— Что «уже»? — тревожно воскликнул Шеф, оглядываясь на все стороны.

Из-за двери донеслось:

— Уже приступил!..

— Неслыханно!.. Гений!.. — благоговейно прошептал Шеф.

Тити Ктифф не был обыкновенным сыщиком. Он не был даже необыкновенным сыщиком. Он был сыщиком гениальным. Поймать опасного преступника или накрыть целую шайку было для него рядовым, скучным, будничным делом. Его интересовали только самые запутанные, сложные дела, когда, как мы уже видели, полиция сбивалась с ног и утыкалась в тупик. И тогда он брался за дело, и, как только все корни оказывались вытащенными и вместе с листочками и веточками упрятаны в лучшую городскую тюрьму, он терял к делу всякий интерес.

Ленивым жестом он засовывал в боковой карманчик своей бархатной тужурки только что полученный от благодарного начальства чек, подставлял стул к платяному шкафу и влезал на него, доставал сверху футляр с арфой, закуривал трубку и, задумчиво перебирая струны, начинал наигрывать «Ночную серенаду».

Вполне возможно, что он стал бы выдающимся арфистом, если бы ему удалось хоть раз доиграть свою серенаду до конца. Но обычно не успевал он добраться и до середины, как его прерывали сообщением, что обычные сыщики уже опять въехали в свой излюбленный тупик и умоляют его прийти на помощь.

Он со вздохом укладывал арфу в футляр, влезал на стул, засовывал её обратно на шкаф и принимался распутывать новое дело.

оросёнку приснилось, что он всё ещё артист и они вместе с Коко выступают на цирковой арене, залитой светом. В ушах у него звучала весёленькая мелодия песенки, он увидел самого себя снова нарядным и красивым, в парчовом халате и красной феске, снова почувствовал на себе восхищённые взгляды тысяч зрителей, и вдруг на него набросилось злодейское Чучелище с вилкой, он во сне взвизгнул от обиды и проснулся.

В трюме старой баржи было темно и сыро. За железной стенкой, где-то совсем рядом, плескалась и чмокала вода, по палубе барабанил дождь. Только что он был счастлив и всё было так хорошо, и вдруг опять баржа, сырость, тягостное ожидание! И он безутешно захныкал и задрожал от страха, одиночества и тоски.

Но тут что-то мягкое легло на него — большая лапа подгребла поросёнка под мышку ко льву, и горячий сухой язык лизнул его морду.

Поросёнок понемногу перестал дрожать и согрелся, зарывшись мордой в тёплую львиную шерсть, и они молча полежали рядышком, чувствуя себя очень несчастными, но не совсем одинокими.

Потом Нерон потянулся, вяло отпил из чашки немного воды и снова уронил голову — он давно ничего не ел и только пил. Поросёнок из вежливости нехотя привстал на передние ножки, тоже обмакнул морду в чашку и ещё мокрым языком облизал льву нос. Нос был такой горячий и сухой, что Персик это сразу заметил и встревожился.

Спотыкаясь в темноте, он пошёл в угол, нашёл там ловко припрятанную, слегка обгрызенную морковку от вчерашнего ужина, которую он приберегал на чёрный день, принёс и подсунул её к самой морде льва.

Но напрасно он пробовал уговорить Нерона откусить хоть кусочек, напрасно делал вид, что хочет отнять у него морковку, чтоб раззадорить, напрасно сам откусил и громко хрупал и чмокал над самым ухом льва — Нерон даже не понюхал вкусный овощ, по убеждению Персика необыкновенно полезный для восстановления душевных сил.

Да что там морковка! Целая дюжина отбивных котлет с аппетитными косточками высыхала нетронутая около миски с водой!

На что были Нерону котлеты, когда его разлучили с Капитаном Крокусом, когда он был заперт на железной барже, когда он так и чуял вокруг себя врагов и надвигающиеся несчастья!..

Чтоб не обидеть поросёнка, он тихонько дотронулся до него лапой и перевернул на спину, как бывало в дни их прежней счастливой жизни, когда они играли в свою любимую игру. Обрадованный тем, что его друг проявил хоть какой-то признак оживления, поросенок уселся прямо против его морды и в который уже раз принялся его учить хрюкать. Это была заветная мечта Персика. Единственным недостатком друга он считал то, что тот не умеет хрюкать, и очень старался его научить. Ведь сам-то он выучился рычать по-львиному. Во всяком случае, он в этом был уверен. Другим казалось, что они слышат смесь хрюканья с поросячьим верещанием, но сам Персик был уверен, что у него получается очень похоже на рыканье разъярённого льва.

Теперь он, усевшись против льва, ткнул его пятачком, приглашая быть внимательным, как можно лучше и раздельное ласково хрюкнул и замолчал, приглашая повторить этот нежный и мелодичный звук.

Но, сколько он ни хрюкал на разные лады — умоляюще, требовательно, угрожающе, — ничего не помогало: лев лежал, безнадёжно уронив голову на лапы, даже не шевельнув хвостом. Он был безутешен.

Выбившись из сил, опечаленный Персик понял, что и на этот раз ему не избавить друга от его главного недостатка, замолчал и лёг, подбившись к нему под бок…

В крошечном круглом окошечке где-то неизмеримо далеко светила одинокая звезда, и Нерон не моргая смотрел на неё, вспоминая, как когда-то, давным-давно, когда он был маленьким глупым львёнком с неуклюжими толстыми лапами, его красавица мама по ночам мурлыкала ему на ухо рассказы о сказочном свободном вельде, где звёзды не заперты в маленькие тёмные окошки, а пасутся на свободе неисчислимыми вольными стадами…

А в то время в маленьком домике на Шлаковом пустыре, стоявшем на высоком берегу реки, всего в нескольких сотнях шагов от старых причалов с баржами, Коко сидел перед камином, безнадёжно схватившись руками за голову.

— Нет, нет, и не пробуйте меня утешать, я всё равно безутешен! — восклицал он, обеими руками отмахиваясь от утешений, как от мух. — Мы сидим перед камином и слушаем, как постреливают поленья и весело гудит пламя, нам тепло и уютно! А в это время этот бесстрашный, этот добрый человек, мой лучший друг, дожидается ужасной казни, и ему сейчас, наверное, холодно, и ему, наверное, одиноко, а я сижу у камина и ничем не могу ему помочь! Нет, я этого не вынесу! Я выйду и сяду на землю под дождём, пускай мне тоже будет холодно! Пускай мне тоже будет плохо! — И он зарыдал от всей души, но по старой клоунской привычке таким смешным голосом, что все окружающие бросились его обнимать и утешать, одновременно улыбаясь и плача.

Этих окружающих было несколько: Малыш со своим приятелем Ломтиком, мужественный Мухолапкин и оба близнеца.

У них у всех было теперь столько возни с приёмкой и сортировкой всех пирожков, бутербродов, котлет и овощей, которые тащили ребята со всех концов города, что они часто не уходили домой до ночи.

— Ну, попробуйте что-нибудь придумать! Пожалуйста! — умоляли близнецы.

— Вы же такой хитрый!

— Ведь всегда в конце концов вы всех обливали водой! Неужели вы больше не сумеете!

— Нет… Нет!.. — в отчаянии безнадёжно мотал головой Коко. — Я поглупел от горя… Наверное, я постарел от всех этих неприятностей и не могу ничего больше придумать! Теперь самый глупый сыщик обведёт меня вокруг пальца!

— Да не отчаивайтесь вы так, Коко! — упрашивал Ломтик. — Давно ли вы околпачили самого настоящего живого сыщика! И как только вы сумели это сделать!

Коко порыдал ещё немножко и слабо улыбнулся:

— Это такие пустяки! Старый номер. Делаешь вид, что вешаешь пальто в шкаф вместе с собой, а сам быстренько выскальзываешь из него и, обежав вокруг дома, даёшь сзади пинка дуралею, который, разинув рот, подглядывал за тобой… Я бы никогда не рискнул пуститься на такой номер с человеком, который несколько раз в жизни побывал в цирке… Но как я могу помочь моему другу? Ему ничто не поможет! Он просто самый благородный человек на свете и пожертвовал собой! Всё кончено! Благородство наказано и порок торжествует! Не утешайте меня, я безутешен!

Коко снова закрыл лицо ладонями, ребята охватили его со всех сторон и начали трясти, чтобы не дать снова разрыдаться, как вдруг сквозь шум дождя все услышали странный, тревожный звук.

— Машина… — прошептал Мухолапкин.

— Полиция!

Все замерли, прислушиваясь. На дворе послышались чьи-то быстрые, решительные шаги.

— Ребята, сидите тихо! — прошептал Коко. — Это за мной. Если меня схватят и увезут, боритесь до конца. Поцелуйте моего бедного Персика.

В дверь нетерпеливо застучали.

— Выше головы, ребята! — гордо произнёс Коко, вздёрнул подбородок и, сделав самое презрительное, какое только мог, лицо, толкнул ногой дверь.

Дверь распахнулась, и на лице Коко изобразилось что-то очень странное. Он всплеснул руками, повернулся и бросился бежать прочь от двери в самый дальний угол комнаты. Ребята ахнули и разинули рты — уж этого никто не ожидал от человека, который стольких злодеев бесстрашно облил водой.

Добежав до угла, Коко быстро повернулся и с пронзительным воплем со всех ног бросился обратно к двери, точно брал разбег для рекордного прыжка в длину. И тут на один момент в дверях возникла и тотчас почти исчезла в объятиях Коко фигура Капитана Крокуса.