и слов моих тайну
ласково повторяет.
А песнопения индейцев навахо длились несколько ночей подряд. В них шла речь о благополучии народа, о целебной силе прекрасного; о том, что каждый должен следовать в своей жизни Тропой Красоты:
Днями былого буду идти,
Чувством ожившим буду идти.
Счастливо я пройду.
Счастливо в тучах обильных пройду,
Счастливо в ливнях обильных пройду,
Счастливо полем обильным пройду,
Счастливо Тропой Красоты я пройду!
Американские эскимосы верили, что песни рождаются и живут, как люди; и они не возникают случайно. «Песни — это мысли, — сказал как-то эскимосский шаман Орпингалик, — они создаются на одном дыхании, когда людей захватывают великие силы природы. Обычная речь тогда уже не подходит… Люди похожи на льдины, плывущие здесь и там по течению. Мысли их приводятся в движение общим потоком, когда они чувствуют радость, страх, горе. И мысли сами становятся потоком, который захватывает дыхание, заставляя учащенно биться сердце. И тогда, осознав всю свою малость, мы боимся пользоваться словами. Но тут вдруг случается, что нужные нам слова приходят сами. Когда это происходит, рождается новая песня». Суровые воинские песни, полные гордыни и презрения к смерти, насмешливые эскимосские «песни под барабан» (как «Савдалат и Палангит»), песни-талисманы, которые можно было купить за большую цену, песни-молитвы и песни-состязания, колыбельные, гимновые — все это многообразие могло бы заполнить страницы многих антологий…
Хорошо знали индейцы и власть ораторского слова. «Слово оратора должно вырываться, словно пантера из кипящей воды», — утверждал один ирокезский вождь. Торжественные празднества, заключение договоров, официальные встречи и заседания советов племен издавна направлялись речами опытных ораторов. Первые европейцы, пришедшие на континент, были поражены выразительностью индейской риторики. Вся история отношений белых и краснокожих, по существу, оставила потомкам три столетия индейского красноречия. Стараясь раскрыть свою точку зрения на мир, индейские вожди взывали к добрым чувствам пришельцев в давно сложившихся образах:
«Мы любим тишину; мы позволяем беззаботно играть и мыши. Мы не боимся, когда лес наш будоражит ветер; мы тревожимся, когда листву колышет засада; если облако скрывает сияющее солнце, затмевается и наше зрение; но едва лучи возвращаются — они согревают тело и радуют сердце. Коварство заставляет ржаветь цепь дружбы; правда придает ей небывалый блеск. Мы стремимся к одному только миру».
В небольшом разделе книги трудно раскрыть богатство аборигенного фольклора. Здесь представлены тем не менее и подлинные мифологические предания и легенды, и вольные их переработки, отдельные мотивы которых действительно характерны для тех или иных индейских племен. Нужно научиться читать этот удивительный материал, чтобы суметь различить древние полустертые узоры сквозь простенький рисунок поздних напластований.
Традиционные индейские и эскимосские сказки и мифы живы и сегодня, когда они обретают вторую жизнь под пером индейского писателя, ложатся на холст эскимосского художника. Так, индейский писатель из племени чейеннов Хаймийостс Сторм в удивительной книге «Семь Стрел» рассказал об основах народного мировосприятия, об индейских наставниках, бережно пронесших сквозь века золото народной мудрости, и по-своему пересказал древние легенды и истории. В их число входит и «Притча о Прыгающей Мыши». Языком традиционных индейских символов, устами фольклорных персонажей говорится в ней о том, как нелегко, но все же необходимо, и как все же упоительно учиться мудрости у окружающей природы, у всего живого, и что в этом-то и заключается предназначение человека.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Прислушаемся же к голосу народного сказителя: «Присядьте рядом со мной, и выкурим трубку Мира и Взаимопонимания. Давайте станем Даром друг для друга. Давайте станем Пищей, насыщающей друг друга, чтобы все мы смогли Расти. Научим друг друга каждому из Путей нашей Земли»…
Индейские легенды, песни, сказки
О сотворении племени пикуни
Блэкфит
Перевод М. Шиманской
Это было в давние-давние времена. Злые духи наслали из Верхнего Света в Нижний Свет большую воду, и залила она землю краснокожих. Все живое ушло под воду. Спасся только старый На-Пи-Ва, сидевший вместе со своей женой На-По-Ос на плоту. Спаслись эти двое да еще проворные земные твари, те, которые успели взобраться на плот.
И вот решил На-Пи-Ва создать из песчинок остров. И создал. Но вода размывала песок, и тогда задумал На-Пи-Ва достать из-под воды комочек земли, чтобы посадить на острове деревья и травы.
Послал он за землей выдру. Нырнула выдра с восходом солнца, а на закате всплыла мертвой. И ни на шерсти ее, ни в лапах, ни на зубах не было ни крупинки земли. Послал тогда На-Пи-Ва бобра. Нырнул бобер в глубину, и не было его два солнца. Всплыл и он потом мертвым, но и на нем не нашел На-Пи-Ва ни пылинки земли. Нырок оставался под водой три солнца, но тоже не принес ни крупинки земли.
Задумался На-Пи-Ва: кого же ему послать? Отправил наконец за землей мускусную крысу. Стремительно ринулась она в воду и пропала на целых четыре солнца. А когда всплыла она мертвой, увидел На-Пи-Ва, что крепко-накрепко сжата ее лапка. На-Пи-Ва разжал коготки и с одного из них снял крупицу земли, той самой, что была так нужна всему живому.
Так и встал в безбрежной пучине вод огромный цветущий остров, и сам создатель его не знал, сколь он велик. Позвал На-Пи-Ва молодую лису, велел обежать эту землю. Стрелой понеслась лиса по острову, но успела состариться и умереть, прежде чем обежала создание своего хозяина. И тогда Человек, гордый делом рук своих, решил обойти землю сам. Он пошел вместе с женой, и долго шли они по прекрасной, освещенной солнцем земле.
Над ними шелестели березы, шумели по приказу Владыки Ветров клены, рассказывая о своем сладком освежающем соке. Над головой Человека парили орлы, а ноги его утопали в зеленой душистой траве.
— Велика и прекрасна наша земля, — сказала На-По-Ос, очарованная красотой острова. — Но чего-то ей не хватает. Посмотри, мы ведь совсем одни, и это так грустно… Сотвори людей, пусть радуются вместе с нами.
— Что ж, ты, наверно, права, — задумчиво кивнул На-Пи-Ва. — Я сотворю людей, но обещай, что ты не будешь мешать мне, обещай, что мое слово будет первым.
— Хорошо, — согласилась На-По-Ос. — А мое — последним.
На-Пи-Ва обвел взором ручьи и деревья, взглянул на птиц, летящих под облаками, полюбовался светом и тенью, подаренными солнцем, и начал:
— Эти новые люди будут из дерева и расти будут, как растут деревья.
— Нет, — тут же возразила На-По-Ос. — Они будут из плоти и крови и станут жить и плодиться как звери.
— Хорошо, — важно кивнул На-Пи-Ва. — А лица у них пусть будут квадратными. На самом верху — один глаз, пониже второй, потом рот, один его конец наверху, другой внизу, и с обеих сторон носа — по уху.
— Нет, нет! — закричала На-По-Ос. — Лица у людей будут круглыми, два глаза — рядом, и рот — один конец к одному уху, другой — ко второму, а уши — по обеим сторонам головы, чтоб слышать, как приближается враг. А то как же они приложат ухо к земле: ведь нос их тогда вонзится в песок!
Задумался На-Пи-Ва. Но что он мог возразить своей мудрой жене?
И На-Пи-Ва опять согласился.
— Мужчины будут есть, пить, жить со своими женами и играть со своими детьми, — сказал он потом, но жена опять его перебила: