— Неужели правда?

— Конечно, и еще одиннадцать монашек в придачу. Теперь они приготовят нам макароны.

Настоятель постучал к монашкам и говорит им:

— Живо просыпайтесь и варите нам макароны.

Джанина ответила:

— Мои монашки могут стряпать только под звуки музыки.

— Будет вам музыка, — обещали братья и, полумертвые от голода, заиграли на трубах и скрипках. Тем временем настоятельница и монашки, вместо того чтобы готовить еду, взяли матрацы и выбросили их в окно, а простыни привязали к подоконнику. Вылезли они из окна, спустились по простыням, спрыгнули на матрацы и улизнули. Добежав до своего монастыря, девушки заперлись. А братья между тем продолжали играть, хотя у них в глазах потемнело от голода.

— Что же, не готовы еще макароны? — спрашивали они друг друга. Наконец голодные монахи начали стучаться в комнату, где были монашки. Никто не отвечал. Братья выломали дверь и увидели пустые кровати. Ни монашек, ни простынь, ни матрацев.

— Так вот как они посмеялись над нами! Ну ладно, они свое получат!

Монахи смастерили бочку, посадили в нее настоятеля и закрыли. Потом отправились к женскому монастырю и спрятались невдалеке, ожидая, когда стемнеет.

Настал вечер. Один из монахов подошел к монастырю, катя перед собой бочку, постучал; выглянула монашка.

— Не будете ли так добры оставить на ночь в привратницкой эту бочку?

Простодушная монашка согласилась, но настоятельница почуяла недоброе и подумала: «Мы погибли».

Настал час ужина. По дороге в трапезную Джанина сказала своим подругам:

— Сестры, не пугайтесь, если что-нибудь произойдет.

Пока монашки вкушали пищу, Джани вылез из бочки и постучал в дверь трапезной.

— Кто там? — спросили монашки.

— Отворите!

Монашки открыли дверь — перед ними Джани.

— Добрый вечер!

— Садись с нами, — пригласили девушки. И Джани стал кушать вместе с ними, беседуя о том о сем.

В конце ужина он достал из кармана бутылку вина.

— Выпьем немного, сестры, — обратился он к монашкам. Те согласились; лишь настоятельница вылила вино за вырез своего платья. Скоро монашки заснули, а Джанина только притворилась спящей. Увидев, что все спят, Джани связал всех монашек одной веревкой, чтобы спустить через окно. Он уже подошел к окну и хотел позвать других монахов, но тут Джанина неслышно подкралась к нему, схватила за ноги и головой вниз выбросила из окна. Затем разбудила подруг:

— Бежим отсюда. Напишем нашим отцам, пусть возьмут нас домой; хватит с нас монашеской жизни.

И они вернулись, каждая в свою семью. Братья тоже покинули свой монастырь и разошлись по домам.

Джани по-прежнему был влюблен в Джанину. С забинтованной головой он отправился просить ее руки, и она наконец-то согласилась стать его женой. Но прежде Джанина смастерила куклу из сахара, больше самой себя.

Во время свадьбы она сказала мужу:

— Когда войдешь в спальню, погаси свечу: в монастыре я привыкла к темноте.

Ночью Джанина пробралась в комнату, положила на кровать сахарную куклу, а сама спряталась под кроватью; при помощи ниток она могла шевелить руками и головой куклы.

Вошел муж, в руке у него был меч. Он сказал:

— Джанина, ты надо мной насмехалась! Помнишь, как ты воровала у нас ужин?

Кукла кивнула в знак согласия.

— Помнишь, как ты выбросила меня из окна, и я разбил себе голову?

Кукла отвечает:

— Да, помню.

— Ты еще осмеливаешься говорить мне «да»?!

Он поднял меч и вонзил его в грудь сахарной куклы.

— Джанина, я убил тебя. А ну, какая у тебя кровь?

И он провел языком но мечу.

— Джанина! Ты была сладка при жизни, ты и теперь остаешься сладкой! — И он приложил меч к груди, чтобы покончить с собой. Тут из-под кровати выскочила Джанина.

— Не убивай себя, я жива!

Они обнялись и с тех пор были счастливейшими супругами.

Нурра

Давным-давно в пустынных Ниольских горах жил старик с двенадцатью сыновьями. В те времена был голод, и однажды отец сказал своим детям:

— Сыновья мои, не могу я больше вас кормить, отправляйтесь странствовать по свету, попытайте счастья.

Одиннадцать сыновей уже собирались в путь-дорогу, когда двенадцатый, самый маленький и хромой, вдруг заплакал:

— А как я заработаю себе на хлеб, ведь я хромой?

Отец отвечает:

— Не плачь, сынок, иди с братьями: они поделятся с тобой всем, что добудут.

Двенадцать братьев обещали никогда не расставаться и покинули родной дом.

Идут они день, идут два, — хромой брат все отстает и отстает. На третий день старший из братьев сказал:

— Братья, Франческо за нами не поспевает и только мешает нам. Давайте бросим Франческо, и нам будет легче и ему; найдется добрая душа и пожалеет его.

Так братья и сделали. Когда Франческо снова отстал, они не стали его дожидаться и пошли дальше, прося на пропитание у встречных, пока не оказались в городе Бонифачо. Здесь у причала они увидели лодку.

— Давайте поплывем в Сардинию! — сказал старший! — Может, там не так голодно, как у нас?

Сели братья в лодку и отчалили от берега. А когда они были уже на середине пролива, поднялась буря; лодка разбилась о скалы на мелкие щепки, и все одиннадцать братьев утонули.

Между тем хромой Франческо плакал и звал их на помощь. Смертельно устав и отчаявшись догнать их, он заснул у дороги.

Фея, которая жила в этих краях, видела с верхушки дерева, как плохо пришлось мальчику. Едва Франческо уснул, как она слезла с дерева и пошла за волшебными травами; из них фея сделала бальзам; стоило ей приложить бальзам к хромой ноге Франческо — нога сразу выправилась. Потом фея превратилась в бедную старушку, села на вязанку хвороста и стала ждать, когда проснется Франческо. Наконец он открыл глаза, бодро вскочил на ноги, чтобы снова пуститься в путь, и вдруг заметил, что больше не хромает. Только тут он увидел старушку, сидящую неподалеку, и спросил ее:

— Синьора, вы не видели тут доктора?

— Доктора? А зачем он тебе?

— Хочу его поблагодарить. Это, верно, был знаменитый доктор. Пока я спал, он исцелил мою хромую ногу.

— Это я и есть, — сказала старушка, — я знаю все волшебные травы, даже такие, которые исцеляют хромых.

Франческо вне себя от радости бросился на шею старушке и поцеловал ее в обе щеки.

— Чем же мне отблагодарить тебя, бабушка? Давай я понесу твой хворост! — Он наклонился за вязанкой, а когда выпрямился, вместо старухи перед ним стояла самая прекрасная девушка, какую можно себе представить, и вся в драгоценностях. Платье из синего шелка с золотом. Алмазные звезды сверкали на туфельках, русые кудри ниспадали на спину. Изумленный Франческо упал к ногам феи.

— Встань, — проговорила она. — Я вижу, сердце у тебя не черствое, и поэтому помогу тебе. Назови два своих желания. Я — царица фей озера Крено.

Мальчик подумал и говорит:

— Хочу мешок, где было бы все, что я ни пожелаю.

— Хорошо. Второе желание?

— Хочу дубинку-самобинку.

— И дубинка у тебя будет, — сказала фея и исчезла.

Смотрит Франческо, а у его ног мешок и дубинка. Обрадовался юноша и захотел испытать их. Страшно был оп голоден и говорит:

— Пусть в мешок влетит жареная куропатка.

Не успел сказать, а жареная куропатка уже в мешке.

— Пусть в мешке окажется хлеб!

Смотрит — в мешке хлеб.

— Пусть будет там бутылка вина!

Смотрит — а бутылка уже в мешке.

Франческо закусил на славу, приободрился и весело зашагал по дороге. Теперь он был сыт и не хромал. На следующий день приходит он в город Мариану.[8] И на Корсике и во всей Италии этот город славился своими игорными домами.

У Франческо за душой но было ни сольдо. Взял он мешок и говорит:

— Сто тысяч скудо — в мешок!

И мешок наполнился золотом.

В мгновение ока распространился слух, что в город прибыл известный богач, принц ди Санто Франческо.

Надо заметить, что к городу Мариане чувствовал особое расположение черт. Он принимал образ цветущего красавца, со всеми играл в карты и у проигравших брал в уплату их души.

Узнал черт о богатом чужестранце, принце ди Санто Франческо, и в образе юноши явился к нему.

— Синьор принц, извините меня за бесцеремонность, но ваша слава искусного игрока столь велика, что я не устоял перед соблазном навестить вас.

— Вы меня смущаете, — ответил Франческо. — По правде, я в карты не играю, да и никогда раньше не брал их в руки; поучите меня, я с удовольствием сыграю с вами одну-две партии и под вашим руководством не замедлю стать заядлым картежником.

Черт так был доволен результатом своего визита, что при прощании забылся и, расшаркиваясь, неосторожно выставил ногу, отчего стало видно козлиное копыто.