забрал свёрток и попытался взять кинжал. Это ему удалось не сразу. Пальцы правой руки крепко держали рукоятку и настолько окоченели, что Рене уже совсем, было, решил оставить свои попытки. Неожиданно рука трупа слегка подалась, и в руках у мальчика оказался долгожданный трофей. Короткое узкое лезвие, напоминающее стилет или кортик, неожиданно ярко сверкнуло в темноте.
Несмотря на то, что кинжал долго лежал около воды, оно было абсолютно чистым, как будто только что выкованным. Ни ржавчина, ни время не тронули его. Чего нельзя было сказать о ручке. Когда-то очень маленькая и изящная, выполненная из какого-то легкого шершавого материала, напоминающего древесную кору, ручка ножа сгнила от крови и воды. Изъеденная червями, она легко крошилась в руках. Даже в небольших ладонях мальчика кинжал казался игрушечным, но Рене понимал, что это настоящее оружие. Коварное и опасное.
Рене выпрямился и уже в почти полной темноте рассмотрел нож. Смахнув с лезвия грязь, он вытянул левую руку и положил клинок поперёк открытой ладони. Нож казался настолько легким, что Рене совсем не чувствовал его веса. Полюбовавшись клинком, мальчик снова перехватил его в правую руку и присвистнул от удивления: боли не было, но на левой ладони, там, где край лезвия коснулся кожи, показалась тонкая ниточка крови. Ножик кусался.
Повернувшись к мертвецу, Рене засунул находки за пазуху и торжественно отсалютовал ему:
– Спасибо тебе за оружие. Клянусь, что никогда не использую его во зло.
– Ты что делаешь? – Сайка пришла в себя, успокоилась и теперь стояла сзади.
– Завтра, – оглянулся Рене, – Завтра мы должны его похоронить…
– Завтра?
– Нам некуда спешить. Людей здесь нет. Никого нет, – Рене схватился за голову, – Никого! Почему? Почему здесь никого нет? – закричал он и закашлялся, – Хоть кто-нибудь… где люди? Ну, хоть кто-нибудь… кто-нибудь… почему? Почему на этой проклятой земле никого нет?
– Успокойся. Слышишь, Рене. Рене, ты слышишь меня, успокойся.
Рене запрокинул голову и захрипел. Из уголка его губ показалась тонкая тёмная струйка крови. Сайка перепугалась не на шутку. Взвалив Рене на себя, она поволокла его прочь, вперёд, подальше от этого проклятого места, вдоль реки, к воротам… Её сил хватило только на то, чтобы протащить Рене мимо двух уродливых каменных столбов…
Что-то изменилось. Как будто закончилось что-то страшное, хотя она ещё не знала, что. Как будто воздух стал другим: свежим, сухим, прохладным. Появились запахи. Сайка вдруг почувствовала лёгкий аромат дыма – верный спутник человеческого жилья. Так пахло весной дома, в их посёлке, когда жители сгребали слежавшиеся за зиму прошлогодние листья в большие кучи и поджигали их. Сайка опустилась на землю и заплакала.
Мальчик был без сознания. Он не услышал свой Приговор, даже если Время и произнесло его. Девочка запомнила всё. Но она уже когда-то проходила здесь.