То, что дверь была закрыта на задвижку, он даже не заметил.

Снаружи ему достаточно было ощутить ветер лицом, чтобы понять: он не ошибся. Испуганные лица детей в свете лампы это подтвердили, как и Северный Крест, стоявший низко за кормой.

— Поворачивайте обратно, живо! — закричал он. — Ах вы, подлые ленивые богатеи! Думаете, можете делать все, что вам хочется, да? Ну же, поворачивайте обратно!

И тут, несмотря на его ружье, Хильди вышла из себя. Он испортил весь ее план, а теперь еще оскорбляет!

— Нечего говорить нам о том, что мы делаем все, что нам хочется! — Она так распалилась, что встала и кричала это прямо Митту в лицо. — Ты пробрался на борт нашей яхты, обращаешься с нами, как с мразью, ешь нашу еду и заставляешь нас плыть туда, куда хочешь ты, а потом имеешь нахальство говорить, что мы всегда делаем все, что нам хочется! Ты... ты хуже... хуже деда! По крайней мере он был честный!

— Честный? — заорал Митт. — Это старый Хадд — честный? Не смешите меня! Он же столько лет грабил весь Холанд!

— И поэтому ты хотел его убить, а теперь еще и обращаешься с нами, словно мы ничтожества! — взвизгнула Хильди.

— Потому что вы и есть ничтожества! — загремел Митт, размахивая ружьем.— Поворачивайте яхту!

Йинен судорожно сжимал румпель, опасаясь за жизнь Хильди. На самом деле Митт забыл взвести курок. И не повернул ствол. Но ни он сам, ни Йинен этого не заметили.

Хильди вообще не знала о тонкостях обращения с оружием и нисколько об этом не переживала.

— Ну, если мы — ничтожества, — зарычала она,— то мне страшно подумать, кто твоя родня!

— Да заткнись ты! — Митт навел ружье на Йинена. — Поворачивай яхту, тебе говорят!

Во второй раз за эту ночь Йинен решил, что его вот-вот застрелят. Но он принял это с хладнокровной безнадежностью.

— Ты же и правда пытался убить нашего деда, — сказал он. — Назови мне хоть одну убедительную причину, почему мы должны тебе помогать.

Митт навел на Йинена ружье — и понял, что тот не считает ружье убедительным доводом. Это его немного отрезвило. Он почувствовал немалое уважение к этому гладколицему мальчугану с орлиным носом, но что до его сестрицы...

— Ну что ж, — ответил он. — Твой драгоценный дед разбил мою семью. Это довод?

— Как он это сделал? — спросил Йинен, дрожа от холода и усталости.

А Хильди гневно добавила:

— И что бы он ни сделал, мы тебе ничего не делали!

— Я вам расскажу, — сказал Митт.

Он положил руку на крышу каюты и начал говорить — сначала отрывисто и гневно, а потом все более разумно, поскольку заметил, что они оба не пытаются его прерывать. Он рассказал им, как родился на «Дальней плотине», как им удвоили ренту и как из-за этого его отцу пришлось работать в Холанде, а потом их выгнали с фермы. Он рассказал им, что его отец так и не нашел настоящей работы и поэтому вступил в общество «Вольных холандцев», как его предали во время поджога склада (тут Митт не стал называть никаких имен) и он исчез, оставив его с Мильдой жить одних. Митт описал, как они жили после этого, и, рассказывая, невольно подумал, какой он выбрал странный способ поведать историю своей жизни: «Дорога ветров» прыгает на волнах в темноте, а освещенные лампой лица внуков Хадда устремлены на него, пока он говорит. Он рассказал им и о Хобине.

— И если бы не он, — добивал Митт, — то нас бы выгнали на улицу, когда ради безопасности сносили дома перед фестивалем.

— Но тех людей ведь не просто выгнали, да? — спросила Хильди.— Мне казалось...

— Отец велел построить им дома, — сказал ей Йинен.— Но, думаю, больше никого они не интересовали. — Тут он снова повернулся к Митту: — Но все равно ведь вы с матерью к тому времени уже жили в другом месте. У вас все было в порядке. Ты так и не назвал мне убедительно причины.

— Разве это не причина? — вопросил Митт. — Хобин не смел чихнуть лишний раз, так боялся инспекторов, и мы жили почти так же бедно, как раньше, ведь Хадд все время повышал ренту. Но цен на ружья он не повышал, нет уж! Нам приходилось платить огромные деньги на содержание всех этих солдат, а они нас так запугивали, что мы и пальцем не могли пошевелить! Вы не понимаете... Вы можете себе представить, каково это, когда люди вокруг все время боятся до колик? Никому нельзя доверять. В любое время на тебя могут донести, даже за то, в чем ты не виноват, — просто потому, что они не хотят, чтобы их самих арестовали однажды ночью. Так люди жить не должны.

— Конечно, — согласилась Хильди.

— Я это признаю, — сказал Йинен. — Но ты говоришь обо всем вообще. Ты не назвал мне ничего, что дед сделал бы тебе. Я все равно не вижу, почему мы должны тебе помогать. Но я кое-что слышал о дяде Харчаде. Я не против высадить тебя на мысе Хоу, чтобы ты мог попробовать скрыться.

«Ага, — подумал Митт, — на виду у всех кораблей, которые будут их разыскивать. Очень безопасно». Говорить с этим мальчишкой — все равно что приминать слабую травинку, которая упорно снова поднимается.

— Можете с тем же успехом привести меня прямо в Холанд, — сказал он. — Если меня не поймают, пока я буду высаживаться, меня почти сразу же поймают на Флейте.

— Ну, ты ведь бросил бомбу! — сказал Йинен.— И я не понимаю, зачем ты это сделал. В Холанде наверняка было множество людей, которым жилось гораздо хуже, чем тебе. Почему это сделал ты?

Это был трудный вопрос. Сутки назад Митт мог бы дать на него несколько самых разных ответов. Он мог бы сказать им, что так он смог бы отомстить Сириолю, Дидео и Хаму. Однако он приложил все силы к тому, чтобы им не отомстить. И он бежал, бежал и бежал. Он не знал, что при этом думал. И ему пришлось ответить тоже вопросом:

— А ты мог бы смотреть на все плохое, что творится вокруг, и не попытаться это изменить?

А этот вопрос оказался трудным для Йинена и Хильди. Они и правда видели плохое. Все, на что хватило духу у Йинена, — на мечту покрутить у Хадда под носом трещоткой. А Хильди просто разорвала покрывало и бросала пустые угрозы. Потом они отправились плавать на яхте — и столкнулись с этим парнишкой. И он не только рассказал им еще много всего, что идет не так, но и потребовал, чтобы они ему помогли. Но в результате они сейчас плывут обратно в Холанд, чтобы доставить его к дяде Харчаду.

— Йинен...— сказала Хильди.

— Знаю, — отозвался Йинен. — Ладно. Нам следует отвезти тебя на Север. Хильди, ты не могла бы снова заняться фоком?

Митта это несколько огорошило. Он понимал, что так и не назвал Йинену веской причины. Он почувствовал себя обманщиком, и ему стало стыдно. Что станет на Севере с этими детьми? Он вспомнил о том, как северяне плелись через Холанд, чтобы их судили и повесили.

— Послушайте, — сказал он. — Вам достаточно высадить меня около Королевской гавани или этого... Аберата. И со мной все будет в порядке. Или можно попробовать Тулфу. А потом вы вернетесь на Святые острова. С вами тоже все будет в порядке, раз она помолвлена с Литаром... Кстати, как тебя зовут?

— Хильдрида,— ответила Хильди.— Или просто Хильди. А это — Йинен. А тебя как зовут?

— Митт, — сказал Митт.

— Ох, нет — еще один Алхаммитт! — воскликнула Хильди.— Я знакома по крайней мере с двадцатью!

— Нас пруд пруди, — согласился Митт.

Йинен обдумал предложение Митта. Несмотря на усталость, он заулыбался.

— Давай поплывем на Святые острова, Хильди. Мне так хочется их увидеть!

Хильди не представляла себе, как это она приплывет на Святые острова и объявит, что она — будущая жена Литара. При этой мысли ей стало нехорошо.

Но она посмотрела на Йинена и решила, что он слишком устал, чтобы с ним можно было спорить.

Митт тоже заметил, как сильно устал Йинен. Он вспомнил, каково было ему самому выдерживать долгие вахты на «Цветке Холанда».

— Ну, раз уж мы вроде решили, куда плывем, может, тебе пора передохнуть? — предложил он. — Я могу повести ее за тебя. А твоя сестра умеет управлять яхтой?

— Конечно умею! — высокомерно заявила Хильди.

Было решено, что остаток ночи они разделят на три вахты. Йинен неохотно убрал онемевшую руку с румпеля и стал смотреть, как Митт устраивается на его месте. Ковыляя к каюте, Йинен терзался сомнениями. Но он решил, что если Митт даже во сне почувствовал, когда они повернули обратно, то сможет управлять «Дорогой ветров». Укладываясь на койку, он услышал, как Хильди неуверенно пробирается на нос, полуослепленная светом из каюты. Он увидел, как костлявая рука Митта уверенно двигает румпель. «Дорога ветров» начала поворачивать. Ее паруса обвисли, захлопали — и снова наполнились. Загремели снасти, перевязываемые Миттом и Хильди. И скоро Йинен ощутил рывок вперед — это «Дорога ветров» снова понеслась на север. Убедившись, что Митт действительно может управлять яхтой, Йинен заснул под скрип снастей и плеск быстрой воды.

Ночь казалась невероятно длинной. Митт оставался на вахте столько, сколько мог. Ему хотелось отплыть как можно дальше на север. Как хорошо было снова управлять кораблем — тем более таким чутким, как «Дорога ветров»! Но с этими приятными ощущениями соседствовала долгая, бессмысленная скука. Делать было нечего: только смотреть на медленно вращающиеся звезды и слушать шум огромного моря. Митт несколько раз честно пытался решить, что же все-таки он делал там, в Холанде. Но всякий раз, как он начинал думать, спустя какое-то время встряхивался и обнаруживал, что не думал вообще ни о чем. Наконец звезды начали совершать коротенькие прыжки по небу. Митт не мог сказать, спал ли он в тот момент, когда они двигались, или не спал, но ему стало ясно, что с него хватит. Он закрепил румпель и разбудил Хильди.