— Как ты посмел, побирушка, сесть в костеле рядом со мной?

Нищий смело ей отвечает:

— Видишь моего слугу, что позади стоит? Стало быть, не из бедных я. В грехах каюсь, вот и переоделся нищим. Не отворачивайся, королевна, — может, доведется тебе и в ином обличье меня увидать.

А тут слуга подает нищему молитвенник, в бархате с позолотой. И обедня как раз началась.

Разобрало королевну любопытство, расспрашивает она нищего, а он отвечать не торопится, только все подносит ей золотую табакерку и угощает пахучим табачком. Взяла королевна табачку и влюбилась в нищего. А когда обедня кончилась и пошли они к выходу, пригласила королевна его на завтра к себе в замок.

— Приеду, прекрасная королевна, — отвечает нищий. — А ты тем временем скажи своему батюшке, что хочу я просить у него твоей руки.

— Приходи, желанный мой! А теперь до свиданья! — сказала королевна, покраснела, за свитой своей из костела выбежала и во дворец поехала. Подруги ее и весь честной народ надивиться на это не могли, да только не могли они расслышать, о чем королевна с нищим шепталась.

На другой день одел дьявол нищего в дорогой наряд, сделал из него как бы короля немецкого, ордена ему новенькие на грудь пристегнул, пальцы перстнями украсил. Подъехала карета, нищий в нее сел, дьявол на запятки вскочил, на места кучера и форейтора черти уселись. Рванулись с места шесть вороных — искры из-под копыт посыпались. И вот стоят они уже перед королевским дворцом.

Сидит король на троне, перед ним вельможи стоят, и все друг друга спрашивают, что это за неведомый богач приехал. Вышла тут королевна, упала к ногам батюшки, стала его просить-молить, чтобы он ее замуж выдал за гостя. А нищий, в пух и прах разодетый, тоже просит у короля руки его дочери и всем рассказывает, что он человек богатый и знатный, но жил-де до сих пор в скромности, чтобы познать мудрость жизни.

Видит король — любимая дочь души не чает в приезжем. Согласился он на этот брак и тут же пригласил гостей и нареченного жениха на пир. Пировали аж заполночь. Пошел жених отдыхать в особые покои, вошел в спальню, а дьявол тут как тут!

— Что, брат, доволен? — спрашивает.

— Еще бы! Королем быть лучше, чем нищим: еды и питья вдоволь, да еще и кровать мягкая.

— Помяни мое слово: будешь королем, но чур уговор: как поставил ты мне тогда свечку, так и впредь ставь. Да не сальную, а по паре восковых, королевских. Нарушишь уговор — всем расскажу, что ты за персона, и прости-прощай корона вместе с головой.

Присягнул нищий дьяволу, что будет каждый вечер ставить перед его образом две восковые свечи и — что правда, то правда, — женившись, обещания своего никогда не забывал. А жена его, королевна, была очень набожная, каждый вечер ставила она свечи перед святыми образами. Невдомек ей было, что муж ее в тот же час ставит свечи дьяволу. Так и служили — она богу, он черту. И не они одни — многие так же делают.

Рос у одной женщины сынок единственный. До двадцати лет поила она его, кормила, а потом и говорит:

— Сынок, придется тебе идти служить.

Отвечает он:

— Ну что ж, матушка, как пожелаешь. Пойду служить.

А стал он к тому времени всем силачам силач, только никто о том не знал.

Пришел он в имение и говорит пану:

— Будете мне платить?

Отвечает пан:

— Заплачу, коли заработаешь.

И велел ему запрячь десять возов и навоз возить. Да самому и нагружать.

Взял парень воз за дышло, взвалил на спину, отнес туда, где навоз свален был, разок вилами двинул — воз и полон.

Испугался помещик. Видит — парень-то силач. И говорит:

— Янек, вот тебе воз пшеницы, езжай на мельницу.

А сам велел нагрузить не пшеницы, а углей да золы. И на мельницу послал его на заколдованную. Чтоб ему оттуда назад не вернуться.

Приехал парень на мельницу, видит — двери крест-накрест досками забиты. Отодрал он доски, входит — никого. Стал он мешки с воза носить, видит — не пшеница это, а зола да уголья. Высыпал он их в реку, пошел в амбар, а там пшеницы полным-полно! Взял он пшеницы, сколько надо, запустил мельницу и давай молоть.

Мелет-мелет, и тут вдруг входит здешний старший черт и давай на него кричать! Что, мол, он тут делает? Схватил парень черта, завязал узлом вокруг жернова, а сам все мелет. Закрутилось все у черта в глазах, развязался он кое-как, удрал и больше не показался.

Намолол парень муки, привез в имение, пригрозил пану, чтобы он в другой раз с ним глупых шуток не шутил.

— Вот, — говорит, — привез вам муки, за ваши уголья.

А тут как раз настал день святого Мартина[4]. И погнал его пан вон со двора.

Пошел парень к другому пану насчет работы да платы договариваться. Пустился было тот с ним торговаться, а парень и говорит:

— Ладно, не надо мне платы. А вот через год на Мартина трахну тебя разок рукой по заднице.

Согласился пан. Батрачил парень на него целый год, а на Мартина стал свое требовать.

Пан себе в штаны перину затолкал. А парень едва замахнулся — перина лопнула, перья по всему имению! Двинул он пана по заднице, из того и дух вон!

Крик-шум поднялся, стражу вызвали.

— Хватай его! — кричат. — Казнить его!

Разозлился парень.

— А ну вас всех! — говорит. — Не буду я больше здесь работать. Пойду к чертям в пекло на службу.

Пришел он в пекло, там дают ему мундир железный и говорят:

— Сносишь мундир до дырок — проси, чего хочешь. А до той поры не жди ни пощады, ни милости.

Дают ему черти коня и воз, велят из лесу дрова возить да под котлы подкладывать.

Поехал парень в лес, наложил полон воз дров — коню и не сдвинуть.

— Эк ты худоба, — говорит парень. — На, поешь.

Травы ему дал, оказал коню милосердие. И тут превратился конь в того самого пана, которого он по заднице трахнул. Рассказал ему пан, что в пекле за обычаи.

— Этого, — говорит, — мундира никогда тебе не сносить. Он железный. Ступай-ка ты в город, купи напильников, да ими дыры-то и протри. А как протрешь, иди к самому главному бесу и говори: дескать, протерся ваш мундир. Дадут тебе золота, сколько хочешь, а ты золота не бери — проси, чтобы дозволили тебе шубу в котел обмакнуть.

Пан опять в коня обратился, а парень пошел в город, купил напильников, целый год ими драл мундир, наделал в нем дырок. Пришел к самому главному бесу и стал платы требовать. Навалили ему черти кучу золота, еще кучу, а он отказывается.

— Дайте, — говорит, — мне шубу в котел обмакнуть.

Не дозволили ему черти. Схватил он стальную кочергу и давай чертей лупить.

— Вы ж мне обещали все, что пожелаю!

— Дайте ему, чего просит! — кричат бесы.

Обмакнул он шубу в котел, надел на себя и пошел своей дорогой. Идет, видит — луг зеленый. Лег он на нем поспать, а с шубы-то его грешные души тучей посыпались, овечками сделались и пасутся на том лугу. А он спит.

Разбудил его старый-старый дед. Толкует:

— Отдай мне этих овечек.

— А разве они мои? — спрашивает парень.

— Твои, — отвечает дед.

— Коли мои, то забирай, — говорит парень.

— Чего ты за них хочешь? — спрашивает дед.

— Хочу я такую скрипочку, чтобы, как заиграю, все плясало.

— Получишь, — говорит дед.

— И еще хочу, чтобы повезло мне на этом свете, а на том, чтобы попал я в рай.

И это обещал ему дед. Дал ему скрипочку, погнал овечек, а парень дальше пошел по дороге. Идет, а навстречу воз. Купец едет, горшки глиняные везет. Парень за скрипку! Конь заплясал, горшки заплясали, купец заплясал на горшках. Всю посуду побил.

Побежал купец в суд жаловаться. Присудили парня к смерти, привели под виселицу, спрашивают, какое у него последнее желание. Отвечает парень:

— Хочу поиграть на скрипочке.

Дозволили ему судьи.

Только заиграл он на скрипочке, как и судьи, и все, кто там был, встали в пары и пустились в пляс. Плясали, плясали, пока он играть не перестал. Спрашивает их парень:

— За такую-то музыку вы меня к смерти приговорили?

— Нет, — говорят судьи. — Нельзя такого музыканта казнить.

Парня отпустили, а купца к смерти приговорили. Пошел парень дальше, видит — костел. Зашел он в костел, подошел к алтарю — и помер.

У одного мужика-вдовца от покойной жены осталась дочка. Женился он во второй раз на вдове, у которой тоже дочка была. Мачеха сильно обижала падчерицу, хотела ее со свету сжить, чтобы все добро досталось ее Ягусе. Только о том и думала, как бы падчерицу извести.

А была в той деревне мельница, на которой по ночам черти хозяйничали, муку мололи. Людям по ночам молоть нельзя было, после урочного часа никто туда войти не смел, боялись, что черти голову оторвут.