— Оборотись золотым клещом и спрячься в кустике джавшана, потом заговори аркан, которым станешь ловить своего коня, — шесть саженей его переднего конца должны быть плетеными, — лежи тихо и жди. Залечь надо на рассвете. Когда солнце поднимется высоко, сойдет к воде пестрая кобылица с рыжевато-буланым жеребенком.

Только он туда прыгнул, залег посредине озера, как тотчас спустилась к воде пестрая кобылица, ведя за собой рыжевато-буланого жеребенка. Напилась воды, а напившись, стала щипать траву. Подбежал рыжевато-буланый жеребенок и трижды обежал вокруг — молодой ведь, не станет скучать! — хотел побежать за матерью, да Хевис Сююдюр успел уже заговорить свой аркан и бросил его — иначе и быть не могло. «Если это скакун, предназначенный мне судьбой, тогда попади, не минуя всех его шести шейных позвонков!»— такими словами заговорил он аркан и бросил его, и он, конечно, охватил шею жеребенка, не минуя всех его шести позвонков.

Жеребенок протащил за собой Хевис Сююдюра по всему нижнему миру, не останавливаясь. Бежал он в горы — горы рушились, бежал он по степям — степи распадались. Горы становились степями, степи становились озерами — могло ли быть иначе? Беднягу Хевис Сююдюра так растрясло, что он лишился чувств. А когда пришел в себя, закричал:

— Уходит моя золотая жизнь! Ломаются мои бедра! Если ты конь, предназначенный мне судьбой, остановись!

И пока он упирался и дергал аркан, конь сказал:

— Если ты хозяин, назначенный мне судьбой, быстро яви мне приметы!

И тогда взял он двенадцать молний-стрел Алтая, свистнул и сотворил перед собой тройную радугу. Потом брызгнул слюной изо рта, и выгнулась на солнце тройная радуга. Тут жеребец остановился и сказал:

— Я думал, ты просто земной враг и разбойник. Потому-то я испугался и убежал.

Его белые, как алюминий, зубы лязгнули, его добрые мысли сверкнули в глазах, он остановился и заржал — тихо и сдержанно.

Теперь, когда оба героя познакомились, Хевис Сююдюр трижды погладил голову Дёнен Хулы, который превратился уже в четырехлетнего рыжевато-буланого жеребца. Дёнен Хула чихнул трижды и не сдвинулся с места. Хевис Сююдюр сделал ему из своего аркана с серебряным плетеным концом длиной в шесть саженей недоуздок, сел на него без седла и поехал — иначе и быть не могло — к старшему брату и золовке.

Подъехал. Вышла золовка из юрты и видит: прискакал Хевис Сююдюр, поймавший Дёнен Хулу.

«Ну, младший наш брат, разве сможет теперь кто-нибудь победить тебя!» — подумала она. И пока она стояла и радовалась, глядя на Хевис Сююдюра, возвратился Алдыычы Мерген с одним из своих табунов.

— Ах, — закричал он, — вернулся твой Гургулдай! Я умираю! Я погибаю! — С криком и визгом бросился он в юрту и забился под кровать.

Тут жена его сказала:

— Ах, да это не Гургулдай! Это твой брат Хевис Сююдюр! Теперь снова вспыхнет твой потухший было огонь и опять оживет твой погибший жизненный дух. Не умирай, не погибай! — И с этими словами она вытащила его.

Потом велела она Алдыычы Мергену сесть на почетное место, сказала: «Сиди!» — и выбежала из юрты, чтобы встретить Хевис Сююдюра.

Она почтительно взяла за повод его коня, перед юртой помогла спешиться младшему брату, привязала его коня к молодому сандаловому дереву так, чтобы на него падала тень старого сандала, и ввела младшего брата в юрту. Потом раздула она огонь без дыма, приготовила еду без пара, наполнила пиалы едой. Тогда Хевис Сююдюр спросил:

— Тот ли это конь, на котором мне суждено ездить?

И она отвечала:

— Да, тот самый, это и есть тот конь, на котором тебе суждено ездить. А сейчас ты получишь снаряжение, которое тебе предназначено.

Первым делом — иначе и быть не могло — накинула она на голову Дёнен Хулы серебряную уздечку, на трензельных кольцах которой с обеих сторон сиял свет солнца и луны.

— А теперь что? — спросил он.

Она сбила из шерсти столько ваты, что на нее могли бы улечься сорок человек, одним махом подняла на коня черное, как наковальня, седло, на котором могли бы одновременно ехать сорок человек. Она пригнала седло к спине коня, широкой, как Алтай. Взяла нагрудный ремень, сплетенный из шестидесяти ремешков и надела на его золотую грудь. Махнула рукой — и появился [60] гравированный нагрудный ремень из меди, и стянула она им грудь коня. Взяла его подхвостник, литой из сплава. Протянула гравированный подхвостник из меди и серебра под его хвостом. Так снарядила она статного его коня. А теперь — иначе и быть не могло — понадобилось снаряжение доблестного мужа.

Скинула она ему прочные и крепкие сапоги с загнутыми вверх носами, сшитые из кожи шестидесяти разных животных, и, когда он натянул их на обе ноги, она дала ему белые штаны богатыря, прочно сшитые из шкур белого архара и отороченные мехом джейрана, и велела ему натянуть их на соколиные колена — иначе и быть не могло. Она подала ему шубу, сшитую из шкур ста диких зверей, подобранных по цвету, и отороченную мехом джейрана, и она пришлась ему как раз по плечам. Скинула ему пояс, сшитый из собранной в складки шкуры трехлетнего архара, и опоясала им его бедра. Скинула она ему шапку с твердым дном, сшитую из собранных в складки шкур шестидесяти разных видов зверей и подбитую лапками семидесяти видов зверей, и подогнала ее по его черноволосой голове. Скинула она ему четырехгранную плетку, свитую и сплетенную из кожи быка-трехлетка, скрученную и связанную из кожи быка-четырехлетка, и накинула ее петлю на его запястье. На шапке его, говорят, был шарик, сплетенный из шестидесяти нитей. Спустила она из этого шарика шестьдесят красиво переплетенных золотых нитей и ими обвила его косу и украсила ему спину меж лопаток. Скинула она ему черный тангутский [61] лук, верх которого был украшен фигурками двух бодающихся горных козлов, и повесила его герою за спину так, что ок как раз уместился меж плеч. Скинула она ему колчан и стрелы, способные повергнуть скверных врагов, и повесила их ему наискосок на грудь — иначе и быть не могло.

Теперь наконец снаряжение славного мужа и коня стало, можно считать, полным. И сказала тогда золовка доброго героя:

— С таким снаряжением да при его-то храбрости ничто уже не сможет одолеть нашего мальчика! — И Хевис Сююдюр одним махом опрокинул поданную ею чашу.

Вскочил Хевис Сююдюр на коня Дёнен Хула и ускакал, чтобы отомстить врагу — а как же иначе? А золовка стояла и глядела ему вслед — ах, мой милый, нет, не победить его обычному человеку! А шарик из шестидесяти нитей казался вдали горой, покрытой лесом. Посмотрела она на его плечи — и показались они ей двумя горными хребтами. Посмотрела на его тело — и было оно как огромная гора.

— Ай, как может кто-нибудь победить такое создание? — сказала она Алдыычы Мергену. — Он отомстит за нас во что бы то ни стало. Ну, старик, уже по тому, как уезжает наш младший брат, видно, что он во что бы то ни стало отомстит и возвратится к нам.

— Ай-яй-яй, он ведь еще малыш, его мясо еще не стало мясом, его кровь еще не стала кровью. Ну разве он из тех, кто мог бы отомстить. Надо бы, наверное, мне! — говорил Алдыычы Мерген.

— Ах, какие у тебя честолюбивые мысли! Если так, почему ж ты давно уже не отомстил? Не надо таких слов! — говорила жена Алдыычы Мергену.

A-а, наш герой, рожденный мужем, был уже, конечно, на пути в ненавистную землю, где он надеялся остудить свою ненависть и отомстить за содеянное ему зло. Месячное расстояние он проезжал за сутки, суточное расстояние он проезжал за полсуток, так он гнал, сокращая расстояние между Алтаем и остальным миром, — а что же ему было еще делать?

Вот едет так наш герой, рожденный мужем, и видит: повалено множество деревьев, и все — с одной горы.

— Что это за дрова? Как же нам здесь проехать, почему здесь обрывается дорога? — спросил он.

— Я слыхал что-то в этом роде о землях двенадцатиглавого мангыса. Говорят, эти деревья пронзают людей, попавших в завал, и те погибают, — отвечал конь Дёнен Хула.

Хевис Сююдюр спросил:

— А что же нам теперь делать?