– Прямо в первом классе? – осторожно спросила Рита Шито-Крыто.
Зубодериха, прищурившись, посмотрела на нее и поправила очки. Похоже было, что она сомневается, стоит ли ей отвечать. Но остролицая Рита была одной из любимых ее учениц, и Зубодериха смягчилась:
– Хорошее замечание, Шито-Крыто! Обычно роковую порчу проходили в пятом классе, когда ученики уже овладели большинством навыков. Однако сейчас, в связи с некоторыми обстоятельствами, Сарданапал посоветовал мне провести уроки по роковой порче во всех классах.
Таня и Ванька Валялкин переглянулись. «В связи с некоторыми обстоятельствами» звучало грозно и неопределенно. И потому страшно.
– А зачем такая спешка? Что, кто-то может ее наложить, эту порчу? – поинтересовался Ванька.
Зубодериха скрестила на груди руки. Похоже было, что вопрос застал ее врасплох.
– Что за глупости, Валялкин? С чего ты это взял? – нервно ответила она. – И больше чтоб никаких вопросов! Всем ясно? А теперь запоминайте. Действует роковая порча следующим образом: вначале сильная резь в животе, потом тот, на кого она наложена, съеживается и становится похожим на мумию. Снять порчу можно только в течение первых пяти минут. Если эти пять минут упущены, помочь вам не сможет даже Сарданапал. Можно сразу заворачиваться в белую простыню и отправляться на кладбище! Все понятно, Склепова?
– Чего уж тут непонятного? – неохотно буркнула Гробыня.
– Вот и прекрасно! Запоминайте дальше! Для снятия роковой порчи существует одно-единственное заклинание: «Дуллис нуллис». Первый слог долгий, в последнем слове ударение на «у». Заклинание необходимо сопровождать двойной зеленой или красной искрой. Кроме того, необходимо крайнее напряжение воли. Если вы замешкались или испугались – это все, конец…
Зубодериха сделала внушительную паузу и несколько раз повторила заклинание отвода.
– А теперь перейдем к практическим занятиям. Есть желающие испытать на себе действие рокового проклятия?
Желающих не оказалось. Все, на ком случайно останавливался взгляд Зубодерихи, пытались незаметно сползти под парту. Рита Шито-Крыто даже как-то ухитрилась стать невидимой. Правда, только частично, потому что одежда все равно была видна.
– Очень жаль, что все такие трусы! – удрученно сказала Зубодериха. – Тогда придется кого-нибудь выбрать самой.
Она прошлась по классу, пристально вглядываясь в каждого из ребят. Гробыня дрожала. Громадный Гуня Гломов безуспешно пытался спрятаться за пеналом. У Баб-Ягуна громко стучала нижняя челюсть. Внезапно Зубодериха остановилась, показала пальцем на Верку Попугаеву и негромко произнесла:
– Пробкис вырубонис!
– А-а-а! – Верка завизжала и рухнула со своего стула.
Гроб на колесиках нетерпеливо захлопал крышкой.
– Она умерла! Умерла! Ее убили! – закричала Дуся Пупсикова, с ужасом уставившись на свою подругу, неподвижно растянувшуюся на полу.
Класс замер. По лицу у Попугаевой разливалась смертельная бледность, руки были раскинуты. Пунцовел лишь красный, некогда прищемленный дверью носик.
Зубодериха неторопливо подошла к Верке и присела рядом на корточки.
– Она умерла, умерла! – продолжала причитать Пупсикова.
– Умерла, говоришь? Не думаю! Да и не с чего! – насмешливо произнесла Зубодериха. – Я только хотела попросить Веру помочь мне. Да будет вам известно, что «Пробкис вырубонис» – простейшее заклинание, гасящее свет. Мы проходили это на одном из первых уроков. Мне обидно, что Попугаева так невнимательно слушает объяснения и имеет такую дырявую память!
Немного погодя Верка осторожно открыла глаза и присела, явно пребывая в сомнении, на каком она свете – на том или еще на этом. Все убедились, что она действительно жива и здорова, а если и хлопнулась в обморок, то лишь от страха. Она смогла даже выпустить зеленую искру и погасить в классе все светильники. Класс погрузился в полутьму, лишь сквозь неплотно задернутые шторы пробивалось несколько слабых лучей.
– Чудненько, просто чудненько, – сказала Зубодериха. – Роковую порчу обычно накладывают ночью, так что и снимать ее вам придется в темноте.
В голосе у преподавательницы прозвучало хорошо скрытое злорадство. Тане, которая в этот миг смотрела на нее, почудилось, что сквозь толстые стекла очков Зубодерихи ударил яркий голубоватый свет. Но это длилось всего лишь миг…
– Гроттер! – вдруг услышала Таня. – Попрошу вас выйти на середину класса и встать возле моего стола!
Таня вздрогнула и встала. Колени у нее ослабли и подламывались. До сих пор Зубодериха ни разу не посмотрела на нее, так что этот вызов оказался совсем неожиданным.
Цепляясь за парты, Таня вышла к учительскому столу. Мысли у нее путались. В полутьме она видела, как Зубодериха нацелила на нее свой длинный палец и начертила на сгустившемся сиреневом воздухе страшный знак из нескольких пересекающихся линий.
– Фурыллис эббус труфус бонирайис аппедицитус болотомус! – негромко произнесла она.
Страшный иероглиф пришел в движение и стал наползать на Таню, неторопливо вращаясь и рассекая тьму острыми краями. Девочка вскрикнула и попыталась отбить знак ладонью, но он уже сам растаял.
А потом Таня вдруг ощутила, как желудок у нее сжался чудовищным комом. Не устояв на ногах, она упала. Виски ломило, голова пульсировала болью. Гроб на колесиках заскрипел и кистями стал отстукивать похоронный марш.
Внутри Таня ощутила сосущую пустоту. Из нее словно глоток за глотком, капля за каплей выпивали жизнь. Она пыталась, но никак не могла вспомнить контрзаклинание… Вообще ни одного заклинания, даже простейшего, полетного, которое произносила по десять раз на дню.
«Я умираю? Или уже умерла? А, какая разница!» – мелькнула равнодушная, какая-то чужая мысль.
Безразличие охватило ее, все остальное она помнила уже точно в полусне.
– Сражайся! – крикнула ей Зубодериха. – Сражайся! Вспоминай! У тебя осталось только две минуты!
Таня попыталась встать, но пол притягивал ее. Сделав усилие, она сумела лишь присесть. Голова кружилась. Внутри был все тот же мрак и пустота, пустота, пустота. Она равнодушно, почти не различая слов, следила, как округляются в крике губы Зубодерихи, как Ванька Валялкин и Баб-Ягун срываются с места и бегут к ней.
– Дуллис нуллис! – кричал Баб-Ягун.
– Дуллис нуллис! Скажи дуллис нуллис! – тряс ее за плечо Ванька.
Таня и слышала их, и не слышала. Голова у нее раскалывалась от тупой боли. Теперь она уже знала, что нужно прознести, чтобы снять сглаз, но почему-то медлила.
Медлила потому, что ей мерещилось, как из темноты выплывают яркие рубиновые буквы. Выплывают и складываются в краткую и страшную фразу.
– Гряллиум пуллиум! – выпалила Таня, не задумываясь.
Кольцо Феофила Гроттера, раскалившись, выбросило тройную красную искру. В темном классе полыхнула ослепительная вспышка. Баб-Ягун и Ванька, как картонные фигуры, разлетелись, опрокинув парты. Даже Зубодериха едва устояла на ногах. С гроба на колесиках сорвало крышку. Старинные рамы, сохранившиеся со времен Древнира, разом лишились всех стекол.
Таня, покачиваясь, встала. Виски у нее еще ныли, но боль уже прошла. Почему-то она была уверена, что роковой сглаз уже не висит над ней Дамокловым мечом. Она сумела исцелиться, но как? Этого она и сама не понимала. Более того, заклинание, которое она только что выкрикнула, помнилось ей уже как-то смутно.
– Тройная красная искра! Ну Гроттерша дает! И это на «белом» отделении! Да сам Клопп никогда не выпускал больше двух красных искр сразу! – услышала она пораженный возглас Гробыни.
«Темные» маги смотрели на нее с уважением, «белые» – со страхом и непониманием. Ванька и Баб-Ягун, морщась, поднимались на ноги. На их лицах были обида и непонимание. К Тане они уже не подходили.
Она сама бросилась было к ним, чтобы попросить прощения, но Ягун с Ванькой отстранились, и она замерла. Всем ясно было, что произошло что-то ужасное, неожиданное, что-то, что не должно было случиться…
Зубодериха слепо нашаривала на полу треснувшие очки. Наконец кто-то подал их ей, и она сумела их надеть.
– Всем выйти из класса! Гроттер, останься! Кто-нибудь позовите Сарданапала, – крикнула Зубодериха севшим голосом.
Таня не запомнила, когда из класса выскользнул последний ученик и вошел академик Черноморов. Она опомнилась, лишь когда вспыхнули светильники. Оказалось, что она стоит посреди класса рядом с опрокинутой партой, а Сарданапал с Зубодерихой неотрывно смотрят на нее, словно пытаются увидеть что-то глубоко сокрытое.
– Я не знаю, как такое могло произойти… – оправдываясь, торопливо говорила Зубодериха. – Я вызвала Гроттер, потому что была уверена, что она справится. Ей не грозило ничего серьезного. Отводящее заклинание совсем несложное, и потом, я была рядом… Но Гроттер… Вы сами видите, академик, она сняла роковую порчу сама, причем очень странным образом. Даже не знаю, сможет ли она теперь оставаться в Тибидохсе. Она произнесла… – тут Зубодериха, пугливо прикрыв глаза и крепко обхватив ладонью свой перстень, что-то шепнула на ухо Сарданапалу.