Так и оказалось.

О птицах тех молва гласит, будто это были орлы; но в наших старинных книгах написано, что аисты; они гнездились там и бродили в лугах. Так или иначе, край этот стал называться Лехией, по имени князя Леха, а народ, заселивший те земли, называл себя лехитами.

Соседи же прозвали их полянами, потому что они пахали поля и сеяли хлеб. Все это записано в наших летописях и скреплено печатью. – А лесов тогда совсем не было? – тоненьким голоском перебил Юзек. – И речки тоже? Только все поля да поля?

– Что ты! – ответил Чудило-Мудрило. – Еще какие леса были! Не то что теперь – дремучие, без конца без краю. И водились в них звери, свирепые, огромные. Как станут реветь – деревца пополам переламываются. Но мы, гномы, все только с медведями сталкивались. Прадедушка моего прадедушки рассказывал мне такой случай. Раз медведь выбирал мед из липового дупла да вместе с медом и пчелами вытащил и его. Взял к себе в берлогу и заставил день и ночь сказки сказывать. А сам лежит, подремывает да лапу посасывает. Только когда морозы ударили и медведь заснул крепко, сбежал от него прадедушка моего прадедушки. Семь лет странствовал, пока к своим воротился.

Дети смеялись, а Чудило-Мудрило продолжал:

– Да, славное было времечко!… Над полями, ручьями шумели липовые рощи. В рощах древний бог Световит жил и на три стороны света поглядывал – землю сторожил. Гномики – их за малый рост еще карликами называли – стерегли хаты, крестьянское добро, скотину.

«Нет дома без гнома», – говаривал в старину народ. Жилось нам хорошо, весело, во всем мы помогали хозяевам: овес провеем, золотое зерно лошадям зададим, сечки нарубим, подстилку перетряхнем, кур на насест загоним, чтобы яйца не оставили в крапиве, масло собьем, сыров наделаем, детей укачаем, пряжу смотаем, огонь раздуем, чтобы каша быстрей варилась. И по дому и в хлеву – никакой работой не гнушались. Но трудились мы не задаром. Не хозяин, так хозяйка никогда не забудет оставить для нас хлебных да творожных крошек на лавке в горнице, а в кувшине – медку или хоть молочка на донышке. Голоду не знали.

Пойдет, бывало, хозяйка огород полоть или в поле жать, в дверях обернется, возьмет горсть проса из кадки, бросит на пол и скажет:

И уйдет со спокойным сердцем. А мы – прыг, прыг из запечка, из-под лавки, из-за расписного сундука, и за работу! Сказки сказываем ребятишкам, лошадок им мастерим, девочкам косички заплетем, кукол тряпочных понаделаем.

Протрем оконца, солнышко в хату впустим – по всем уголкам свет разнесем: так все и засверкает!

Работы, правда, много, зато благодарности от людей еще больше. Ни один праздник без нас не обходился.

приглашали нас хозяева.

За стол мы, конечно, не лезли – наш брат, хоть и мал ростом, вести себя умеет. Зато как заиграем на гусельках, сперва один, за ним другой, третий, десятый – целый оркестр соберется под окном или под половицей, – народ слушает не наслушается: так весело, легко станет на душе от нашей музыки!

Эх, где те времена? Ушли безвозвратно.

Чудило-Мудрило замолчал, посасывая свою трубочку, а ребятишки сидели, притихнув и не сводя с него глаз. Немного погодя он начал снова:

– Не знаю уж, долго ли так продолжалось: в наших книгах об этом не сказано. Только стали времена к худшему меняться. Род Лехов, что справедливо страной правил, прекратился, а новые князья все грызлись между собой, ведь княжило-то их чуть ли не двенадцать сразу. Наконец надоели народу их распри, и прогнал он прочь всех этих драчунов, а себе опять выбрал одного правителя.

Мир настал в стране, но солнышко, едва проглянув, снова спряталось за тучу.

Прожорливой саранчой налетели на лехитские земли полчища немцев: их князь задумал сесть королем над нами и взять себе в жены нашу королеву. Я говорю «нашу», потому что в давние времена все вместе держались – и люди, и гномы – и жили дружно, как братья. Но королева не хотела идти за него.

– Знаю, знаю! – пропищала Кася. – Это была королева Ванда.

– И я знаю! – еще тоньше запищала Зося.

И обе, спеша и перебивая друг друга, запели:

Чудило-Мудрило закивал головой и сказал с улыбкой:

– Верно, верно, не захотела!… Знаю и я эту песенку! Она в наших книгах записана. Ведь это мы, гномы, с незапамятных времен учим деревенскую детвору петь ее. Да, да!… Я и сам не меньше ста ребятишек научил. А вас кто выучил!

– Не знаем.

– Ну, значит, я. Вот иногда кажется, будто ветер напевает и нашептывает какие-то слова…

– Правда! – серьезно сказали мальчики.

– А на самом деле это мы, гномы, шепчем и поем! Мы – маленькие; спрячемся во ржи, в траве, среди листьев или под камень залезем – нас и не видно.

Ну, вот… Отказалась королева идти за немца, и началась война.

Налетели стаи воронов, волки завыли, небо черными тучами заволокло. Начался голод: ведь и хлеб, и сыр – все шло воинам, сражавшимся с немцами.

Обнищала страна, обнищали и мы. И королева Ванда измучилась, видя, как из-за нее бедствует народ. Бросилась она в Вислу и утонула. Тут немцы ушли восвояси, и наступил мир.

Но прежние времена уж не вернулись. Сильный обижал слабого, брат шел на брата, алчный сиротскую полоску норовил оттягать и припахать к своему полю. А где неправда да слезы, не может быть счастья. И стал править страной злой король Попель.

– Батюшки! – запищала Кася. – Попель!

– Ты что? Никогда не слыхала? – одернул ее Стах. – Его еще мыши съели.

– Ага! – поддакнул Юзек.

Чудило-Мудрило, затянувшись трубочкой, продолжал:

– Про мышей этих разные толки ходят. Одни говорят одно, другие – другое. Времена-то давние, поди разберись теперь, как оно на самом деле было. В наших книгах написано, что это не мыши были, а гномы в мышиных шубках, – тогда ведь зима стояла. Мочи не стало смотреть, как Попель свирепствует, вот они и высыпали из нор всем скопом, накинулись на него и растерзали.

Так в наших книгах написано. Правда это или нет – трудно теперь сказать.

Прапрадедушка говорил мне, что сам видел, пока еще не ослеп от старости, это страшное озеро и башню, где все случилось. Башня до сих пор называется Мышиной, а озеро – Гопло.

Так-то вот!

Тут у него погасла трубочка. Он разгреб золу, нашел уголек, потянул несколько раз, выпустил клуб дыма и снова заговорил:

– С этими древними книгами тоже беда. Или нескольких страниц не хватает, или выцвели и пожелтели так, что слова не разберешь, или черное пятно во всю страницу. Не очень-то и прочтешь, что написал кто-то много веков назад.

Но зато сразу можно понять, хорошие были времена или плохие. Если хорошие – от страниц, самых ветхих, такое сияние идет, словно солнышко выглянуло. А плохие – потемнеет все, точно ночь настала и ни луны, ни звездочки…

Вот какие у нас, у гномов, летописи!

Хотите узнать, что было дальше? – спросил Чудило-Мудрило, раскурив трубку.

– Хотим, хотим! – запищали девочки.

– Ну так слушайте. После страшных страниц о Попеле – их откроешь, и тьма сразу кругом, – идут ясные, светлые про Пяста. О нем я хоть целый час рассказывать готов.

У Юзека глаза загорелись.

– Расскажи, гномик, пожалуйста!

– Расскажи, расскажи нам все! – наперебой закричали дети.

Чудило-Мудрило сдвинул колпак, почесал в затылке и начал рассказ:

– Сам-то я этого не видел, меня тогда еще на свете не было. Но старичку гному, который записал эту историю, рассказал ее старый дуб, а он хорошо помнил те времена. Голос у дуба был уже слабый от старости, но только он зашелестит, в лесу сразу тихо-тихо сделается – слышно, как муха пролетит. Сосны, ели, буки, грабы, березы, даже трава, мхи и папоротники слушают затаив дыхание – ни один стебелек не дрогнет, ни один листок не шелохнется.

А старый дуб шелестит себе потихоньку, ведя неторопливый рассказ про времена своей молодости. И вот этот гном – а он в ту пору еще мальчонкой был, ростом с синичку, – придет к своему знакомому грибу в гости, сядет под шляпку и слушает. Он слово в слово запомнил рассказ старого дуба и потом записал в книгу.

А дело было так.

Рос этот дуб, тогда еще молодой дубок, в тихой дубраве, а неподалеку, в тени лип, вокруг которых гудели пчелы, стояла избушка из белых лиственничных бревен.

В избушке жили трое: Пяст, Репиха и сынок их, по прозванию Землян. Прозвали его так за любовь к родной земле – как выйдет, бывало, на порог, непременно скажет: «Здравствуй, земля родная!» Жили у них в избушке и гномики, жили не тужили: отец, мать и сын никогда не забывали поделиться с ними и золотистым медом, и белоснежным творогом, и лепешками. Даже в королевском дворце не жилось бы гномам лучше, чем в этой тихой, светлой, пахнущей смолой избушке. Вот подрос Землян, и настало время в первый раз остричь ему золотые волосы. Стали собираться на праздник соседи – кто пешком, кто на телеге, кто верхом. Шумно во дворе у Пяста. Хлопочет хозяин, хлопочет хозяйка – всех надо угостить, всем угодить.