Потом она приказала:

— А сейчас перерыв на личное время. Всем отдыхать ровно шестьдесят минут.

Печкин быстренько всех обежал и в дом пригласил. Матроскин и Шарик в своих походных домиках с одной верхоплавкой на двоих явились. А что они — виноваты? Осень на дворе. Все просторы вокруг жёлтыми листьями усыпаны, даже речка. Какой уж тут клёв!

Дядя Фёдор не был особенно рад. Вместо того чтобы делом заниматься — дрова на тр-тр Мите из леса возить, зима же на носу, — он как-то кривобоко «чижика-пыжика» играл. Нужен ему этот «чижик»!

— А что потом? — спросил папа.

— Потом обед, — говорит тётя Тамара.

Это означало, что все отдыхают просто так, а кот Матроскин на кухне отдыхает за кастрюлями. И начало в нём закипать революционное возмущение. Он обед, конечно, приготовил, но мысли у него включились в неправильную сторону.

Вечером, когда все снова получили шестьдесят минут личного времени, чтобы выгладить и выстирать одежду, кот Матроскин решил создать подпольную организацию.

Он пригласил всех своих в подпол. Своими оказались: дядя Фёдор, Шарик, галчонок Хватайка и папа Дима.

— Вы как хотите, — говорит Матроскин, — а так жить нельзя.

— Правильно, — согласился папа. — Назревает революционная ситуация. — Низы не могут, а верхи (он постучал пальцем в потолок) не хотят жить по-старому.

Галчонок Хватайка сразу закричал:

— Кто там? Кто там?

— Там они, — ответил папа, — чёрные полковники.

— Надо искать выход, — продолжил кот.

— Есть, — сказал Шарик. — У меня уже есть. Я уже нашёл. Очень интересный выход.

— Какой? — спрашивает кот.

— Надо выдать тётю Тамару замуж.

Идея всем понравилась. Все стали в уме женихов перебирать.

— За кого? — спросил Матроскин. — Уж не за почтальона ли Печкина?

— Нет, — отвечает Шарик. — Почтальон Печкин её не потянет. Надо её за профессора Сёмина выдать. За того, который язык зверей изучает. Он недавно из Африки вернулся, я знаю. Он крокодильские диалекты изучал.

— Но как это сделать? — спрашивает дядя Фёдор. — Ведь они даже не знакомы.

— А так, — говорит Шарик. — Знакомство по переписке. Мы между ними переписку наладим. Или через объявления в газете.

— Хорошо, — согласился Матроскин. — Налаживай. Какие ещё будут предложения и варианты?

Папа сказал:

— Тесновато ей в Простоквашине. Ей бы на большой государственный простор выйти. Давайте её в Городскую думу выдвигать.

— А она справится? — сомневается Шарик. — Это ж какая работа. Это ж за всю страну думать надо!

— Она и на международном уровне справится, — говорит папа. — Она за всю планету думать может. Она там такое натворит!

— Вот пусть там и творит на международном уровне, — решил Матроскин. — А Простоквашино пусть в покое оставит.

Все за работу принялись. Шарик начал переписку между тётей Тамарой и профессором Сёминым налаживать. Матроскин и дядя Фёдор стали листовки обдумывать для выборов в Городскую думу. А папу для воспитания на сеновал отозвали.

Тамара Семёновна тоже собрание устроила. Она собрала на сеновале всех взрослых и говорит:

— Можно, конечно, вести растительную жизнь. Жить как живётся: встал, поел, поспал. Снова встал, поел, поспал.

— На почту сходил, — добавил Печкин.

— На почту сходил, — подхватила тётя Тамара. — И всё! Через семьдесят лет жизнь прошла мимо. Люди должны быть куда-нибудь нацелены. На что-то очень важное.

— Мы не ракеты, — проворчал папа, — чтобы нас куда-то нацеливать. Надо просто жить.

— Ох, Дмитрий, — сказала тётя Тамара, — ты уже дожился. От тебя сын сбежал. А была бы у него цель, никуда бы он от тебя не ушёл. Ну вот скажи ты мне, на что ты его нацеливал?

— На «книжку прочитать», на «в магазин сходить», на «в шахматы поиграть»…

— И только-то?! А если бы ты его нацелил к двухтысячному году космос освоить, на Луне в футбол играть с китайцами, он бы никуда не ушёл, он был бы делом занят.

— Он бы китайский язык изучал, — сказал папа.

Письмо, которое Шарик накалякал профессору Сёмину, было написано на синей бумаге с цветочками. Шарик торжественно его прочитал Матроскину и дяде Фёдору:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Матроскин спрашивает:

— А собачка тут при чём?

— При том, что пожилые учёные-профессора очень любят дам с собачками. Я по телевизору видел.

— А что ты ей напишешь? Самой тёте Тамаре? — спросил дядя Фёдор.

— Я уже написал, — ответил Шарик. — Вот слушайте:

Дядя Фёдор такую переписку одобрил:

— У тебя просто таинственный остров получается. Таинственно и романтично. А где она возьмёт собачку?

— Она меня с собой позовёт, — отвечает Шарик. — Не Матроскина же ей с собой брать.

— От такой лишайной собаки любой нормальный профессор в пять минут сбежит куда-нибудь в поля. Ищи потом свищи этого профессора! — сказал Матроскин и решил Шарика в порядок привести.

Шарик тем временем письма в конверты положил, тоже с цветочками, и на почту побежал. Бросил их в почтовый ящик, и все стали ждать.

Глава 5

Таинственное свидание

К полднику все за столом собрались. Матроскин вынес большой самовар, поставил сливки и хлеб душистый из магазина. Во главе стола села тётя Тамара, а все остальные по бокам. Ждали только почтальона Печкина. Он пошёл свою почту проведать.

Шарика было не узнать. Матроскин вымыл его с шампунем, завил и большой бант привязал к чёлке. Шарик стал похож на сильно увеличенную переспелую болонку.

Вот Печкин пришёл и радостно сообщил:

— Не зря я на почту ходил. Там письма были. Одно письмо для вас, товарищ Тамара Семёновна.

— С нашей товарищем полковником всегда так, — сказал Иванов-оглы-Писемский. — Куда мы ни поедем, ей сразу письма несут. То от начальников, то от товарищей по завхозности. И письма, и телеграммы.

— Телеграмм не было, — испуганно сказал Печкин.

Тётя Тамара вскрыла конверт с цветочками, и глаза у неё полезли на лоб. Сначала она стала зелёная, наверное, от гнева. Потом синяя — от удивления. Потом пунцовая от неизвестных чувств.

— Откуда это письмо? — спросил Иванов-оглы. — Из Генерального штаба?

— Не совсем, — ответила Тамара Семёновна. — От одного боевого товарища. Из разведки.

И сама на Шарика посмотрела. Шарик подумал, что это конец, что его разоблачили и насквозь видят.

Но Тамара Семёновна его насквозь не видела. Её очень заинтересовало письмо.

Она прикидывала: такой нарядный Шарик сойдёт ли за собачку? По её военным понятиям, собачка — это немецкая овчарка, чёрный терьер или, на крайний случай, ротвейлер.

Шарик был явно мелковат. Да ещё бант на нём был дурацкий. Но потом она решила, что на первый раз Шарик сойдёт.

На дворе тем временем осенний дождик накрапывать стал. И даже снега немного выпало. Тётя Тамара говорит:

— Ой, дорогие граждане, а есть ли у вас резиновые сапоги и плащ-палатка на третий рост?

Кот Матроскин так ехидно спрашивает:

— А вы что — в дозор собрались?

— Нет, — отвечает тётя Тамара, — но в своей военной части я любила перед сном с собачкой прогуляться у реки. Особенно по снегу босиком.

— Собака у нас есть, — говорит дядя Фёдор, — а со всем остальным плохо. Нет у нас сапог вашего размера. И снега нет.

— Жаль, — говорит тётя Тамара. — Придётся прогулку отменить.

— Ни в коем случае! — кричит Матроскин. — Вы тр-тр Митю возьмите. Он вам и сапоги, и плащ-палатку заменит.

— А кто это такой — тр-тр Митя?

Тут ей всё объяснили. Что тр-тр Митя — трактор продуктовый. Он везде ездить может.