Остался черт жить у Бедолаги, батраком заделался да так работает, что все только диву даются.

Стояла у мужика в хлеву одна-единственная коровенка, а батрак все поле навозом удобрил и в один день поле вспахал и засеял. Взошло зерно, как лес густой, заколосилось, собрал Бедолага урожай неслыханный. Дивятся люди — бедняк-бедняк, а глянь-ка ты! — хлеба полные закрома! Жена Бедолагу не ругает, дети не плачут. Осенью озимые посеяли, немало и на продажу пошло, а остаток девать некуда. И не придумать никак, что с ним делать.

Тут батрак и говорит:

— Хозяин, давай болото перепашем и засеем. Лето, примечаю, сухое будет. Вдруг да уродит земля!

Стал черт болото пахать, земля следом за плугом сохнет, как в печи. Забороновал, засеял — взошла пшеница!

Соседи, глядя, как он в грязь зерно бросает, чуть со смеху не лопались. А как собрал Бедолага осенью щедрый урожай, присмирели соседи, решили сами так же поступить.

Одним словом, разбогател Бедолага, работнику плату назначил, живет себе и в ус не дует.

На следующее лето бросились люди трясины пахать да засевать, а в хозяйстве у Бедолаги — все наоборот.

Говорит батрак хозяину:

— По всем приметам лето дождливое будет. Засеем-ка мы песчаные горушки, а соседи пусть себе в грязи копаются.

Выбрал черт горушки да пески, на которых никогда ничего не росло, вспахал, засеял. А тут как раз задождило, да так, что в низинах весь хлеб сгнил, на равнине — еле собрали, что посеяли. А на песчаных горушках стоят колосья чуть не до самого неба! Опять не знает Бедолага, куда ему зерно девать.

Тут черт и подумал: «За краюху хлеба, которую я украл, разочелся я с лихвой. Бедолага мой как сыр в масле катается, пора мне с ним прощаться, так не учинить ли ему напоследок пакость?» Говорит он хозяину:

— Глянь-ка, зерна у нас с избытком. Что теперь с ним делать станем?

— Как «что делать»? Будем есть на здоровье, нищим пожертвуем, на больницу пожертвуем, в долг дадим тем, у кого не уродило, а остаток пусть лежит себе про черный лень. Придет еще и неурожайный год.

Не понравились черту такие слова, он и толкует:

— Зерно в закромах держать — хлопот не обобраться. То его вороши, то следи, чтобы мыши не перепортили. Есть у меня одна думка, если удастся, принесет нам это дело немалую прибыль, честь и славу.

— Какое такое дело?

— Дело-то простое. Из ячменя варят люди пиво, а мы будем рожь варить да переваривать — авось что-нибудь умное и получится.

Отвечает Бедолага батраку:

— Пробуй сам, ежели хочешь. Моего ума на такое дело не достанет.

Принялся черт за работу, сделал котлы и кадки, начал тереть, мешать, кипятить, хмелю то и дело досыпает. Сварил напиток чистый, как вода, горький да крепкий, во рту от него жжет, как огнем. Заурчал черт на радостях, назвал напиток горилкой, разлил его по квартам, в рюмку валил, на стол поставил и хозяина пригласил.

Потянул Бедолага из рюмки, скривился, поперхнулся.

— Ой, горько! А жжет, будто ее сам черт варил!

Усмехнулся лукавый:

— Ничего! Чем крепче, тем охотней люди пьют. Выпей-ка еще рюмочку, не бойся, не повредит. Ведь это т же хлеб, только вареный.

Выпил Бедолага вторую рюмку, показалась она ему вовсе не такой жгучей.

— Горькая-то она, горькая, — говорит. — Да только от нее тепло по всему телу делается. Приятная вещь.

Налил черт третью:

— То ли будет, — говорит. — Давай еще по одной.

Чокнулись хозяин с батраком и одним духом по третьей выпили,

— Ей-богу, не горькая, — говорит Бедолага. — Вовсе не горькая!

— Мало сказать «не горькая», — говорит черт. — На редкость вкусная штука! Махнем-ка по четвертой!

А Бедолага уж сам рюмку подставил.

— Твое здоровье! — говорит. — И вправду на редкость вкусная. И веселит. Я словно на десять лет помолодел, кровь заиграла, ноги сами плясать просятся. Ой, не узнает меня моя баба, ой, не узнает!

— Нальем по пятой — еще веселей будет, — толкует черт.

— Оно бы и по шестой не повредило.

— Виват, горилка! — заорал хмельной черт и пустился в пляс по горнице.

— Постой-постой! — кричит Бедолага, а сам шестую себе налить силится. — Я бы тоже сплясал, да хата почему-то ходуном ходит и вверх тормашками встает.

А пьяненький черт приговаривает:

— Ой, чудится мне, что я в родном моем пекле, душа твоя у меня в кармане, а великий Люцифер, наш владыка, награждает меня сановным званием за выдумку мою, которая приведет к нам людских душ видимо-невидимо.

Тут кварта упала, разбилась, прибежала жена Бедолаги, а за ней дети, смотрят — а батька их с батраком пляшет. Начали они смеяться, первый раз сделался Бедолага для своих детей посмешищем. Жена не смеялась, она, бедная, поняла, что муж-то не в себе. А пьяных после великого веселья корчить начало, у черта изо рта черная смола потекла. Побежала женщина за цирюльником, привела его, смотрят — пьяные, где нагадили, там и рухнули. Один под лавкой спит, а другой — в свином корыте.

Проспались они, встали — головы не поднять, точно каменная.

— Не беда, — говорит черт. — Клин клином вышибают. Глотнем-ка по рюмочке.

И налил водки из жбана.

— Ой нет, я не буду, — стонет Бедолага,

— А ты одним духом со мной за компанию!

Послушался Бедолага, выпил.

— И верно! Сразу мне полегчало. Не выпить ли нам еще по единой? Зови соседей, пусть пьют-гуляют, больше меня Бедолагой не зовут!

А черту только того и надо.

— Сей миг! — говорит. — А чего дома не выпьем, корчмарю продадим.

Года не прошло, спился Бедолага и помер, землю и дом за долги продали, жена и детишки остались без хлеба, без крова, без одежки и пошли по белу свету милостыню просить да ехидные словечки про отца слушать.

С той-то поры и распространилась среди людей водка, истинный бич божий, которым люди сами себя хлещут по доброй воле. А вместе с ней приходят к людям голод и нищета. Уродует водка тело и душу хуже проказы, а тому, кто ее выдумал, тысячи душ в день приносит.

Пошел один мужик в лес по дрова, а жена ему хлеб на поду испекла и с собой дала. Положил мужик хлеб на пенек, а черт подкрался и унес его. Доставил хлеб в пекло, показал антихристу и говорит, что теперь-де наверняка добудет чью-нибудь душу — ведь мужики из-за хлеба непременно передерутся.

— Э-э, нет, так дело не пойдет, — ответил антихрист, собрал всех чертей, и постановили они, что виноватый должен пойти и положить хлеб туда, откуда украл, а еще в наказание быть ему семь лет в монастыре сборщиком милостыни для бедных и каяться.

Пришел черт на монастырское подворье и стал в сборщики подаяний проситься. А в монастыре как раз такого монаха не было. Приняли черта на полгода. Дали пару лошадей и телегу, стал он ездить из села в село, от пана к пану. Подают ему столько, что впору и вторую телегу просить, чтобы довезти пожертвования до монастыря.

Привезет все в монастырь, отдаст настоятелю и опять едет.

И вот однажды приехал он в одно богатое имение, а хозяина дома нет. Говорит ему хозяйка:

— Муж в город по делам уехал, а у меня нет ничего. Возьми вот пару грошей медных.

А этот хозяин всегда хитрил: как кто из гостей во двор, так он — в шкаф, чтобы гости его не объедали.

Поехал себе монах дальше. Ездил, ездил, приехал в один дом и попал к самому обеду. В это время как раз повар сома поджарил, рыбу на стол подают. Гости уж сыты, но каждый сома по куску берет и на тарелку себе кладет. Видит монах, что про его кучера совсем забыли, а кучер с утра ничего не ел. Тут монах сделал вид, что его тошнит после здешнего угощения. Гости в другую комнату убежали, а он взял рыбу, отнес ее кучеру и говорит:

— Бери, ешь! Раз тебе ничего другого не дали, значит, весь сом твой.

А гости тем временем опять к столу пришли, смотрят — где сом? А сома уж и след простыл. Подал хозяин монаху милостыню, и поехал он дальше.

Приехал он как-то опять к дому, где богач жил. Попал к обеду, а хозяина опять дома нет. Он тогда что сделал? Висел там на стене заряженный пистолет. Монах взял его, нарисовал мелом круг на дверце шкафа как раз против сердца хозяина, отошел, прицелился, а сам спрашивает у хозяйки:

— Как вы думаете, хозяюшка, попаду я в этот круг или нет?

А хозяйка кричит, просит-молит не стрелять, а то муж ее погибнет.

— Ведь мужа-то вашего дома нет!

— Ой, дома он, дома, в том шкафу сидит!

Вышел хозяин из шкафа, а монах и говорит:

— Вон оно как паны по шкафам путешествуют, когда к ним незнакомые люди приезжают.

Пан молчит, стыдно ему, а монах подаяние просит. Был у пана в стаде страшенный бык, такой злой, что никто чужой подступиться к нему не мог. Сказал тут пан, что жертвует монастырю быка, а сам-то надеется, что монаху с быком не справиться. Пошел монах, поймал быка, привязал его цепью к телеге и потащил прочь. Удивился хозяин.