– Спросил тоже! Да она же моя племянница! Она столько вещей придумала – не сосчитать! И сапоги-скороходы! И яблочко – по блюдечку! И ковёр-самолёт!
– Ей Домовой помогает, – вставила Кикимора, – помощник ейный.
– Знаешь что, бабушка, а мне у тебя нравится, – сказал Митя Бабе Яге. – Можно, я у тебя здесь поживу немного?
– Живи хоть всё лето! – отвечала Баба Яга. – Только не лезь куда не надо, вот и всё.
Незаметно наступил вечер, и блюдечко снова прояснилось. Митя наклонился и стал смотреть. И снова он увидел царский дворец. Позади дворца стояла баня. А из бани шёл пар.
Царь Макар, весь в мыльной пене, сидел на лавке, а прислужник Гаврила хлестал его веником.
– Подбавь парку! Подбавь парку-то! – кричало его величество, выплёскивая пену. – Будто не царя моешь! Веничком меня, веничком любезного! У-у-ух!
Потом царь задумался:
– Эй, Гаврила, как ты считаешь, войско тут без меня не разбежится? Если уеду я?
– Да не должно, ваше величество. С чего бы ему разбегаться?
– А как возьмёт и разбежится!
– А что! – согласился Гаврила. – Возьмёт и разбежится. Долго ли разбежаться-то?
– Ну ладно. А купцы как? Не перестанут торговать с заморскими странами?
– Купцы? Да нет, конечно. Зачем им переставать?
– А как возьмут и перестанут?
– А что? Могут и перестать. Перестать – это не трудно. Это в два счёта можно, – согласился слуга, нахлёстывая царя веником.
– Ну, а войны тут без меня не будет? Как ты думаешь?
– Не должно быть. Кому она нужна, война эта?
– А как враги нападут, что тогда?
– А как нападут, тогда будет, – уверенно сказал Гаврила. – Кабы не напали, тогда другое дело!
– Эх ты! – рассердился Макар. – Толку от тебя! Разбежится, не разбежится! Перестанут, не перестанут! Нападут, не нападут! И так и эдак по-твоему получается! Помолчал бы уж.
И он, распаренный, погрузился в свои думы.
…А тем временем писарь Чумичка, заложив руки за спину, ходил вокруг царского дворца.
– И как же мне теперь быть? – рассуждал он. – Я же пропаду. Кому я нужен теперь без царя-то? Ведь меня теперь работать заставят! На кухню пошлют.
И он побежал искать царскую дочку Несмеяну.
…Несмеяна со своей прислужницей Фёклой сидела на берегу пересохшего пруда и ревела во весь голос:
– Ой-ой-ой-ой-ой-ой – мама! Ой-ой-ой – папа!
– Несмеяна Макаровна, – сказал Чумичка, – оторвитесь на минутку, дело есть.
– Какое? – спросила Несмеяна, перестав плакать.
– Царь, ваш батюшка, бросить нас собирается. Хочет в деревню уехать. Вот беда какая!
– Да ну?! – удивилась дочка. – А в какую деревню?
– Какая разница в какую? Ну какая разница?
– Если мы в Марфино поедем – это хорошо. А если в Павшино, так плохо!
Теперь удивился писарь:
– Почему?
– Да потому, что там бык бодучий! Вот почему.
– Царевна, надо царство спасать, пойдите поговорите с батюшкой. Он вас одних послушать может.
– Не могу. Я плакать должна, – сказала Несмеяна. – Как наплачу целый пруд, мне карету подарят.
– Ну, Несмеяночка, милая, – упрашивал Чумичка. – Я уж тут за вас поплачу. Постараюсь с Фёклой Сергеевной.
Несмеяна пошла к царю, а Чумичка сел на её место и заплакал горючими слезами.
Через полчаса Несмеяна вернулась.
– Уговорила! – сказала она. – Всё в порядке. В Марфино поедем. Там быки не бодаются!
– Только о быках и думаете, уважаемая Несмеяна Макаровна! – закричал Чумичка.
В избушке на курьих ножках Баба Яга, Митя и Кикимора не отрываясь следили за тем, что показывало блюдечко. Пока оно снова не помутнело.
Наверное, это Змей Горыныч возвращался домой с охоты.
– Что же дальше будет? – спросил Митя у Бабы Яги.
– Завтра увидишь! А сейчас спать ложись!
Было поздно. Кикимора распрощалась с ними и ушла в своё болото. Митя лёг на лавке под окном и очень быстро уснул.
А Баба Яга ещё долго возилась у печки. Мыла посуду и бормотала себе под нос что-то вечное, Бабиное Ягиное.
Глава 5
Василиса Премудрая
На другой день, рано утром, Баба Яга разбудила мальчика.
– Вот тебе ведёрко. Сбегай на речку за молоком, а в крынку сметаны набери.
Митя взял ведро, положил в него крынку и по росистой траве запрыгал к речке. Светило солнце. С той, несказочной стороны приплывали чёрные грозовые тучи. Но над рекой они таяли и превращались в белые приятные облачка.
Митя наклонился с мостика, набрал сметаны и молока. И тут он заметил на берегу какие-то странные рыжие камни.
Он поднял один и увидел, что это самый настоящий сыр, голландский, а может быть, ярославский.
– Чудеса, да и только! – сказал мальчик. Он сунул сыр под мышку и быстро побежал домой.
Они позавтракали с Бабой Ягой и вышли на тёплое, нагретое солнцем крылечко.
Баба Яга стала рассказывать:
– Вот там, далеко-далеко, гору большую видишь?
– Вижу, бабушка.
– Эта гора заклятая. Сколько людей туда ни ходило, никто домой не пришёл!
– Почему?
– Там Змей Горыныч живёт. А дальше, за горой, озеро есть синее. Около него козы пасутся. Из этого озера пить нельзя. Выпьешь – козлёночком сделаешься!
– Вот весело!
– Тебе-то весело, – согласилась старуха. – А родителям каково? Им сын нужен, а не козлик!..
– Бабушка, – перебил её Митя, – а в волшебное блюдце можно только по вечерам смотреть?
– Почему? Хоть весь день смотри. Коли время есть!
– Давай тогда посмотрим?
– Давай, – сказала Баба Яга. Она достала блюдечко и поставила на середину стола.
Тут пришла Кикимора, и они втроём стали смотреть, что же было дальше.
На этот раз они увидели синий терем Василисы Премудрой. Возле терема крутился писарь Чумичка. Он постоял у крыльца, послушал, что делается внутри, и постучал. Никто не отозвался. Тогда он толкнул дверь и вошёл. Дверь за ним сразу закрылась, и замок щёлкнул. Наверно, он был волшебным. Или английским.
Это была мастерская Василисы. На полках стояли старинные книги, на окнах росли невиданные цветы. На плите в чугунном горшке что-то варилось. Какой-то целебный отвар.
Писарь поднял крышку и понюхал.
– Картошка, – сказал он. Потом добавил: – С грибами.
Большой стол перегораживал мастерскую. На нём лежали разные инструменты и стояли две бутылки с живой и мёртвой водой. На лавке у стены были аккуратно разложены шапки, сумки, сапоги и другие вещи. В уголке стоял кованый сундучок, а рядом блюдо с красными и зелёными яблоками.
Чумичка всё поднимал, трогал и рассматривал. И вещи вели себя спокойно. Но едва он открыл сундучок, как оттуда выскочила увесистая дубинка и стала колотить писаря по бокам.
– Ты что, с ума сошла? – закричал Чумичка. – Караул! Ой-ой! Матушки! Ой-ой! Батюшки! Убивают!
Послышался лёгкий перезвон, и в дом вошла Василиса Премудрая. Платье у неё было расшито сказочными цветами, а на голове был кокошник с хрустальными подвесками.
– Дубинка, на место! – приказала Василиса. Дубинка утихомирилась и убралась в сундук.
– Уж ты извини меня, матушка! – начал оправдываться писарь. – Это я нечаянно сундучок открыл. Я не хотел, а он взял и открылся. И эта колотилка как выскочит!
Василиса усмехнулась:
– Не горюй! Зато мы с тобой большое дело сделали. Дубинку опробовали. Ну-ка, отвечай: как она работает? Хорошо?
– Хорошо, хорошо работает! – Чумичка потёр ушибленные места. – Только чего она своих-то колотит?
– А оттого и колотит, чтобы в чужие дела не лезли! Твоё счастье, что ты ещё яблока старильного не отведал. Ушёл бы отсюда дедушкой.
Василиса взяла с лавки кошелёк-самотряс и вытряхнула несколько медных пятаков.
– Вот, приложи к синякам. Сразу легче станет.
Писарь попробовал пятаки на зуб, подержал их немного у синяков и незаметно сунул в карман.
– С чем пожаловал? – спросила Василиса Премудрая.
– А вот с чем, – отвечал Чумичка. – Скажи мне, матушка, кто у нас в царстве самый сильный человек?
– Пожалуй, Кощей Бессмертный. Он самый сильный. А что?
– Да так, ничего. А где он сейчас находится?
– А вот этого я не скажу. Много знать будешь – скоро состаришься!
– И не надо! И не надо! Мне это знать ни к чему, – согласился Чумичка. – Я просто так интересуюсь. Из любопытства.
– Ой хитришь ты, писарь! – сказала Василиса. – А Кощей – это тайна государственная. И знать про него не всем положено.
Она взяла со стола бронзовый колокольчик и позвонила. Вошёл её помощник – невысокий и большеголовый дядюшка Домовой.
– Вот, дядюшка, займи гостя, – сказала ему Василиса. – Напои его чаем. А меня дела ждут.
– А что? И напою. У меня как раз чай скипевши, – отвечал Домовой.
Они с Чумичкой перешли в горницу. Домовой занялся чашками и блюдцами, а писарь сел на лавку у печки и стал выспрашивать дядюшку.