— Неопытный был, не понимал, — сказал медведь Спиридон, садясь с ним рядом. — Теперь вижу: лучше так, как ты живёшь. Точно, приберегать надо.

Мимо Волк по тропинке шёл, печальный-припечальный. Окликнул его медведь Спиридон:

— Ты что идёшь не идёшь — голову повесил?

— На деревню ходил, не добыл ничего. Чем детей сейчас кормить буду, ума не приложу. А у меня ведь их пятеро.

Посочувствовал ему медведь Лаврентий:

— Да, плохо это, когда есть нечего.

— Чего уж хуже, — сказал Волк и посмотрел на медведя Спиридона полными слёз глазами.

Жалко его стало медведю Спиридону. Никогда он не видел, как волки плачут. Расчувствовался, говорит:

— Давай, Лаврентий, выручим его. Он, Волк-то, в нужде, ему помочь надо. У нас — есть, у него нет, а у него — дети. Давай поделимся.

Покряхтел медведь Лаврентий. Не хотелось ему припрятанного барана отдавать Волку, но ведь не скажешь теперь, что у тебя нет его, когда сосед выдал. Вынес из берлоги барана, отдал Волку.

— Бери, корми ребят своих.

И загорелись у Волка глаза радостью. Приободрился он.

— Вот спасибо, — говорит, — выручили. Дети, пятеро ведь их у меня. И все есть просят.

Весь день ходил потом медведь Лаврентий по берлоге и всё говорил:

— Ты помнишь, Спиридон, какие глаза у Волка были? Никогда я таких счастливых глаз не видел.

И ночью всё поталкивал его в бок, спрашивал:

— Спишь, Спиридон? А я никак уснуть не могу. Всё о Волке думаю. Какие глаза у него были! Вот так и стоят они передо мной с непролитыми слезами.

— Спи ты, — отмахнулся медведь Спиридон, — завтра на деревню чуть свет идти, отдохнуть надо.

Затихал медведь Лаврентий, а немного погодя опять начинал возиться и толкать медведя Спиридона под бок:

— Вот обрадовался серый, а! Не думал, что мы поможем ему, а мы взяли и помогли.

Утром сходили они на охоту, добыли кое-что, позавтракали.

— А теперь ложись и отдыхай, — сказал медведь Лаврентий медведю Спиридону. — Я всегда так делаю после завтрака, чтобы жирок завязался. Когда есть жирок в тебе, не такой долгой зима тебе покажется, и никакие холода не страшны.

Прилёг медведь Спиридон с ним рядом. Лежит, былку покусывает. Смотрит: барсук Филька из своего домика вышел. Худой, облезлый, уши висят. Еле идёт. Сделает шаг, постоит, отдышится и ещё шаг делает.

— Куда это ты, Филька, собрался? — окликнул его медведь Спиридон.

— К речке схожу, — отвечает барсук, — может, хоть лягушку поймаю. Болею вот, совсем ослаб.

— Куда же ты идёшь такой? Ещё утонешь.

— А что же делать? Есть-то ведь чего-то надо. Я уж и так три дня не ел ничего. Видали, исхудал как.

И положил медведь Спиридон лапу на плечо медведю Лаврентию.

— Давай, Лаврентий, поможем больному, из беды его вызволим.

— Чем же мы поможем ему? У нас у самих ничего нет.

— Пойдём добудем. Мы с тобой здоровые и лежим, а он больной и идёт. А куда идти ему? Он еле стоит.

Не хотелось медведю Лаврентию подниматься с лужайки, но и отказать теперь стыдно, когда сосед предложил — пойдём… Поднялся. Спустились они с медведем Спиридоном к речке, наловили раков.

Полдня по брюхо в воде лазали. Наловили всё-таки. Принесли барсуку.

— Ешь, Филька, да поправляйся.

А тот и не верит даже. Думал — шутят медведи, когда сказали, что за раками ему пошли. А они и впрямь принесли целое лукошко. И постель ему перестелили, чтобы удобнее лежалось Фильке.

Расчувствовался Филька, слезу пустил.

— Эх, — говорит, — ведь я сегодня погибать шёл. Спасли вы меня, спасибо, — и поклонился медведям.

И в эту ночь опять долго не мог уснуть медведь Лаврентий, всё ворочался, толкал медведя Спиридона под бок:

— Ты помнишь, Спиридон, как плакал Филька? Помнишь, какие у него по щекам слёзы текли? Круглые, с горошину. Я таких слёз и не видел никогда.

— Спи ты, — отмахивался от него медведь Спиридон и прикрывался подушкой. — Завтра же опять рыбачить идти.

Так и повелось у них: сперва медведь Спиридон уговаривал медведя Лаврентия поделиться едой с кем-нибудь, а уж потом и сам медведь Лаврентий чуть что и предлагает:

— Поделимся, Спиридон? Мы с тобой ещё добудем.

И помогать приохотился. Совсем мало лежать стал. Поговаривал:

— Хоть я и не солнышко, хоть и не согрею всех добротой своей, но кое-кого обогреть всё-таки могу.

И однажды сказал медведю Спиридону:

— Иди, Спиридон, домой. Пока я собирался учить тебя своей жизни, твоей выучился. И иной мне теперь не надо.

Приходит как-то к медведю Лаврентию сын его Афоня и радостно говорит:

— Хочу я, отец, через нашу речку переход сделать.

— Сделай, Афоня. Переход нам ох как нужен, а то что же это, как идти на ту сторону, так всё вброд и вброд. Но как ты его сделаешь? — спросил медведь.

— Просто, — говорит Афоня. — Свалю, где нужно, сосну, протянется она через речку и станет мостом.

Похвалил медведь сына за придумку и пошёл объявить всем: собирайтесь завтра утром к речке.

— Мой Афоня будет переход делать.

Собрались звери. Стоят, Афоню поджидают, а его нет и нет. Уж и обед минул, и вечер надвигается, а он всё не идёт. И тогда предложил кто-то:

— А чего нам дожидаться его? Что мы без него не осилим пару сосен через речку свалить? Переход всем нужен. Давайте-ка подходите поближе.

Сгрудились звери у сосны, приналегли на неё, крякнули — и вытянулась сосна мостом через речку, а рядом с ней и другую положили. Порадовались делу своему и разошлись по домам. А медведь Лаврентий к сыну пошёл — отдельно он уж от него жил. Приходит и ну выговаривать:

— Ты что же подвёл меня как? Все собрались, а тебя нет. Я прямо-таки сквозь землю готов был провалиться со стыда. Нахвастался: «Хочу, хочу», — а кроме хотения, у тебя и нет ничего, оказывается… Хвастун ты, вот кто.

— Зря бранишься, отец, — говорит Афоня. — Ты же сам учил меня: захотеть — полдела сделать. Я половину сделал: захотел мост построить, а остальное пусть другие доделывают. Не всё же мне одному: мост-то всем нужен.

И медведь Лаврентий не знал, что сказать сыну. Только глядел на него и ошарашенно моргал глазами.

Cобрался медведь Лаврентий берлогу себе новую строить. Сказал сыну:

— Помогать будешь. Надо.

Медвежонку помогать не особенно хотелось. Можно сказать — совсем не хотелось, но не скажешь же отцу — не хочу. И потому сказал медвежонок:

— Что ж, надо так надо. Давай строить.

Первым делом послал его отец сосенку из леса принести. Пошёл медвежонок, да не торопится. А зачем торопиться? Одну принесёшь, отец за второй пошлёт.

Немного погодя смотрит медведь Лаврентий: идёт его сын и не несёт ничего.

— Ты что пустой-то? — спрашивает. — Не нашёл сосенки в лесу?

— Нашёл, — отвечает медвежонок. — Но идём погляди, отец, подойдёт ли такая.

Сходил медведь Лаврентий. Поглядел. Сказал:

— В самый раз будет. Вали и неси.

Ушёл и своим делом занялся. Немного погодя смотрит: идёт его медвежонок и не несёт ничего.

— Ты что пустой-то?

— Не валится сосенка-то, — отвечает медвежонок. — Идём, помоги, отец, свалить её.

Пошёл медведь Лаврентий. Надавил плечом, упала сосенка. Распорядился:

— Обламывай сучья и неси домой.

Ушёл и опять своим делом занялся. Немного погодя смотрит: идёт его медвежонок и не несёт ничего.

— Ты что пустой-то?

— Не обламываются сучья, отец. Идём, покажи, как их обламывать надо.

Пошёл медведь Лаврентий. Освободил сосенку от сучьев, принёс к берлоге. Смотрит, а уж солнышко на обед поглядывает. Сказал сыну:

— Иди налови раков в речке, обедать будем.

Пошёл медвежонок, хоть и не больно ему этого хотелось. Можно даже сказать — совсем не хотелось, но ведь не скажешь же отцу — не хочу. Отец сказал — иди. И медвежонок пошёл.

Немного погодя смотрит медведь Лаврентий: идёт его сын от речки с лукошком и не несёт ничего.

— Ты что пустой-то?

— Покажи, отец, — просит медвежонок, — где ловить надо. Ведь не везде же они, раки-то, водятся.

Сходил медведь Лаврентий к речке, показал сыну, где ловить надо, вернулся и опять делом занялся. Немного погодя смотрит: идёт его сын с лукошком от речки и не несёт ничего.

— Ты что пустой-то?

— Спросить пришёл, отец: подо всеми корягами искать или только под самыми большими.

— Ищи подо всеми, — сказал медведь и опять своим делом занялся.

Немного погодя смотрит: идёт его сын с лукошком от речки и не несёт ничего.

— Ты что пустой-то?

— Пойдём, поучи, отец, как ловить надо, — просит медвежонок.

Медведь Лаврентий хотел было уже идти к речке, но вспомнил, что он в прошлую пятницу уже учил сына, и тот ловил, хорошо ловил. И понял тут медведь — мошенничает медвежонок, сказал: