— Великий Глаукс! Неужели сова может прожить на таком рационе? И никакого мяса?

Сорен с Гильфи, не отрываясь от еды, помотали головами.

Сумрак понял, что лучше оставить голодных совят в покое. Когда Сорен с Гильфи, наконец, покончили с полевкой, он сурово посмотрел на них своими круглыми желтыми глазищами.

— Хотите отправиться со мной на поиски Великого Древа Га'Хуула?

Совята смущенно переглянулись.

— Вообще-то да… — выдавил Сорен.

— И нет, — закончила Гильфи.

— Как это? Да или нет?

— И да, и нет, — решилась Гильфи. — Мы с Сореном все обсудили, когда ты улетал охотиться. Мы бы очень хотели отправиться с тобой, но прежде… — она замялась.

— Прежде вы хотели бы проведать свои семьи.

— Да, — робко ответили совята.

Они были уверены, что Сумрак, который остался сиротой почти с самого рождения, вряд ли сможет их понять. Перелетая с места на место, из царства в царство, он ничего не помнил о своем гнезде и родителях. Он даже мог жить с существами совсем другой породы — как-то раз его приютила семья дятлов из Амбалы, а однажды он подружился со старым орлом из Тито, а еще — в это просто невозможно было поверить! — жил вместе с лисами в пустыне Кунир. С тех пор Сумрак никогда не охотился на лис. Для него это было просто немыслимо.

— Ну что ж… Судя по вашим рассказам, мы не сильно отклонимся в сторону. Наш главный путь лежит по течению реки, а ты, Сорен, сказал, что твои родители живут неподалеку от нее. Теперь что касается тебя, Гильфи. Я хорошо знаю Кунир. Из того, что ты рассказала, я понял, что твоя семья жила возле глубокого ущелья.

— Да! Именно там мы и жили!

— Это ущелье на самом деле всего лишь высохшее русло реки Хуул. Она давным-давно изменила свое течение, а русло осталось. Значит, и тут мы не слишком уйдем в сторону.

— Спасибо тебе, Сумрак! А мы с Гильфи обязательно научимся охотиться. Честное слово, — пообещал Сорен.

— А охотиться это тоже как летать или искать Великое Древо Га'Хуула? — тут же полюбопытствовала Гильфи. — Я хотела спросить — для этого тоже нужно верить?

— Великий Глаукс, что за глупости лезут тебе в голову? Это же всего-навсего еда! — пренебрежительно фыркнул Сумрак.

Трое совят покинули дерево с первым наступлением темноты. Заметно похолодало. Никаких теплых потоков не было и в помине, и Сорен с Гильфи в полной мере оценили свою вчерашнюю удачу, а вернее, мудрость Бормотта, который заставил их улететь, воспользовавшись этим небывалым для столь позднего времени года явлением.

Сейчас в морозном зимнем небе не было и следа теплых воздушных ручейков, а лежащий внизу скованный холодом мир ослепительно сверкал под луной.

«Если бы только родители могли увидеть меня в полете!» — подумал Сорен. Он захлопал крыльями, сделал несколько сильных махов и поднялся высоко в небо. «Тамо! Тамо!» — так называла небо милая миссис Плитивер. Он ужасно скучал по ней. Когда-нибудь он обязательно расскажет ей о небе, о том, какое оно — Тамо.

Но на следующий день начался сильный снегопад. Порой метель застилала все вокруг. Сорену приходилось постоянно опускать и поднимать мигательную перепонку, чтобы сморгнуть ледяные крупинки. Иногда снег валил так густо, что небо и земля сливались в сплошную серую массу. Границы растаяли. Горизонт исчез из виду, но в этой сплошной круговерти Сумрак продолжал невозмутимо прокладывать курс. Сорен с Гильфи держались рядом: Сорен летел возле его подветренного крыла, а маленькая Гильфи пыхтела под защитой надветренного.

— Помните, что я вам говорил? Мир не всегда бывает черным и белым, — басил Сумрак, проводя их сквозь сгущающиеся снежные вихри.

— Как тебе это удается? — прокричал Сорен.

— Сначала я научился видеть четкие границы дня и ночи, но потом понял, что существует и другая реальность. Порой за кристальной ясностью такое скрывается… Поэтому я кое-чему переучился.

— А что нужно сделать, чтобы переучиться? — полюбопытствовал Сорен.

— Принять решение, что отныне ты не будешь полностью доверять своим глазам. Так ты научишься видеть по-новому и очистишь разум от старых представлений. Просто желудком почувствуешь, насколько все изменилось.

— Наверное, это сложно, — пискнула Гильфи.

— Еще бы! Ого… Ладно, разговоры потом. Приготовьтесь планировать. Гильфи, ты не забыла, что при спуске нужно вытягивать когти? Или ты хочешь снова зависнуть вниз головой?

— Я все помню, Сумрак. Вытягивание когтей жизненно необходимо при снижении и посадке.

— Щуплые плечи — длинные речи, — пробурчал про себя Сумрак.

— Может быть, я ошибся… Может быть, оно было вовсе не около реки. Или вообще не на елке.

Сумрак с Гильфи переглянулись. Это была уже третья высокая ель. Никаких сов ни на одной из них не наблюдалось, хотя на последних двух, включая ту, где они сейчас сидели, сохранились дупла, некогда обжитые совами.

— Понимаете, у меня не очень-то хорошая память, — пролепетал Сорен. — Я… возможно, я…

— Сорен, я думаю, что они улетели, — перебила его Гильфи. Сорен в бешенстве обернулся к подруге.

— Как ты можешь так говорить, Гильфи? Как ты смеешь?! — Он весь дрожал от гнева. — Ты же совсем их не знаешь! А я знаю! Мои родители никогда бы меня не бросили, ни за что!

— Они тебя не бросали, Сорен, — очень грустно ответила Гильфи. — Тебя похитили. Они решили, что ты пропал навсегда.

— Нет! Не смей так говорить! Они надеются! Они верят так же, как мы верили, что полетим. Они верят и ждут. Моя мама ни за что не снялась бы с места. Она будет вечно надеяться, что я вернусь домой!

Надеяться! Не успел он произнести это слово, как что-то внутри у него оборвалось. Желудок съежился и затих. И тогда Сорен заплакал. Он плакал от мысли о том, что родители забыли его и перестали надеяться. Рыдания сотрясали его тело. Перья, скованные холодом, мелко дрожали на морозе.

— Сорен, может, они улетели, потому что что-то случилось, — подал голос Сумрак. — Возможно, здесь не было ничего личного. Выше клюв, старина!

— Ничего личного? — взорвался Сорен. — Да что ты понимаешь? Что ты знаешь о моей семье? У тебя же никогда ее не было! Ты сам говорил, что воспитывался в суровой школе сиротства. Ты понятия не имеешь о том, что такое материнский пух! Отец не рассказывал тебе сказок, не пел песен. Ты знаешь, что такое псалмы? Клянусь маховым крылом, ты в жизни об этом не слышал! А нам, сипухам, с детства знакомы и стихи, и книги, и тепло материнского пуха.

Сумрак воинственно встопорщил перья с налипшими на них сосульками. Вид его был страшен.

— Ты все сказал, ничтожный жалкий совенок? А теперь послушай, что знаю я! Весь мир — моя семья. Мне знакома нежность лисьей шерсти и странный зеленый свет, который зажигается в глазах лисы весенними ночами. Я умею охотиться, потому что этому меня научили орлы. Когда дичи становится мало, я всегда смогу найти самый гнилой участок поваленного дерева и выклевать оттуда сочных жуков. Я много чего знаю и умею.

— Прекратите ссориться! — закричала Гильфи. — Сорен, успокойся. Ты потрясен, ты расстроен. Очень скоро я буду чувствовать то же самое.

Сорен поднял глаза и изумленно моргнул.

— Что ты хочешь сказать? Ты-то тут при чем?

— Неужели ты думаешь, у меня есть надежда разыскать свою семью? — вопросом на вопрос ответила Гильфи и добавила: — Никакой надежды.

— Но почему? — не понял Сорен.

Даже Сумрак, и тот, выглядел озадаченным.

— Нас с тобой похитили, Сорен. Разве наши родители могли оставаться жить на том же месте? Патрули Сант-Эголиуса отлично знают, где искать совят. Рано или поздно, они вернулись бы. Они ищут птенцов. Любая семья решила бы спастись бегством. Никто не хочет терять своих детей. Кажется, я знаю, куда могли податься мои родители.

— Куда же? — спросил Сорен.

— К Великому Древу Га'Хуула, — спокойно ответила Гильфи.

— С чего ты взяла? — моргнул Сорен. — Ты ведь даже не знаешь, существует ли это место на самом деле. Как там у вас называют легенды Га'Хуула?

— Сказания о Былом.

— Ну, да, конечно. Великий Глаукс, с какой стати твои родители должны тащиться в это место, которое, возможно, существовало лишь в былые времена?

— Отчаяние могло погнать их туда, — ответила Гильфи.

— Это не ответ.

— Они почувствовали это желудком, — повысила голос Гильфи.

— Разве сказку можно почувствовать желудком? Это енотий помет, а не доводы, Гильфи, — ухнул Сорен. Ему стало легче, когда он выругался. Но в то же время его не покидало чувство, что он предал своего отца. Разве отец не говорил, что легенду нужно почувствовать желудком, и тогда она станет правдой в твоем сердце?

«Енотий помет!» — упрямо повторил про себя Сорен.

— Все это полная чепуха, и ты, Гильфи, прекрасно это понимаешь! — крикнул он вслух. Как он ни был зол, но от собственных слов ему почему-то стало еще хуже.