– Все-таки славно, что я в свое время обзавелся корпусной липучкой для пылесоса! А ведь говорили, что не пригодится! Между прочим, счет 6:5 в нашу пользу! – словоохотливо сообщил Баб-Ягун, повисая на платке-парашюте.

Одурительная магия сработала с громким хлопком. Глазки у Ишак-ибн-Шайтана сделались выпуклыми и сладкими, как перезревший урюк. Забыв о Баб-Ягуне, он принялся бестолково носиться по полю, врезаясь в купол. Волшебная защита, не рассчитанная на повторяющиеся удары такой туши, стала потрескивать и мигать, готовая вот-то исчезнуть. Поклеп Поклепыч, Зубодериха и профессор Клопп поспешно бормотали заклинания, но даже их совместной магии не хватало, чтобы быстро закрыть все бреши в куполе.

Зрители в ужасе опрокидывали скамейки. Ко всему привычные драконюхи торопливо вытаскивали из ангаров сети, огнетушители и запасные носилки. Бригады циклопов и братья-богатыри Усыня, Горыня и Дубыня торопливо обмазывались упырьей желчью, готовые повиснуть на Ишак-ибн-Шайтане, если он прорвется. Катя Лоткова успокаивала разгоряченного Гоярына, который, видя непорядок, рвался оттяпать «воротам» противника хвост.

– Клянусь волосом Древнира! Вы это видели? – надрывался Баб-Ягун, по-прежнему болтавшийся на своем парашютике. – Джинны с обездвиживающим мячом прорываются к Гоярыну! Они отлично понимают, что это их последний шанс!.. Опасный момент!.. Бросок со средней дистанции! Нападающий джиннов слишком торопится! Мяч ударяется о пластины на носу Гоярына! Сейчас он врежется в магическую защиту купола и отскочит! Но... никакого купола уже не существует! Обездвиживающий мяч попадает прямо в ряды зрителей, отскакивает один раз, другой и... Ох, мамочка моя бабуся! Кто бы мог подумать, что он взорвется, столкнувшись с латами главного судьи! Бессмертник Кощеев окутывается легкой дымкой и опрокидывается, – повиснув на руках у Гюль-Буль-Шаха. Интересно, у нас на Буяне где-нибудь принимают металлолом?..

– Ягун! Не нарывайся! Мало тебе? – предостерегающе крикнула Ягге.

– Ладно, бабуся, не буду! Ур-ра! Больше мячей не осталось, а выпускать на поле дополнительные мячи запрещено правилами! Наша взяла! Команда Тибидохса вырывается в финал!!! Скоро всех нас ждет встреча с невидимками и разрекламированным юношей-самородком Гурием Пуппером!

Ягун кричал что-то еще, но его никто уже не слушал, Драконюхи и циклопы спешили набросить сеть на Ишак-ибн-Шайтана, глотавшего уже второго арбитра. Таня Гроттер, Катя Лоткова и Лиза Зализина, плача от счастья, пытались увести в ангар разгоряченного Гоярына.

Наконец драконы были заперты. Тарарах занялся вызволением проглоченных игроков. И тут болельщики вдруг опомнились и в полной мере осознали, что произошло.

– Победа! Мы в финале! – закричал Ванька. В воздух, забыв о запрете, полетели картузы, петарды, красные и зеленые искры. Поклеп Поклепыч вскочил и принялся переписывать зачинщиков в свой блокнот. Но ревел и шумел весь стадион, и понять, кто зачинщик, было невозможно.

Тогда завуч покрепче стиснул перо, облизал губы и в графе «Дела на вторник» записал: «Зомбировать всех» Потом перечитал свою запись, посмотрел на махавшую руками Медузию, на пускавшего искры профессора Клоппа, на подкидывающую свои очки Великую Зуби и, осознав невозможность упомянутого мероприятия, изорвал листочек в клочья.

Расправившись с листком, Поклеп опасливо огляделся, набрал в грудь воздуха и тоненько, фальцетом то ли крикнул, то ли крякнул: «Уря-я!»

Через несколько дней после победы над джиннами в Тибидохс на роскошном бухарском ковре-самолете прибыл Сарданапал. Академик Черноморов был в великолепном настроении. Он насвистывал какой-то прилипчивый мотивчик, в котором ранний Вивальди загадочно накладывался на национальные ритмы народов севера. Циклоп Пельменник, вытянувшись в струнку, молодцевато отдал ему честь.

Поднявшись в свой кабинет, академик с удивлением обнаружил за своим столом Клоппа. Глава темного отделения рассеянно перекладывал бумажки. На щеке у него красовались четыре длинные царапины – протест золотого сфинкса, возражавшего против смены руководства.

Сарданапал кашлянул. Клопп поднял голову, увидел его и пожелтел, как лимон.

– А, вы уже вернулись... И как прошел доклад в Магществе Продрыглых Магций? – с усилием выдавил он.

– О, прекрасно, Зигмунд, прекрасно! После доклада они рукоплескали мне стоя. Кое-кто даже отбил себе ладони. А теперь сделайте одолжение: пустите меня за мой стол.

Профессор Клопп заморгал и метнулся к дверям. Не успели двери захлопнуться, как по лабиринтам Тибидохса одновременно разнеслись победный рык и жалобный вопль. Золотой сфинкс терпеть не мог внезапных выскакиваннй.

Улыбаясь, Сарданапал подошел к клетке и, призывно пощелкав ногтем по прутьям, стал кормить черномагические книги кусочками мяса.

– Проголодались, бедняжки?.. Идите к папочке! Ну, как идет ваше перевоспитание? – поинтересовался он.

Внезапно сфинкс замурлыкал. В кабинет проскользнула Медузия. Доцент Горгонова была единственной, кого своенравный сфинкс любил не меньше хозяина.

– Я только что видела Клоппа. Он бежал в магпункт, но любезно задержался, чтобы поговорить со мной. Это правда, что вам рукоплескали? – недоверчиво спросила она.

Сарданапал кивнул.

– Да, Меди. Рукоплескали. Правда, до этого меня больше недели продержали в ожидании. Я понял, что меня попросту водят за нос, чтобы отнять Тибидохс, и украсил свою речь кое-какими риторическими фигурами.

– Заклинание массового охмурения из списка ста запрещенных? – шепотом предположила Медузия. Академик улыбнулся.

– Пусть это останется между нами, Меди. Эх, жаль, ты не видела, как они хлопали! Я уже улетал, а они все не могли успокоиться и присваивали мне громкие титулы один за другим. Уверен, кое-кому придется смазывать ладони барсучьим салом... Кстати, председатель Магщества лобызал мои следы. Старичку не повезло: он стоял слишком близко, когда я выпустил искру.

– А это не откроется? – озабоченно спросила Медузия.

– Обязательно откроется. Но только через сто лет. Я усилил заклинание двумя заговорами секретности: каждый на пятьдесят лет. Но тогда это уже едва ли будет сенсацией.

– Вы уверены?

– Абсолютно! – заверил её Сарданапал, – Любая новость имеет свой срок давности. Теперь же, к примеру, никто не задается вопросом, почему Наполеон все время чихал во время Аустерлица?

Доцент Горгонова засмеялась.

– А я помню, как все было! Бедолага так обчихал карту, что неверно расставил армии. Да, славная была работа! До сих пор приятно вспомнить, как мы измывались над несчастным лопухоидом, – сказала Медузия и нежно, совсем не по-дружески поцеловала Сарданапала в макушку.

– Что там Бессмертник? Он ухаживал за тобой? – ревниво спросил академик. Медузия передернула плечами.

– Слегка. Но, вообрази, на матче в него попал обездвиживающий мяч. Магия оказалась неожиданно сильной: все-таки драконья доза. Он спит уже почти неделю. Только что я отправила его на вашем бухарском ковре назад в Магщество. Там его расколдуют.

Усы Сарданапала лукаво встопорщились.

– Ни за что не поверю, что обездвиживающий мяч угодил в него случайно. На трибунах же было столько зрителей, а главный судья один! Ну признайся, Меди, что это ты! – усомнился он.

– Чуть что – так я! Он был такой противный! И потом его доспехи так заманчиво блестели! Уверена, мячу было сложно удержаться, – как-то слишком поспешно сказала Медузия и снова поцеловала академика в макушку.

Таня посмотрела на циферблат в Зале Двух Стихий. Первой парой сегодня стояла защита от духов. Предмет был довольно противный, да и вел его сам Поклеп, но все равно Таня скорее обрадовалась. Защита от духов была совместной у белого и темного отделений, а значит, сегодня она снова будет сидеть рядом с Баб-Ягуном.

В последние дни с неунывающим играющим комментатором что-то происходило. Он сделался замкнутым, нервным и часто где-то пропадал. Был даже случай, когда он ни с того ни с сего подрался с Ванькой Валялкиным. Повод для драки был несерьезный и даже совсем пустяковый: Ванька шутки ради надвинул Ягуну на глаза шапку.

Вспыливший Ягун ткнул его кулаком в лицо и, крикнув: «Почему не ты на моем месте!» – убежал. Надо отдать Ваньке должное, он сдержался и не сцепился с Ягуном, но с этого момента перестал его замечать.

Для Тани это было особенно тяжело: оба её друга находились в глухой ссоре. Причем в такой, что когда один появлялся, другой демонстративно исчезал либо полностью игнорировал его присутствие. Размышляя о поведении Ягуна, Таня предположила, что он, скорее всего переживает из-за темного отделения, на котором вынужден учиться.

Заняв места, второклассники без особого нетерпения стали дожидаться Поклепа. Завуч, вопреки своей привычке всюду быть вовремя, где-то задерживался. Таня попыталась воспользоваться удачным моментом и поговорить с Ягуном, но тот сперва отмалчивался, а потом резко встал и демонстративно пересел к Гробыне.